Такой вопрос часто приходится слышать любому врачу, имеющему отношение к хирургии. И нередко он сопровождается признанием: «Я операции не боюсь, мне наркоза страшно!»
Страхи и предрассудки больных — тема отдельная. А пока речь пойдёт об обезболивании.
«Наркоз (синоним: общее обезболивание) — состояние, вызываемое с помощью фармакологических средств и характеризующееся потерей сознания, подавлением рефлекторных функций и реакций на внешние раздражители, что позволяет выполнять оперативные вмешательства без опасных последствий для организма и с полной амнезией периода операции».
Что стоит за определением из медицинской энциклопедии? Прежде всего, это защита организма пациента от факторов хирургической агрессии. К слову сказать, профессиональный девиз анестезиологии — «Regens defendo» — означает «управляя, защищаю», а символ — корабельный штурвал.
Насколько эффективна эта защита и насколько опасна сама по себе?
Об эффективности анестезиологической защиты можно судить по тому, что в наше время противопоказаний к наркозу нет. Таким образом, вопрос: «Доктор, а мне разве можно наркоз?» или «А смогу я перенести наркоз?» — просто не имеет смысла. Для больного в любом состоянии и при любых сопутствующих заболеваниях всегда можно подобрать эффективную и безопасную анестезию. При экстренных ситуациях важно одно: чем раньше пациент попадёт в руки анестезиолога, тем больше у него шансов выжить.
Тем не менее наркоз — очень серьёзное и ответственное мероприятие, и риск умереть «от наркоза» существует. Для экстренных операций он оценивается как 1:200 000, а для плановых операций у сравнительно здоровых людей —1:500 000. Иначе говоря, риск погибнуть по дороге в больницу — из-за автомобильной аварии или упавшей на голову сосульки — гораздо выше риска умереть от наркоза при экстренной операции.
Самое занятное, что «наркоза» как такового не существует. Есть множество очень разных методов, общим для которых является выключение сознания пациента. В зависимости от состояния больного (понимая под «состоянием» возраст, пол, вес, наличие или отсутствие сопутствующих заболеваний, аллергических реакций либо непереносимости лекарств, отношение с курением, алкоголем или наркотиками, психический статус и ещё многое другое) анестезиолог подбирает то, что наиболее эффективно и безопасно именно для данного пациента.
Что главное в современном наркозе?
Какие задачи решает анестезиолог, «давая наркоз»? На первом месте — анальгезия, обезболивание. Именно боль — главное пугало в хирургии и главная реальная опасность. На втором — защита психики путём выключения сознания, то есть «сон». Больной не должен присутствовать на собственной операции. На третьем — расслаб-ление скелетной мускулатуры, мышечная релаксация. Когда мускулы напряжены или даже просто находятся в состоянии нормального тонуса, выполнение операции очень затруднено, если вообще возможно. Когда-то давно все эти цели достигались применением одного из веществ: закиси азота, этилового эфира или хлороформа.
При таком мононаркозе нарушения дыхания, ритма сердца, перепады артериального давления и ещё многие другие побочные эффекты почти сводили на нет защитную функцию наркоза и становились источником осложнений и даже причиной смерти. Наркоз из защитника превращался в коварного и опасного агрессора. Из тех, уже далёких времён и растут корни современных страхов. Кроме того, ингаляционный мононаркоз не позволял безопасно работать в грудной клетке. И вот почему. Лёгкие наполняются и опорожняются не сами по себе. Внутренняя поверхность каждой половины грудной клетки выстлана особой оболочкой — плеврой, переходящей внизу на купол диафрагмы — главной дыхательной мышцы и наружную поверхность лёгкого. Получается герметически замкнутая полость. При опускании диафрагмы и расширении грудной клетки (за счёт грудных мышц) в плевральной полости возникает отрицательное давление. Лёгкое как бы присасывается к плевре и расширяется. Теперь уже возникает отрицательное давление в самом лёгком, и туда через трахею устремляется воздух — происходит вдох.
При выдохе всё идёт в обратном порядке. Так вот, если герметичность плевральной полости нарушена (что неизбежно при любой попытке хирургического доступа к лёгкому), этот механизм дыхания ломается. Возникает грозное осложнение — пневмоторакс, при котором лёгкое спадается и перестаёт участвовать в дыхании. Пневмоторакс — состояние, опасное для жизни, а двусторонний пневмоторакс, безусловно, смертелен.
Да ладно бы только это! Повторюсь, что для успешной работы хирурга скелетные мышцы должны быть расслаблены, а значит, расслабляются и вспомогательные дыхательные мышцы — грудной клетки и брюшного пресса.
А если при этом движения диафрагмы ограничены? Скажем, диафрагма подпёрта раздутыми кишками, беременной маткой либо просто жирным пузом. При мало-мальски глубоком наркозе пациент умрёт от дыхательной недостаточности. Умрёт от наркоза. И умирали... во времена проволочно-марлевых масок.
Требовалось великое искусство: балансировать на острие ножа между необходимой для операции глубиной наркоза и способностью больного обеспечивать себя кислородом. Но у всякого искусства есть предел...
Многие проблемы наркоза решает искусственная вентиляция лёгких (ИВЛ). Благодаря ей стало возможно прямо и непосредственно управлять одной из важнейших жизненных функций! А хирурги получили доступ ко всему телу — и никаких «запретных зон»! Сильный организм или слабый, есть пневмоторакс или нет — дыхание обеспечено.
Казалось бы, чего проще: засунул в трахею трубку и качай туда воздух. Но всё оказалось не так просто.
Вам когда-нибудь крошка «не в то горло» попадала? И вы спокойно сидели, продолжая светскую беседу... А если не крошка, а резиновая трубка толщиной с палец?
И вот тут глубокий наркоз из врага становился союзником. Он подавлял защитные рефлексы, и организм спокойно терпел инородное тело в трахее, безропотно позволяя обеспечивать себя кислородом и избавлять от углекислого газа.
Эндо — внутри. Трахея — в переводе не нуждается. Эндотрахеальный наркоз открыл неограниченные возможности для хирургии и (трудно сказать, во сколько раз) уменьшил риск общей анестезии. Всё это хорошо и прекрасно, но... К тому времени, когда достигается необходимая глубина эфирного или хлороформного наркоза, регуляторные системы организма уже сильно дезорганизованы. Нарушается ритм сердечных сокращений, почти неуправляемо снижается артериальное давление (либо, наоборот, лезет куда-то под облака), бронхи ни с того ни с сего спазмируются, забиваются слизью, нервная система творит такое!..
В общем, до того, как пациент достигал требуемой для интубации (засовывания трубки в трахею) глубины наркоза, он свободно мог стать клиентом патолого-анатома.
Решение проблемы пришло из дебрей Амазонии. Когда изучили действие страшного кураре — яда, которым индейцы смазывали наконечники стрел, то поняли, что это ужасное оружие может стать спасителем миллионов жизней. И оно стало таковым.
Оказалось, что страшный кураре парализует скелетную мускулатуру. Его громоздкая молекула вклинивается в синаптическую щель (синапс — своего рода контактное устройство для передачи нервных импульсов с одной клетки на другую) между нервом и скелетной мышцей, прерывает поток импульсов из нервной системы, управляющий мышцей, и та парализуется, расслабляется.
Если такое безобразие учинит в джунглях намазанная кураре стрела, то даже легчайшая рана приведёт к смерти от паралича дыхательной мускулатуры и остановки дыхания. (На сердечную мышцу и на гладкую мускулатуру органов кураре не действует никак.) Но если поражённому отравленной стрелой проводить искусственное дыхание, молекулы кураре постепенно покидают синаптическую щель и работа мышц полностью восстанавливается. Разгадка действия кураре открыла воистину новую эру в медицине.
К её приходу всё было готово: средства отключения сознания и болевой чувствительности, инструменты и метод интубации трахеи, аппараты для искусственного дыхания.
С использованием кураре отпала необходимость долго и мучительно усыплять больного эфирной маской, достигая глубокого наркоза со всеми его неприятностями.
Достаточно было добиться простого отключения сознания, дать кураре внутривенно, на фоне полнейшего расслабления мышц ввести трубку в трахею, наладить управляе-мую вентиляцию лёгких...
И предоставить хирургу возможность работать в идеальных условиях. Итак, всплыл один из «китов» современной анестезиологии — мышечная релаксация. Произошло это в 1942 году, когда канадские врачи Гарольд Гриффит и Энид Джонсон впервые применили кураре для управляемой мышечной релаксации и открыли эру современного высокоэффективного и безопасного обезболивания.
Ушли в музеи страшные проволочно-марлевые маски. Современный наркозно-дыхательный аппарат обеспечивает проведение наркоза по любому известному методу в любом режиме управляемого или спонтанного дыхания любому больному: от недоношенного новорождённого до взрослого любых габаритов.
Из множеств испытанных за полуторавековую историю ингаляционных (вдыхае-мых) анестетиков в наше время широко применяются три: изофлюран, севофлюран и закись азота (которая тоже понемногу сходит со сцены). Место примитивной капельницы заняли испарители. Это точные, калиброванные устройства, способные обеспечивать концентрацию паров анестетика с точностью до десятых долей процента, независимо от температуры воздуха.
Аппарат устроен так, что сам себя контролирует, сравнивая заданные и реальные параметры вентиляции, и отслеживает соответствие задания исполнению. Кроме того, задаются предельные величины. При выходе за рамки допустимого аппарат сообщит об этом звуковым сигналом и выведет на экран нужную информацию. Состояние пациента контролирует анестезиологический монитор. Он способен отслеживать множество параметров организма (не помню случая, чтобы одновременно были задействованы все его возможности) и состав вдыхаемой и выдыхаемой газовой смеси (это ещё одна линия безопасности, частично дублирующая «секьюрити» наркозного аппарата).
Соответственно принятым ВОЗ стандартам обязательно отслеживаются: ЭКГ, артериальное давление, насыщение крови кислородом (пульсоксиметрия) и содержание углекислого газа в выдыхаемом воздухе (капнография). Без всего этого наркоз давать запрещено. Всё выводится в цифровой и графической форме на дисплей и хранится в памяти монитора.
В любой момент можно проверить, что было в каждую прошедшую минуту данного наркоза. При желании мониторы включаются в сеть, и тогда с центрального поста ответственный специалист имеет возможность отслеживать ситуацию в нескольких операционных и при необходимости вмешиваться в процесс.
О лекарствах
Уже упоминалось выше, что множество всяких веществ приходило и уходило из анестезиологической практики. Канули в Лету эфир, хлороформ, трилен и многое другое. Применяемые сейчас летучие анестетики безопасны, они не претерпевают в организме никаких изменений, а значит, не возникает продуктов, вредных или опасных для органов. Такая же судьба постигла средства для внутривенного наркоза. Их перечисление представляет сейчас только исторический интерес. Что осталось?
Пропофол — очень похож на молоко. Белая непрозрачная жидкость при внутривенном введении вызывает быстрый (на кончике иглы) и приятный сон. Очень хорош для детей. Малыши так удивляются, что в шприце молоко («сладкое, только для очень хороших детей»), что ведут себя спокойно. А если учесть, что пропофол — отличное противорвотное... Правда, снижает давление, что не всегда полезно.
На этот случай — этомидат. Брат-близнец пропофола. Давление не снижает совершенно, даже когда оно само норовит рухнуть. На вид от пропофола не отличить, главное — не перепутать, они отличаются по силе в 10 раз! У этомидата есть кое-какие минусы, поэтому сейчас ему готовят замену. И барбитураты не совсем ушли. Они защищают мозг при гипоксии (недостатке кислорода). Иногда это очень важно.
В особых случаях в дело идёт кетамин. Чудо фармации! Вот если бы он не вызывал расстройств психики (к счастью, кратковременных и полностью проходящих) у взрослых... Но это единственный противошоковый препарат, который сработает, если его просто ввести в мышцу. Анестетик поля боя и «Скорой помощи». Для детей, особенно с травмой, ничего лучше ещё не придумали!
Кураре давно не употребляется: у этого натурального продукта оказалось слишком много недостатков. Современные синтетические миорелаксанты лишены их напрочь, зато каждый из них имеет удобные особенности, а значит — препарат можно идеально подобрать именно для данного, вот этого самого больного. В волшебном столике анестезиолога есть всё, что нужно для управления организмом, когда он, организм, бросил руль и его несёт на рифы.
Regens defendo — управляя, защищаю
Старый коммунистический лозунг: «Всё во имя человека, всё для блага человека!» — в анестезиологии работает, как теперь принято говорить, однозначно.
Иногда хирургу бывает удобно, когда пациент остаётся в полном сознании или, скажем так, слегка обалдевшим, но не настолько, чтобы совсем не сотрудничать с врачом и утратить способность нормально дышать. Ведь множество операций и процедур совсем не требуют полного расслаб-ления мышц и управляемого дыхания.
Любая палка — о двух концах. Наркоз защищает организм, но он же сильно выводит его из равновесия. Когда внутренние резервы невелики (старики, ослабленные хронические больные и т.п.), восстановить это утраченное равновесие очень нелегко. Вот для таких ситуаций и применяются всевозможные виды частичной анестезии. Обойдя сложную профессиональную классификацию методов, разделим всю эту необъятность на три части:
местная анестезия;
проводниковая анестезия;
региональная, или, говоря по-научному, нейроаксиальная (нейро понятно, а аксис — ось).
Местная анестезия
Как следует из названия, это метод, при котором обезболивающее вещество (местный анестетик) действует на очень ограниченном участке — именно там, где производится разрез или другое болезненное воздействие.
Анестетик либо пропитывает ткани (инфильтрация), либо просто прикладывается к нужному месту (аппликация). В умелых руках местная анестезия может творить чудеса.
Но это — если в умелых. Когда-то местную анестезию применяли неоправданно широко, что причинило немало вреда.
При местной анестезии пациент обычно чувствует первый укол, а потом боль замещается ощущением распирания, напряжения — это легко переносимо. Ещё через короткое время — остаётся своеобразное «что-то делают», но не больно.
При некоторых операциях на мягких тканях, вроде удаления небольших опухолей, при обработке ран, не проникающих в полости, при удалении поверхностно расположенных инородных тел — словом, в «малой хирургии» — местная анестезия во всех отношениях хороша, безопасна и вполне эффективна.
Совершенно неприменима она только в случаях панического настроя больного, при аллергии на местный анестетик (самый аллергенный — новокаин, наименее — лидокаин).
Очень ограниченно применение местной анестезии у детей.
Проводниковая анестезия
Когда нужно «выключить» определённый участок, а инфильтрация неприменима (это операции на костях, глазах и тому подобных органах и частях тела, куда местный анестетик не накачаешь), используется проводниковая анестезия.
Представьте здание, освещённое множеством лампочек в разных комнатах и закутках. Часть помещений надо затемнить. Можно бродить по комнатам и по одной выкручивать лампочки. Можно вырубить главный рубильник — аналогия наркоза. А можно найти распределительные щитки и аккуратненько обесточить на расстоянии именно те помещения, где должно быть темно.
Вот именно так и делают анестезиологи и сами хирурги. Из анатомии отлично известно, какие нервы обеспечивают чувствительностью те или иные участки тела и как они идут там, в глубине. Вот там, на почтительном расстоянии от будущего операционного поля, к нерву подводят весьма умеренную порцию местного анестетика.
Но! Всегда существует шанс промахнуться и не заблокировать нужный нерв. Или поранить нерв иглой, что намного хуже. Или поранить кровеносный сосуд, что тоже не сахар. Поэтому проводниковая анестезия применяется не так часто, как надо бы, исходя из её замечательных достоинств. Положение изменилось в последние годы, когда стали использовать специальные инструменты. Это изолированные (кроме самого кончика) иглы и электронейростимуляторы. Подавая на иглу слабенькие электрические импульсы, можно достаточно точно определить её положение относительно нерва.
Другое новшество — ультразвуковой сканер. На экране этого прибора видны все нужные анатомические структуры: сосуды, нервы, связки и сама игла. Сочетание электронейростимуляции с ультразвуком обеспечивает почти стопроцентную эффективность.
Понятно, когда неприменима провод-никовая анестезия: у детей, у больных с паническим настроением, при отсутствии перечисленного оснащения и умеющего им пользоваться персонала. Правда, у детей и боязливых взрослых можно (и нужно!) проводить блок в конце операции под наркозом. Потом долго нет никакой боли. Иногда в том месте, где проводилась блокада, оставляют тонюсенькую (0,8 мм) трубочку и по ней добавляют местный анестетик по мере надобности в течение нескольких дней. Получается уже абсолютно безболезненная хирургия.
Региональная анестезия
Речь пойдёт о спинальной и эпидуральной анестезии. Как известно, чувствительность всего тела (кроме лица) обеспечивается нервами, идущими из спинного мозга. Каждый спинно-мозговой нерв образуется от слияния двух корешков, передающих чувствительные и двигательные сигналы. Тело вполне реально разделено на сегменты соответственно иннервации (обеспечению чувствительности соответствующим нервом).
Позвоночный столб состоит из 7 шейных, 12 грудных и 5 поясничных позвонков и заканчивается крестцом и копчиком. Спереди находятся массивные тела позвонков, а отростки формируют позвоночный канал, проходящий от первого шейного до последнего крестцового позвонка. Изнутри в позвоночном канале располагается длинный мешок (скорее, чулок), образованный мозговыми оболочками. Мешок этот заполнен особой жидкостью — ликвором, в которой плавает спинной мозг. Он начинается от первого шейного позвонка и заканчивается на уровне промежутка между первым и вторым поясничными позвонками.
Анатомически спинной мозг поделён на поперечные сегменты соответственно числу позвонков. От каждого сегмента справа и слева отходят спинно-мозговые нервы, покидающие позвоночник через боковые отверстия. Но спинной мозг короче позвоночника! И поэтому ниже первого поясничного позвонка нервы спускаются вниз и выходят через «свои» отверстия, соответствующие номеру сегмента. Свободно плавающий в ликворе пучок нервов образует так называемый конский хвост.
Вот именно этот замечательный факт, что спинной мозг заканчивается достаточно высоко, делает возможной безопасную региональную (она же — нейроаксиальная) анестезию. Все манипуляции выполняются ниже второго поясничного позвонка. (Только в особых, достаточно редких случаях — выше.) Между твёрдой мозговой оболочкой (по-латыни Dura mater) и связками позвоночника находится заполненное жиром пространство. Самое широкое место — 4 мм — аккурат в поясничном отделе. Приставка epi по-латыни означает «над...». Над «дура матер» (анатомическое образование — твёрдая оболочка) — эпидуральное. По пути из спинного мозга наружу нер-
вы обязательно проходят через это самое эпидуральное пространство. Если в него напустить местный анестетик, он непременно заблокирует нервы. Что и имеет место в действительности. Впервые спинальную анестезию в том виде, как она известна сейчас, применил знаменитый немецкий хирург Август Бир в 1897 году. В качестве местного анестетика он использовал кокаин, который вводил непосредственно в заполненную ликвором полость специально для этого изобретенной им иглой.
Эпидуральная анестезия впервые была описана в 1921 году испанцем Фиделем Пейджесом и независимо от него — либерийцем Ахиллом Доглиотти в 1931 году. Довольно долго региональная анестезия применялась не так уж широко: кокаин приводил к серьёзным осложнениям. И риск инфекций был велик. А инфекция в герметической полости с таким нежнейшим содержимым — это ужасно и в наше время, а тогда, до антибиотиков... Положение резко изменилось, когда были синтезированы новые местные анестетики: новокаин, ксилокаин, тримекаин, бупивакаин... Потом пришли к идее одноразового инструментария. И дело пошло!
Спинальная анестезия делается очень просто. Больного укладывают на бок и просят свернуться калачиком (поза эмбриона) или сесть и максимально согнуться. Важно, чтобы спина была максимально согнута — остистые отростки позвонков расходятся, как меха гармошки, открывая более удобный доступ.
Тоненькой иголочкой врач делает местную анестезию в промежутке между вторым-третьим или третьим-четвёртым поясничными позвонками (это ощущается как легчайший укол) и проводит длинную иглу глубже, проникая через связки и оболочки. В какой-то момент он чувствует «провал в пустоту» и останавливается, а из иглы начинает очень медленно выходить прозрачная жидкость. Убедившись, что попал куда надо, врач вводит через иглу раствор местного анестетика. Для операции кесарева сечения, к примеру, нужно около двух миллилитров 0,5%-ного раствора маркаина. Игла извлекается. Всё. Этого достаточно, чтобы обезболить всю нижнюю часть тела на пару часов.
Эпидуральная анестезия немного сложнее. Из того же самого доступа надо попасть в очень узкое эпидуральное пространство и провести туда катетер: трубочку из особого пластика (полиэфир-блок-амид) толщиной всего 0,8 мм. Для этого разработана специальная игла Туохи.
Эпидуральная анестезия получила широчайшее распространение. Главное достоинство в том, что её можно продлевать неограниченно долго. По мере надобности по катетеру добавляется местный анестетик, и пациент не страдает от боли, сохраняя ясное сознание и двигательную активность, что иногда становится важнейшим фактором выздоровления. Недостаток эпидуральной анестезии — её некоторая «медлительность» — ждать наступления эффекта приходится от 10 до 20 минут — и не стопроцентная эффективность.
Спинальная анестезия срабатывает очень быстро — за считаные минуты — и очень эффектно обрывает боль. Занятно наблюдать выражение на лице пациента — величайшее удивление. Вот только что глаза на лоб лезли от дикой боли... И вдруг — полнейший покой и приятное тепло в ногах.
Продлить спинальную анестезию тоже можно, но этого обычно не делают — достаточно велик риск. Поступают иначе: совмещают спинальную и эпидуральную анестезию.
Таким образом, решаются сразу обе задачи: быстрота и надёжность анестезии и возможность продлить её на любой разумный срок. С тех пор, как появились одноразовые наборы для региональной анестезии, ушли в прошлое инфекционные осложнения — самое страшное при этом виде обезболивания. Разумеется, тщательно соблюдаются все мыслимые предосторожности в отношении асептики. К достоинствам эпидуральной анестезии следует отнести её управляемость. Можно, регулируя концентрацию и скорость подачи анестезирующего раствора, добиваться обезболивания любой нужной глубины и уровня (высоты безболезненной зоны) — от ног до грудной клетки. Мало того, у пациента есть возможность самостоятельно управлять своей анестезией. В руки ему даётся дистанционный пульт с одной-единственной кнопкой. В то время как аппарат подаёт раствор согласно введённой программе, он может, нажав кнопку, получить внеочередную порцию.
В программе есть ограничения на исполнение требований. Я обычно говорю пациенту: «Жми, когда хочешь, а получишь, когда можно». Разногласий не бывает. Напротив, уверенность, что самочувствие в собственных руках, приводит к значительно меньшему расходу анестезирующих веществ. Совершенно рутинная практика — сочетание наркоза и эпидуральной анестезии на одной операции.
После пробуждения от наркоза анестезия продолжается — хирургия получается совершенно безболезненной. Противопоказаний к региональной анестезии очень немного. На первом месте — отказ пациента. Далее следуют инфекционные заболевания кожи в месте предполагаемой манипуляции, нарушения свёртываемости крови, сепсис... На интенсивность родовой деятельности региональная анестезия не влияет никак. Продолжительность родов не меняется. Зато если возникают акушерские проблемы, они и устраняются просто и безболезненно: добавка анестетика создаёт идеальные условия для совершенно безболезненных манипуляций. А если возникает необходимость в срочной операции, то, по сути, уже всё готово: анестезиолог добавляет более концентрированный раствор — и вперёд, к счастью материнства.
Опубликована в журнале "Наука и жизнь", №6 за 2013 год.