Немного из истории семьи...

Появилась я на свет - 13 января 1940 года в молодой семье красавца, балагура, души компаний, украинца Козыренко Василия Григорьевича и нежной, милой, кубанской казачки Новосельцевой Зинаиды Пименовны. Судьба моего отца  Василия была тягостной и безжалостной. Отец его погиб в Гражданскую войну, а в 1922-ом голод погнал семью отца с Украины на юг. Его мать, с пятилетней сестренкой на руках, бросила одиннадцатилетнего Василия на вокзале Сталинграда и пропала из вида на долгие-долгие годы. И лишь много лет спустя, когда Василий был уже женат, она вдруг отыскала его и предъявила претензии на материальную помощь...

А тогда, на вокзале, плачущего мальчишку подобрал дежурный милиционер и определил его в детский приемник. По окончании начальной школы, Василия отправили на учебу в мореходку. Получив специальность моториста, был направлен на работу в Каспийскую флотилию.  

Семья моей мамы бежала с Кубани из когда-то богатой станицы Вешенской, спасаясь от голода в 1921 году. Там три года подряд свирепствовали засуха и отряды продразверстки. Семья была многодетной. Из 12 детей остались в живых шестеро, четверо сыновей и две дочери, одна из которых, в дальнейшем и стала моей мамой. Остальные дети умерли от болезней, голода и лишений по дороге бегства. Мужа бабушки расстреляли коммунисты, как середняка, имевшего свое крепкое хозяйство. Дед взял бабушку с достойным приданным, так как она была из состоятельной семьи приволжских немцев. Брат её владел портом в Астрахани.

С большим трудом остатки семьи добрались до Баку и остались в нем на постоянное  жительство. Невозможно представить себе те страшные беды, которые пришлось пережить многодетной семье... Мама с десяти лет мыла и стирала на состоятельных людей вместе с сестрой и бабушкой. И результат не замедлил сказаться. Она заболела острой формой ревматизма. На четыре года её поместили в санаторного типа детский дом №10 в поселке Мардакьяны Приморского района. Там она закончила четыре класса начальной школы. Это и было все её образование.

-------------------------------------------------------

Когда мама вышла замуж за отца, они поселились в небольшом двухэтажном доме у подножия Шуланского маяка Апшеронского района. Первый этаж дома занимала радиорубка, а второй наша семья. Рожать детей отец отвозил маму в город, где в районе Баилова, (это район военного порта, где жили семьи моряков), проживала наша бабушка с четырьмя сыновьями и младшей дочерью.  

К началу войны нас, малых детей в семье, было уже трое: - Брат Геннадий 1935г.р., сестра Фаина 1938г.р. и я, совсем ещё крохотная малышка. На высокой скале возвышался Шуланский маяк, а напротив него отлично просматривался остров Артём. От материка его отделяла узкая полоска моря. На острове располагалась морская военная база. Работая мотористом на катере, отец развозил по пограничным точкам военных моряков. В 1939 году началось строительство дамбы. Она-то и соединила материк с островом. В строительстве насыпной дамбы принимало участие почти всё население поселка Зыря, в том числе и моя мама.  

По тем временам, а это был 1934 год, семья считалась обеспеченной, особенно в питании. Оно, можно сказать, было на высочайшем уровне, калорийное и разнообразное. Птица, яйца, рыба всех видов, черная икра, дары богатейшего Каспийского моря. Стояли бочки с маринованной малосольной сельдью Заломом. Под солнцем вялились - кутум, кефаль, берш, вобла, а в самодельной коптильне коптились балыки из осетровых пород рыб.

Отец дополнительно исполнял обязанности инспектора охотничьих угодий. Жизнь здесь походила на маленький рай с морскими рассветами и закатами, с разнообразием живой природы. Каких только птиц здесь не было?! Перелетные стаи летели с севера на юг, и каждый раз останавливались здесь более чем на месяц.
Мама стегала перины, подушки, одеяла из грудного пуха диких птиц. Излишки продавались на рынке, а взамен закупались необходимые бытовые предметы и одежда. Казалось, что ничто не сможет потревожить и разрушить достаток и налаженный быт семьи. Но.....

Грянул тревожный гул набата... В день рождения мамы - 22 июня 1941-го по репродуктору разнеслась страшная весть о начале самой жестокой войны ХХ века, Второй Мировой... А она, рыгнув кровью, начала свое беспощадное шествие по великой стране. Жители юга надеялись, что война не дотянется своими смертельными щупальцами до южных районов, но надежды их не оправдались. Отголоски войны докатились и до нас...
Отец на катере транспортировал военных по морю к Волге ближе к линии фронта. В 1943-ем после Сталинградской битвы пришло извещение: - «Ваш муж, Козыренко Василий Григорьевич, пропал без вести»... Страшное известие, как удар грома парализовал волю молодой женщины, но в её душе продолжал теплиться огонек надежды, который долгие, мучительные годы поддерживал в ней веру в возвращение любимого мужа. Однако, чуда так и не произошло...

В начале сорок второго район Шуланского маяка и близлежащего поселка были объявлены военной зоной. Началась срочная эвакуация жителей. Маме  с тремя маленькими детьми  выделили угол в помещении военной казармы. Большая комната была разделена на несколько частей простынями. В каждом таком отсеке проживали беженцы. На выделенной нам половине поместилась двуспальная кровать, тумбочка и табурет, сделанные руками отца, а также небольшой стол и четыре стула. На кровати спали мы, вчетвером, укладываясь поперёк . Это была вся мебель, которую маме удалось вывезти с собой, зато других вещей было более чем достаточно. Одежда, посуда, постельное белье, пуховые перины, одеяла, подушки - все это накопленное годами добро было сложено в мешках стоящих у стены. На кровать мама положила две перины, пуховое одеяло и четыре подушки.

В скором времени маму трудоустроили на цементный завод, где она таскала на себе тридцатикилограммовые мешки с цементом. Ей обещали отдельную комнату в ведомственном доме. А пока, живя в казарме, мы были представлены сами себе. Поблизости не было ни детского сада, ни школы. Шестилетний Генка с утра до вечера носился по улицам. Мы с сестрой оставались одни и, сидя на кровати, с нетерпением ожидали прихода мамы, которая приносила с собой ничтожный паек, вернее то, что она не доедала в столовой, и делила эти крохи на троих. Эвакуированная из Ленинграда молодая женщина, жившая рядом, за занавеской, подружилась с мамой. Она постоянно выражала ей свое сочувствие и сострадание. Однако оно оказалось показным и коварным.

Однажды, когда Генка бегал где-то по улице, а мы с сестрой крепко спали, соседка со своим любовником вынесли все вещи. Осталась постель, на которой спали мы, пустая тумбочка и табуретка. Удар оказался слишком тяжелым и непоправимым. Воровку так и не нашли. Однако надо было как-то выживать. Одну перину мама обменяла на банку пшеницы, а больше менять и продавать было нечего. Молодая, тридцатилетняя женщина, выброшенная на берег, как рыба из воды, задыхалась от навалившейся на неё страшной беды, а помощи было ждать неоткуда. Трое ребят, словно птенцы с раскрытыми клювами, без конца просили еду...     

В то время шло ускоренное уплотнение квартир, так как надо было размещать прибывающих в Баку беженцев .
В поселке им. Петра Монтина, где проживали, в основном, служащие летной части, стояло несколько ведомственных домов, имеющие непосредственное отношение к цементному заводу. В одном из них, в трехкомнатной квартире, маме выделили шестиметровую комнатку. В квартире проживало ещё две семьи. В комнатке поместились две солдатские койки и, оставшиеся после ограбления, тумбочка и табуретка. Из воинской части выдали два комплекта постельного белья. Маме удалось продать двуспальную кровать и на вырученные деньги купить для нас кое-какую поношенную одежду. Вода в дом не поступала. Её носили ведрами со двора. Там находился противопожарный кран, с которого брали воду, и бассейн, заполненный водой. Мы с сестрой оставались одни без присмотра. Брат пошел в школу. Однажды сестра играла на краю бассейна и, не удержавшись, упала в воду. Женщина, пришедшая  за водой, увидела кусок плавающей ткани и, схватив её, потащила на себя. Так, совершенно случайно, была спасена моя сестра, но после этого она стала заикаться и кричать по ночам...

В это же время от непосильной работы у мамы произошло опущение внутренних органов и её срочно, по медицинским показаниям, перевели на более легкую работу. Судьба вдруг сжалилась над ней. В заводской столовой оказалось свободное место посудомойки. Профком завода помог ей получить более просторную комнату, девятнадцать кв. метров, причем, в двухкомнатной квартире. Однако жизнь в ней превратилась в кромешный ад. Соседями оказалась цыганская семья. Соседка, Груня Джамалова, с двумя сыновьями. Муж её и третий сын сидели в тюрьме. Соседи, как могли, издевались над беззащитной женщиной с малыми детьми. Мочились в суп, бросали гвозди и разные гадости. Однажды вскрыли гвоздем висячий замок на дверях нашей комнаты и украли хлебные карточки на целый месяц. После этого случая второго сына тоже посадили в тюрьму. Но нам от этого легче не стало. Угроза смертельного голода мертвой хваткой схватила нас за горло. Мама хотела покончить с собой. Но у неё была верная, боевая по характеру подруга, беженка с Украины, Лихобабина Екатерина. Она сумела вовремя предотвратить  страшную трагедию и некоторое время даже жила вместе с нами. Не видя выхода из создавшегося положения, мама решила послать нас просить милостыню. Мне было всего четыре года, но я все это помню... Воспоминания и по сей день не оставляют меня и порой сердце кричит от боли.  

Я, маленькая девчонка, категорически отказывалась идти с братом и сестрой просить милостыню. Уже тогда у меня стал проявляться упрямый характер. Брат с сестрой умоляли пойти с ними и лишь стоять впереди них, а просить милостыню, мол, будут они. Брат уговаривал, когда люди увидят тебя, такую маленькую, то сжалятся над нами и, может быть, подадут чего-нибудь... Из-за резкого нарушения обмена веществ, происходящего на почве голода в моем организме, у меня замедлился рост, и в костной системе начали происходить патологические изменения. Однако внешне они оставались невидимыми. При очередном медицинском обследовании детский врач поставил диагноз - «Сердечная недостаточность ». Рекомендовалось срочное санаторное лечение с выездом в Пятигорск. Но шла война, и кто мог позволить себе такую роскошь?  

А мама, чтобы как-то справиться с голодом, соскребала  объедки с тарелок перед их мытьем, сливала в банку и приносила домой. Заведующий столовой, зная о тяжелом положении своей работницы, закрывал глаза на эти нарушения, искренне жалея несчастную женщину. Помню, как мы частенько сидели за заводской столовой на краю оврага и ждали, когда мама вынесет нам противень с трубчатыми бараньими косточками. Мы их облизывали, но они были совершенно голыми. Брат разбивал булыжником кости и высасывал костный мозг. Сестре удавалось разбить несколько штук, а у меня ничего не получалось. Я плакала и просила их поделиться со мной хоть одной косточкой, но голод был страшнее моих слез.

Тетя Катя, подруга мамы, добилась для меня через заводской профком место в ведомственном детском саду. Он находился у нас во дворе, в соседнем жилом доме на первом этаже. Детский сад занимал помещение двух двухкомнатных квартир. Количество мест в нем ограничено, поэтому попасть в него было очень трудно. Кроме того, тетя Катя помогла маме добиться и обмена комнаты. Правда, на комнату меньшего размера в этом же доме, но в другом подъезде. Таким образом, нам удалось избавиться от ужасного цыганского соседства, от которых поступали постоянные угрозы. Состояние моего здоровья стало постепенно улучшаться, так как я получала регулярное трехразовое питание.

Однако несчастье не заставило себя долго ждать, и с новой силой обрушилось на нас...

Мама с утра до вечера находилась на работе, поэтому в обязанность старшего брата входило получать хлеб по карточкам. Закончилась война, но карточная система ещё не отменялась. Первого марта сорок шестого, брат, как всегда, пошел за хлебом, захватив с собой хлебные карточки за месяц. Привоз хлеба по неизвестной причине задерживался. Образовалась огромная очередь. К брату подошел мальчишка, чуть постарше его и предложил поиграть в догонялки. Видя, как брат крепко сжимает в кулаке драгоценные карточки, он предложил ему положить их на бордюр и прикрыть камнем. Брат так и сделал. Быстро пробежав один круг, мальчишка-вор схватил карточки и был таков...

И опять зловещий голод вполз в дом. Мама слегла с высокой температурой. Она была настолько истощена, что походила на живой скелет. Мы плакали и постоянно просили есть. В детсад я уже не ходила, там была только младшая группа до пяти лет включительно. Тетя Катя от столовой продавала пирожки с ливерной начинкой у оживленной проезжей трассы. Невероятно как, но ей удавалось сэкономить несколько пирожков и принести нам. Она приходила поздним вечером, и мы терпеливо ждали её, так как не могли заснуть от голодных спазмов в желудке. Брат бегал по окрестностям, собирая травы и отбросы от овощей, чтобы сварить из них похлебку.

Маму забрали в больницу с диагнозом «Брюшной тиф» в тяжелой форме. Жизнь её висела на волоске. Брата на время забрала к себе бабушка. Она тоже не в состоянии была прокормить троих внуков. Тогда по ходатайству соседей нас с сестрой определили в детдом №19 для девочек. Он размещался в здании старой школы и стоял прямо напротив центрального городского кладбища, что вызывало у нас страх и ужас. Часто по ночам из развалин стоящего неподалеку дома неслись женские крики, горели костры и мелькали мужские тени...

Воспоминания, связанные с этим детдомом, словно кошмарный сон, заставляют и сегодня меня содрогаться ... Сотрудники детского дома занимались коллективным воровством. Все, что только можно было вынести из него - продукты, одежду, постельное бельё, мебель, все перекочевывало в их дома. Кормили нас пустой похлебкой, в которой плавало несколько вермишелей и кусочки нечищеного картофеля. Хлеб выдавали по маленькому кусочку. Чувство голода не покидало нас ни днем, ни ночью. Фактически мы были беспризорными. Днем мы расползались по окружающей нас территории и обшаривали мусорные баки. Боже, какое счастье светилось на лицах девчонок, когда кому-то из них удавалось найти в мусорном ящике ржавые селёдочные головки или ещё что-нибудь из съестных отбросов. Остальные, глядя на них, с завистью глотали голодную слюну. Однажды под балконом жилого дома я увидела остатки супа с коричневой фасолью вылитого из окна. С какой жадностью я набросилась на находку и стала торопливо собирать фасоль с асфальта. Я, не прожевывая, заглатывала её, боясь, что вдруг кто-нибудь из девочек увидит и отнимет мою добычу.

Результат оказался более чем плачевным... Я получила тяжелое пищевое отравление. Больница. Критическое состояние, но врачи вытащили меня с того света, а так хотелось умереть, чтобы навсегда избавиться от постоянного мучительного чувства голода. Мало того, после больницы я была жестоко наказана. Восемь часов, без еды, простояла на коленях в назидание другим. Мы сочинили даже песенку про этот жуткий детдом, в котором пришлось промучиться десять месяцев:  

На горе крутой
Детский дом стоит,
В этом доме сироты живут.
Избивают их, издеваются,
И по ложечки каши дают...

А Мама чудом выжила. Раз в месяц она навещала нас. Чего ей это стоило, мы с сестрой, конечно же, не знали. Её выручало то обстоятельство, что Геннадий поступил в ремесленное училище, а там их кормили завтраком и обедом. Мама, скорее всего, отказывала себе буквально во всем, чтобы собрать для нас продуктовую передачу - фрукты, печенье, булочки, халву с грецкими орехами. Её вкус я запомнила на всю жизнь. Отчетливо помню, как мы с сестрой наедались досыта, и бросали огрызки яблок в кадку с пальмой. Но, проходило немного времени, и мы подбегали к пальме, чтобы забрать эти огрызки, однако их съедали другие голодные сироты, ведь к ним никто, никогда не приходил. Мы с сестрой по сравнению с ними были в более выигрышном положении, чем они, потому что у нас была мама.

Но, как гласит мудрая пословица: «Сколько бы кувшин не ходил по воду, он все равно разобьется». Вот так однажды и случилось...
Перед самым новым 1947 годом, в детдом внезапно нагрянула комиссия. Скорее всего, в вышестоящие инстанции поступил сигнал о безобразиях, творящихся в детдоме. И, конечно, то, что они увидели и узнали из опроса детей, сразило их... Весь персонал детского дома был арестован. Склад с остатками вещей и продуктов опечатали. Началась всесторонняя ревизия и срочное распределение детей по другим детским домам. Мама, узнав об этом, предупредила нас, чтобы мы с сестрой просились в детский дом №18, где также были одни девочки и который находился в районе Баилова. Там, неподалеку, проживала наша бабушка. Она изредка навещала нас в школе, угощая яблоком или конфетой. Но эти посещения строго запрещались директором детдома. В наказание нас могли тут же отчислить из детдома, так как основной его контингент были круглыми сиротами. Когда мы покидали прежнее пристанище, нас одели во все новое и вручили каждому новогодний подарок большой продуктовый пакет. По прибытии в новый детский дом нас поместили в изолятор на карантин для всестороннего медицинского обследования. Врач ласково уговаривала меня положить пакет на тумбочку, но куда там... Я вцепилась в него мертвой хваткой и не выпускала из рук даже во сне.

Голодное детство оставило в памяти моей глубокие рубцы. Голод серьёзно повлиял на мое развитие. В школу пошла позже обычного. Первые годы учебы проходили очень тяжело. Оставалась на второй год. В 1950-ом мама решила  забрать сестру домой, хотя материальное положение её оставалось тяжелым. Она работала санитаркой в медсанчасти, обслуживающей летный состав военного аэродрома и войсковую часть при нем. Получала мизерную зарплату, но выручала пища, которая всегда оставалась после кормления больных. Её она приносила домой в солдатском котелке. А вот когда мама решила забрать и меня, то директор детдома, Лидия Эриковна, (к сожалению, фамилию не помню), наотрез отказала в её просьбе.

13 января 1951 год - в день  моего рождения.

На фото - Я, Фая,  брат Гена и мама.

Директриса провела с мамой откровенную беседу, приведя  в доказательство ей веские доводы. Она сказала:

- Уважаемая Зинаида Пименовна, вы что хотите погубить свою младшую дочь?! Вы хотите, чтобы она вновь испытывала голод и лишения?! Разве то, что Ирочка перенесла в свои детские годы, недостаточно для неё? Сколько раз ей приходилось лежать в больнице, вы забыли об этом? Подумайте хорошенько, и взвесьте свои возможности... Дорогая моя, не обижайтесь! Ну, что вы можете дать ей кроме нужды? Ничего! Здесь же ваша дочь, закончив семилетку, получив свидетельство об окончании средней школы, сможет учиться и дальше. Кроме того, ваша дочь способная девочка. Она поет в хоре, танцует, рисует, читает стихи, учится музыке, а значит, получает всестороннее развитие... Вы, наверное, и не знаете, что ваша девочка страстно мечтает стать актрисой?! И мы должны помочь сбыться её мечте, а не растоптать её. По вашей просьбе, уважаемая Зинаида Пименовна, я отказала состоятельным людям в удочерении Ирочки, но обречь её снова на голод, нет, я не позволю! Вы прекрасно знаете, что наш детский дом занимает первое место в Республике по методу воспитания и содержания детей...

Да,  и ей удалось убедить маму отказаться от желания забрать меня в семью. Конечно же, директриса поступила правильно, но одного лишь не учла уважаемая Лидия Эриковна, что ничто в мире не может заменить материнской любви и ласки. Боже, а как мне её не хватало! Частенько, накрывшись с головой одеялом, я горько плакала, от перенесённых обид, мечтая о встрече с мамой. Однако свидания с ней были ограничены, потому что остальные девочки с тоской и со слезами на глазах наблюдали за нашими встречами, а это больно отзывалось в их одиноких детских сердцах.

1955 год. Школа №231  Баку - шестой класс.

Девочки из детдома  ( в верхнем ряду) - Я, Света, Мила, (внизу) -Тамара и Роза.

Педагог математики - Розалия Аршаковна и классный руководитель, педагог литературы - Рената Леонтьевна.

 Прожила в детском доме я десять лет. И, надо признаться откровенно, что безгранично благодарна тому бесценному вкладу, который вложили в меня, в мое воспитание замечательные воспитатели детдома №18. Память моя продолжает хранить их светлые образы...

1956 год. Дагестан - г.Буйнакс

Фестиваль хоровых коллективов детских домов

Слева солитска хора - Ламия, в центре, Первый секретарь ВЛКСМ Азизбековского района - Людмила Алексеевна и рядом с ней я, Ирина Козыренко, ведущая концертной программы и чтец.

Так уж случилось, что сестра окончила всего шесть классов. Бросила учебу и с шестнадцати лет устроилась работать на фабрику...
Я часто задумывалась над тем, как мудро и дальновидно поступила в отношении меня Лидия Эриковна, оставив тогда меня в детском доме.
Однако наследство, которое преподнесло мне голодное детство, трагическим шлейфом тянется за мной и по сей день...

БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ

моим родителям - посвящаю

Земля разверзлась под ногами,
И закачался шар земной...
И, крикнул почтальон, что с вами?
И женщину он обхватил рукой...

Она, беззвучно шевеля губами,
Читала приговор, не понимая текст.
Во взоре бушевало пламя,
А в небесах над ней маячил крест.

Он был суровым предсказаньем,
К Голгофе путь пройти и ей.
А мысль металась в подсознанье
Ну, как одной растить детей?

А дети плакали, кричали,
Мать прижимала их к груди.
И, всхлипывая, им шептала:-
Наш папа жив! Он, он в пути...

Но путь тот долгим оказался,
И не было ему конца...
В земле сырой он затерялся,
Его прервал полёт свинца.

Муж без вести пропал когда-то,
Сгорел в атаке под огнём.
Могилы нету у солдата,
Осталась память лишь о нём.

Она кровоточащей раной,
Жгла сердце преданной жены.
Любовь была та без изъяна,
Теперь нет мужа, нет любви...

Вдова опять перед портретом,
В глаза любимого глядит.
Детьми и внуками согрета,
Но груз утраты не забыт.

10.06.2010.