ИНДИЙСКОЕ  КИНО

(любителям мыльных опер)

Я, как в Хайфу переехал, сразу на Кармеле поселился.
Местечко, доложу вам, престижное, а поэтому не дешёвое.

Вся знать городская, прослойка интеллектуальная побогаче  и шушера местная с той горы на море Средиземное любуется. Теперь и я. Только они с балконов и лоджий в тени кипарисов, а я, пробегая рысью мимо смотровых площадок, до которых в июльскую жару телепаться да потом обратно... Сами понимаете.

В общем, так: если сильно пивом не увлекаться, на воде горячей экономить и на транспорте, местечко - по карману. Тем более, - у них балконы и лоджии в четырёхэтажных виллах на столбах, а у меня первый этаж на земле, в бывшей подсобке строительной.

Зато узилище моё, укрыто густо переплетённой зеленью, половая керамика долго держит ночную прохладу, вентилятор раздувает щёки. Собаки заглядывают, кошки попрошайничают, - значит жить можно.

Изредка на глоток водицы и свежего воздуха набегает Аркадий, уборщик мусора с авеню Мориа. Высушенный горячим солнцем, хлопотливый мужичок с пятнистым, красно-коричневым лицом и пулемётным, шокающим говором западенца. Усы, брови густы и обвислы, как положено в самостийной, но по национальности - еврей. А откуда тут быть бендеровцу?

Шустрый, говорливый, вроде парикмахера или спортсмена-акробата бывшего. Всё обещал визит нанести официальный с сальцем, водочкой и разговором душевным. Да всё - никак. Некогда всё, - забот полон рот. С завтрака до ужина без завтрака и ужина на слизывающем с тротуаров всё живое солнце, метлой и лопатой орудует. А как отпустит светило землю святую на покой ночной, - мелкой трусцой по ступенькам вниз, на Адар к постели сестры хворой. Шесть лет уже - единственная опора.

Сам весь в веригах, а на меня поглядывает с участливой жалостью, - малообеспеченный, мол, безработный, худой, жильё тесное, никудышное. Сижу днями-ночами за ящиком бездушным, время понапрасну убиваю. -  Шёл бы лучше подъезды мыть, - невелик заработок, да скор, - жизни израильской задарма учит.

Принёс как-то стул складной, сел под вентилятор и поведал свою историю, - Кино индийское, Толян, из личной жизни. Нарочно не придумаешь. Опиши в достойных словах на предмет гонорара, раз подъезды драить отказываешься, - и приступил...

-  Болот, Болот, - як услыхал, - Болот, - шо тако, смекаю. Ло тов, Аркадий, ло тов, - западенский еврей скрючился на краю стула, сидение в кулаки зажав. Покачивается в такт хриплой мелодии рассказа, наполняя паузы пустоглазой тоской, - а ты говоришь...

Но я-то, как раз, молчу, следую за грустной повестью судьбы его хитросплетённой. Простудный басок Аркадия сливает гокающий закарпатский, местечковый львовский, ленивый русский, мелкий иврит в общий поток, из которого не без труда улавливается замысловатая нить сюжета. Действительно, - индийское кино.

Издалека начал, с рождения, с детства.

Дитя любви советской, лагерной, произведён был на свет Б-жий в 52-м, предпоследнем сталинском.

Какими обстоятельствами, правдами-неправдами на поселении в Тай-Урьи возник, - до сей поры не ведает. Как не знает, за какие грехи и сколько лет родители срок тянули. Как не помнит, собственно, родителей, потому что в 54-м отец, проводив жену, изошедшую кровохарканием, в край посёлка гулаговского, на затрапезное лагерное кладбище, увёз наследника в опасный послевоенный Львов.

-  Ты ж понимаешь, шо я там помню... Ло зохер шум давар. Ло зохер... Кресты тай звезды ржавые, кресты тай звезды. Ото - помню.

Не много и отца помнит, - та же чахотка доконала. Разве что погост поприличнее во Львове, да было кому проводить.

Угодил тогда двухгодовалый Аркадий, на руки родни отцовской, собравшей под кров дома, войной битого, но устоявшего, остатки рода фармакологов Кассинских, по лагерям и гетто размазанного. Чудом смерти избежали. Что с той стороны, гулаговской, что с этой, оккупированной.

Из фармакологов, - кто куда, - в провизоры, в санитары, в мелкие ремёсла, в лавочники. Семью в шестнадцать ртов поднимать.         

-  Як драл нас дядька Борух, як драл! От души драл. Потом вмэр. Бесэдер, нам было достаточно. Уси поднялися, человиками стали, тильки я футболистом. Шоб ты знал, Толян, еврей-футболист во Львови - це дюже надир. Надир меод.

Ну, вот, - немного промахнулся я с профессией. Не акробат он, - футболист бывший. Чего только не наплёл: города, имена, игры, победы, травмы, тренеры, судьи, подкупы, деньги, и какие деньги! Что ещё можно услышать от футбольного функционера уровня львовских «Карпат»? Пока сюжет в молодую семью не упёрся.

Скосили его как-то на выездном матче в Донецке, - в кость сыграли. - Во, гляди, яки шрамы, - задрал он штанину, - шо, убедився? Убедился.

-  Подлечился, стал на ноги, но гонять по поляне - время прошедшее. И куды дале?

А куда ещё, - техникум физкультурный, потом институт, за ним прямая дорога в тренеры. В институте - две девочки из группы по общефизической подготовке. И вот тут пошло нараскосяк, - полюбил красавицу - полячку Катерину. А та, - на дружка, правого инсайда Васю глаз положила и окрутила на раз. Ну, и «друг всегда уступить готов...», - с горя, женился на другой, - метательнице ядер Галочке. Женился, успешно закончил учёбу и довольно быстро взбежал по карьерной лесенке к заметным физкультурным чинам. Карьера и развела.

У него всё чётко, - партия, профсоюз, Центральный Совет, Киев, Спартакиады народов, квартира, машина, госдача, сауны, пьянки, девицы, тяжёлая пища, ожирение...

А Катерина с Василием помаячили где-то в отдалении, родили, и куда-то переехали. Там, кажется, разошлись и растворились в пространстве и памяти.

-  Вэ аз аколь Олях ле азазель... И пошло оно всё прахом...

Да, пока Аркадий по дачам и саунам обвисшим брюхом меж юных тел тёрся, раздобревшая супруга его, бывшая ядер метательница, нашла почвоведа, подготовила почву, и сбросила однажды загулявшего мужа с лестницы хорошо поставленным броском, пихнув вслед пару чемоданов, мяч с автографами чемпионов и кубок второй лиги украинского футбола.

А заодно, смахнула с высокого кресла комитетского. Те ещё времена были, - активное участие принимали партия и профсоюз в личной жизни советских граждан. Как же, - школа коммунизма!

И свалился бы Аркаша на дно, только смута великая обрушилась на СССР, с отделением союзных республик и прихватизацией всего, что плохо лежало. А лежало плохо, практически, всё, в том числе, именитые футбольные клубы. Дружки прежние отыскали и посадили во львовские «Карпаты» зиц-председателем, потому что осанка осталась, имя, речёвки, жесты и школа коммунизма.

В заместители подсунули дружка бывшего, Васю, из небытия выскочившего, как чёрт из табакерки. Рулить, мол, будет Вася, а тебе, Аркаша, - ответственность брать, неурядицы разводить и штрафы оплачивать.

И пошла-поехала весёлая жизнь. Ловчили сначала по мелочам, - спортивная экипировка, талоны на питание. Дальше - больше: премии, распределение жилья, договорные матчи за инвалюту... Притёрлись потихоньку друзья-соперники и покатили воз. Каждый в свой огород, как позже выяснилось.

А где затерялись следы любви Аркадия, первой, тайной, жгучей? Куда девалась гордячка Катерина из группы по общефизической? От Васи ничего не добился, - он такого туману напустил, - не пробиться. Ну, и махнул рукой, - всколыхнулось, было, сердце памятью и выровнялось. А в 95-м прислали в клуб Юлию Болот, практикантку молодую из медицинского. Говор тихий, фигурка угловатая, без дела взор не вознесёт, но по делу - волевая, твёрдая, упёртая. Тихой сапой подобралась Юленька к слабому сердцу шефа, искренностью задела, преданностью, чистотой. И пошло по кругу, - смятение чувств, маята преодоления (ему - 45, ей - 21), скромные знаки внимания, букетики, сувениры из заграничных вояжей, встречи в мелких кафе на городских окраинах. Наконец решился, неуклюжее, в сомнениях, признание с просьбой руки, - и это... сердца...

А она возьми и согласись, скромница Юлия Болот, - без лишних слов, волнений и предварительного обдумывания. Но попросила с мамой познакомиться, для порядка и за благословением. Обязательная программа, - обаять родительницу. Парадный костюм, тесный галстук, прилизанный пробор, букет белых роз, шампанское, торт, - чтобы не в грязь лицом.

А в дверном проёме, на пороге дома панельного, с улыбкой растерянной, любовь его первая встречает, - Катерина из группы по общефизической...

-  Ну, Толян, шо я тебе говорил? Це-ж кино, - Аркадий мерно раскачивается на стуле, - кино индийское, не меньше...

Дальше - больше. Свадьбу отыграли скорую. С Катериной. Дочь Юля в сторону отошла, не возразила, не заклеймила, изобразила смирение. А Василий изобразил недоумение, но проявил благую расположенность и даже принял в процессе живое участие. Искренне пожелал. Стали жить-поживать, - все условия к тому: роскошная квартира в центре Львова, «Вольво», дача над озером и прочие признаки всё возрастающего благополучия.

Теперь история Катерины, если я не сильно утомил вас, господа. Как утомил меня мрачный Аркадий, маятником раскачиваясь на стуле.
Двадцать лет назад спортивная кочевая планида занесла молодую семью в амбициозный воронежский «Факел». Что-то там не сработалось с главным тренером, - Вася прочно сел на скамейку запасных и потихоньку стал прикладываться к стакану.

Гордячка Катерина дурных наклонностей мужа не вынесла. Положила свой чёрный глаз на врача спортивного, разбила две семьи, получила в паспорт штамп любви неодолимой и укатила с новым суженым в Ригу. Екатерина Болот, - так отныне звучало её имя. Дочка Юля тоже сменила фамилию.

Узы нового брака связывали врача не очень долго. Семейство венгерских евреев, революцией в Россию призванных, отравило слабодушного эскулапа ядовитыми сравнениями и мрачными предсказаниями. Муж, подавляя  рыдания, сказал: «прости, Катя, прощай» и вернулся в лоно прежней семьи, обмотанный соплями раскаяния, оставив на память несбывшиеся европейские мечты и протяжную, как коровье ботало, фамилию, - Болот... Болот...

Возвращение и дальнейшая жизнь Катерины в печальном статусе матери-одиночки покрыты мраком. Но Аркадий к ним интереса не проявил. Он был счастьем упоён. Ровно год. Через год вскрылась, невзначай, тайная связь бывшего друга, ныне заместителя по финансам, Василия с бывшей женой своей, ныне законной женой зиц - председателя. Заодно осветились тёмные финансовые операции, хорошо отстирывающие через вверенный Аркадию футбольный клуб потоки зелёных, умело направляемые верным замом на счета высокопоставленных благодетелей и собственный. В одной уютной европейской стране. Трепыхнулся председатель, к справедливости и совести обращаясь, но такие получил, уверения в благом исходе! Такие! Что откупиться смог признаками благополучия, высоким постом и материальными накоплениями. Расстался навсегда с бытовыми удобствами и иллюзиями.

Вот тогда и дошли до него призывы сестры двоюродной, давно осевшей в Израиле, остаток жизни посвятить земле Святой.

-  Бросил усё к чёртовой матери. Слава Б-гу, живой ноги унёс...

Конец фильма? Все веселятся и танцуют Рама-Кришну? Нет, ребята, жизнь сложнее. И финальные сцены сериала ещё впереди.

-  И шо ты думаешь, Толян, яка оказалася фамилия у моей родной мамы? Кассинская? Чёрта лысого, - я ж за усю жизнь метрики в глаза не бачив, кой-как в архивах найшли. Заполняю анкету, - «девичья фамилия матери», - и шо ты думаешь, Толян? Болот! А? Болот! Ата мевин зэ? И шо ты думаешь, это усё? Чёрта лысого!

Шесть лет он в Израиле, шесть лет метёт улицы (а что он ещё может, функционер футбольный?) и шесть лет, без малого, у изголовья сестры парализованной. С объятиями распростёртыми встретила, кров предоставила и свалилась в одночасье - инсульт. Связала на все оставшиеся года.

- Не, Толян, слухай дале, это не усё кино. Сосидка, ну с год як поселилася. Шалом, - шалом. Ма нишма? - Бесэдер. Наружность, не казать шоб краля, - аккуратна. Това меод.

Аркадий устал, рассказывает длинно, нудно, враскачку...

Короче, понравилась ему женщина. Приятная, приветливая, да и возраст, опять же, подходящий, не больше пятидесяти. Шустрая, оборотистая, - всё что нужно. Познакомились поближе. Фридой зовут, репатриировалась из Венгрии, работает метапелет. То, что надо. Потихоньку в дом вошла к сестре с заботой и уходом. Поладили. На подошедший Пэсах накрыли традиционный стол, усадили, обложив подушками, сестру, удивили друг друга подарками, винца накатили, расслабились в тёплом свете миноры... А ближе к ночи воспылали чувствами, ринулись в костёр плотских желаний и совершили акт самосожжения.

Утром реализованное одобрили и отношения решили оформить, предоставив верительные. Он - Аркадий Кассинский, она - Фрида... Болот...

-  Болот! Бо-лот! - як услыхал, Болот, - ло тов, - смекаю, - ло тов, Толян!

Дальше я просто не в силах распутывать историю Аркадия. Подытожим для терпеливых.

Вера, мать Аркадия, Фрида, его израильская подруга, и Юлий, - недолгий прибалтийский муж Катерины, двоюродные брат и сёстры. Только разница в возрасте неправдоподобно велика. Вот теперь, всё, если не считать того пустяка, что главный герой с удовольствием переспал со своей родственницей по материн-ской линии. - О така жисть, Толян. Индийско кино... в Израиле...

Вот теперь, - песни, танцы, «Хинди-Руси-Исраэль, - бхай-бхай!» 

Конец фильма.