Недавно при посещении кладбища я был потрясен несколькими стихотворными эпитафиями из прощального фольклора. Конечно „мертвые сраму не имут“, но я бы попытался предостеречь тех, кто до прочтения данной статьи не обращал на эти уникальные надписи никакого внимания.

Правда, больших любителей бродить по кладбищам мало. Но есть одна старинная французская пословица, с которой я в полной мере согласен:

„Если однажды ты почувствуешь себя самым счастливым человеком на свете – сходи на кладбище. А если почувствуешь себя самым несчастным – сходи туда же“.

Этот совет любят давать философы и психологи, потому, что сами туда часто ходят. Зрелые писатели и поэты тоже посещают эти тихие места, размышляя о вечном. Предлагаю тем, кто не любит посещать кладбища небольшой экскурс.

Среди явной самодеятельности, типа: „Не высказать горя, не выплакать слез /ты радость навеки из дома унес“, меня заинтересовало довольно длинное стихотворение, у которого я запомнил только начало:

Прочти – слепоты куриной

И маков набрав букет,

Что звали меня Ириной

И сколько мне было лет.

Когда я случайно открыл рекламные сайты изготовителей мемориалов семейного значения, был очень удивлен, найдя его в полном виде. Только вместо Ирины значилась Марина,  но дальше все было так же:

Не думай, что здесь – могила

Что я появлюсь, грозя...

Я слишком сама любила

Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились...

Я тоже была, прохожий!

Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий

И ягоду ему вслед, –

Кладбищенской земляники

Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо.

Главу опустив на грудь,

Легко обо мне подумай,

Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!

Ты весь в золотой пыли...

И пусть тебя не смущает

Мой голос из-под земли.

 Уже позже я узнал, что Марина Цветаева это написала в 1913 году. Вот тогда я понял, что существует целая индустрия увековечивания родных, близких, друзей и любимых, с использованием приемов „заимствования“ и у народа и у великих. К ней мы еще вернемся, а пока заглянем в историю.

 Слово эпитафия – греческое, состоит из: „эпи“ – над и „тафос“ – могила.
Сначала в Древней Греции так называлась надгробная речь, а уже позже надпись. К эпитафиям можно отнести и иероглифы, покрывавшие саркофаги богатых древних египтян, перечислявших достижения умершего на земле и пожелания жить не хуже в ином мире. Можно найти могильные надписи и в Древней Иудее, и в Вавилоне.
В Древнем Китае и Японии, эпитафии вообще приобрели статус искусства. Там в них можно найти очень тонкую восточную философию:
„Поздно прикрывать теплым одеялом могильный камень“,
„Дурные дела для вечности – пыль, хорошие дела – тоже пыль. Но как ты хочешь, чтобы о тебе вспоминали?“

В России традиция писать на памятниках имеет историю всего два-три столетия. Скорее всего, началось это после того как Петр I прорубил „окно в Европу“ и сквозь него мы кое-что подсмотрели. В чести стало европейское образование, а позже путешествия и лечение на европейских курортах. Вернувшись из таких вояжей, все с пылом рассказывали об увиденном, восхищаясь тамошней чистотой и повсеместным порядком. Рассказывали и о похоронных обрядах, и об увековечивания памяти почивших.

Студенты во время учебы посещали могилы великих ученых. Вот начало текста, начертанного на плите, под которой лежит великий физик Ньютон:
„Здесь покоится Исаак Ньютон, беспримерною силою ума и могуществом математики впервые объяснивший движение планет, пути комет, приливы и отливы океана“...
Однако прагматичные европейцы все-таки чаще предпочитали короткие фразы типа: „Остановивший солнце – двинувший землю“ – на постаменте памятника Николаю Копернику в городе Торуни.
На надгробном камне великого математика Лейбница – всего два слова: „Гению Лейбниц“. „Наконец счастлив“ – завещал выбить на своей могиле ученый-физик Ампер, открывший основные законы электричества.

Но тогда, два века назад памятники с надписями в России могли позволить лишь единицы. И потому они могли обратиться за помощью к настоящим поэтам. К примеру, по просьбе князей Волконских А.С. Пушкин написал эпитафию по их умершему младенцу:

              В сиянии и в радостном покое,

              У трона вечного творца,

Но уже через сто лет инициативу полностью перехватили доморощенные поэты. И сразу стали появляться небольшие казусы. Вот надпись на одном из Санкт-Петербургских кладбищ: „Здесь покоится девица Анна Львовна Жеребец.
Плачь, несчастная сестрица, горько слезы лей, отец.
Ты ж, девица Анна Львовна, спи в могиле хладнокровно“.
Возможно, сам поэт и не собирался закладывать в последнюю строчку двусмысленность, однако сегодня это произведение невольно вызывает улыбку. Как, впрочем, и еще одно интересное сообщение об упокоившейся на старом московском кладбище:
„(Такая-то), купеческая дочь. Прожила на свете восемьдесят два года, шесть месяцев и четыре дня без перерыва“.
Конкуренцию этим эпитафиям начала ХХ века из наших столиц может составить лишь Одесса: „Брату Моне от сестер и братьев – на добрую память“.

 
Сегодня творцом эпитафий стал сам народ. Порой совершенно бесхитростные стихи:
„Тише, березы, /Листвой не шумите,
Сына Сережу /Вы мне не будите!“.
„Ты зачем ушел, родной, спать в земле сырой? /Ты зачем меня оставил маяться одной?“, перемежаются с известными фразами из песен и кинофильмов. К таковым можно отнести: „Опустела без тебя земля“ и „Черная роза – эмблема печали,
красная роза – эмблема любви“.

Самые удачные из таких надписей и собирают резчики по камню, вставляя их в свой прайс-лист. Если продолжать тему заимствований, то в этом перечне я обратил внимание на следующее стихотворение:

                           Так оставьте ненужные споры.

Он себе уже все доказал.

Он ушел от реальности в горы

И на этих бескрайних просторах

Научился летать между скал.

Строчки из песни В. Высоцкого переносятся на камень и застывают в недоумении над последующими. Согласитесь, если это говорится о мечтателе или фантазере – это одно, а если это и впрямь о погибшем альпинисте?

В представленном перечне мы находим и эпитафию Ампера „Наконец счастлив“ и обрывки эпитафий других известных людей. Из надгробной надписи с родового кладбища в поместье писателя М.Е. Салтыкова-Щедрина: „Прохожий, ты идешь, а не лежишь, как я. /Постой и отдохни на гробе у меня. /Сорви былиночку и вспомни о судьбе. /Я дома. Ты в гостях. Подумай о себе. /Как ты, был жив и я, Умрешь и ты, как я…“, больше всего народу приглянулась мысль: „Я дома. Ты в гостях“. Эту фразу часто можно видеть и на сельских, и на городских кладбищах.  Последние две эпитафии интересны тем, что они идут как бы от самого покойного.

Часто такие надписи похожи на завещание: „Пусть на моем напишут пьедестале: /Грешил он много, но его читали“. Или вот, более объемное пожелание:

Завещаю жизнь прожить достойней,

Не спешить концы быстрей отдать.

Ведь и мне здесь будет тем спокойней,

Чем всех вас я дольше буду ждать.

Такие обращения от почившего часто являются психологическим портретом человека, ведь пишут их те, кто прекрасно знал черты и характер покойного. Вот, например, „Лежал бы ты – читал бы я“, похоже на вызов и вполне подходит заносчивому, вредному, завистливому человеку. А вот здесь, например, виден явный любитель бравады:

                             Я выпил тишину из хрупкого бокала

Хрустальных грез, переступил черту,

Накрыл безмолвным звездным одеялом

Сна наготу,

И по тропе над пропастью нирваны,

Сквозь ливни слез

Ушел, оставив все, походкой пьяной,

Богат, как Крез...

Надо отдать должное автору, несомненному знатоку творчества Фирдоуси, Хайяма, Низами и других великих восточных поэтов. Но больше всего из предлагаемого перечня мне понравилась эпитафия имеющая элемент скрытой иронии:

 Здесь под плитой лежит поэт.

Был в рейтингах он первым.

Ждал козырей в колоде лет,

А выпали кресты да черви.

Здесь автор, отметился не только иронией имеющий серьезный подтекст, но и хорошей наблюдательностью. Причем, не только в определении пейзажного вида последнего пристанища сотоварища, но оценкой самой жизни покойного. Мы сразу представляем его как игрока-неудачника. Хотя чего удивляться, среди поэтов их абсолютное большинство. 

К зачинателям жанра юмористических эпитафий без сомнения можно отнести англичан. Тонкий английский юмор можно найти на любом из старых кладбищ. Причем многие из них относятся к XIX веку. Привожу их поэтизированный перевод:

Здесь доктор Чард почил среди других могил

А в них почили те, которых он лечил.    (Йовил, Сомерсетшир, Англия)

Здесь лежит Том,

Убитый ядром.

Вообще-то, он был не Том, а Нед,

Но Том рифмуется с ядром, а Нед – нет.  (Саутгемптон, Хэмпшир, Англия)

Здесь Джуди Форд погребена:

Впервые спит она одна.   (Галашилс, Селкерк, Шотландия)

Мы ей решили памятник поставить

Не для того, чтобы ее прославить,

А чтобы монумент многопудовый

Ей помешал на свет подняться снова.  (Поттерн, Уилтшир, Англия)

В России юмористические эпитафии редкость. Легче найти курьезные, которые также могут вызвать улыбку. Вот что нашли собиратели эпитафий на московских кладбищах:

 „Спи спокойно, дорогой муж, кандидат экономических наук“.

„Дорогому мужу – от дорогой жены“.

„От жены и Мосэнерго“.

Они же приводят эпитафии кладбищ Санкт-Петербурга, из которых меня заинтересовала одна, хотя в ее реальном существовании поручиться не могу:

„Я лишь отдохнуть прилег. А доктор сразу: – Умер? В морг!“.

Последнее время любят поюморить и мексиканцы. Вот что привезли наши россияне, не так давно побывавшие в этой стране:

„Здесь покоится Панкрацио Хувеналис (1968-1993). Он был примерным мужем, отличным отцом и плохим электриком“.

„Здесь покоится моя дорогая жена Брунжильда Деламонте (1973-1997). Господи, прими ее с таким же удовольствием, с которым я посылаю ее к тебе“.

Многие могут обвинить меня в выборе совсем неподходящей темы для литературного исследования. Но любая потеря это ведь часть нашей жизни – очередная точка отсчета для тех, кто остался и продолжает жить. Время не может остановиться, и вряд ли ушедшие от нас желали, чтобы мы остатки своих дней провели в скорби. В наших обычаях помнить о покинувших нас, и для этого определены специальные дни.
Но нельзя опускать руки. Хочу проиллюстрировать это эпитафиями прагматичных американцев:

 
„Здесь лежит Эстер Райт, которую Бог призвал к себе. Ее безутешный супруг Томас Райт, лучший каменотес Америки, собственноручно выполнил эту надпись и готов сделать то же самое для вас за 250 долларов“. (г. Миннеаполис).

 „Здесь погребен мистер Джеральд Бэйтс, чья безутешная вдова Энн Бэйтс проживает по Элмстрит 7 и в свои 24 года обладает всем, что только можно требовать от идеальной жены“. (г. Чарльстон).

Все люди, так или иначе, смотрят в будущее. Просто в первой половине перспектив больше, и будущее разнообразней. Но с наступлением зрелости, многие уже знают одну из самых главных жизненных реалий – никто не вечен. Потому они все чаще задумываются о своем последнем дне. Приведу известный пример эпитафии, написанной себе известным философом-богословом Владимиром Соловьевым за 8 лет до кончины:

Владимир Соловьев

Лежит на месте этом.

Сперва был философ.

А ныне стал шкелетом.

Иным любезен быв,

Он многим был и враг;

Но, без ума любив,

Сам ввергнулся в овраг

Он душу потерял,

Не говоря о теле:

Ее диавол взял,

Его ж собаки съели.

Прохожий! Научись из этого примера,

Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера.

     Если честно, с его трудами я особенно не знаком. А вот прочитал это произведение, и понял, что сознавая бренность тела и греховность жизни, он на своем примере самоуничижения пытается призвать всех к благочестию.

Отличается скромностью эпитафия самому себе К.Н. Батюшкова: „Не нужны надписи для камня моего, /Скажите просто здесь: он был и нет его!“.

Написал себе эпитафию и А.С. Пушкин, причем в 16 лет. Получилось как всегда весело и иронично:

                     Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,

С любовью, леностью провел веселый век,

Не делал доброго, однако ж был душою,

Ей Богу, добрый человек.

В 1830 году в 17-ти летнем возрасте написал себе эпитафию М.Ю. Лермонтов. Это удивительное произведение и оно несет в себе не только юношеский порыв, но и зрелую мысль. А самое главное в нем присутствуют элементы пророчества:

Простосердечный сын свободы,

Для чувств он жизни не щадил;

И верные черты природы

Он часто списывать любил.

Он верил темным предсказаньям,

И талисманам, и любви,

И неестественным желаньям

Он отдал в жертву дни свои.

И в нем душа запас хранила

Блаженства, муки и страстей.

Он умер. Здесь его могила.

Он не был создан для людей.

 Эти стихи, естественно, не выбиты на надгробиях великих и являются лишь литературными памятниками. После надгробных речей и выбитых надписей это уже третья ипостась эпитафий.

 А теперь вновь вернемся в сегодня. Сейчас стихотворные посвящения ушедшим выделились в особый жанр. Некоторые поэты делают специальные подборки на эту тему с элементами черного юмора, видимо подражая детским страшилкам: 

Из наших глаз текут слез реки –

Ушел за водкой и пропал навеки.

Ты здесь лежишь не потому, что старый,

А потому, что спал с окурком и гитарой.

Хотя и там можно найти удачные образцы, например бизнесмену: Уплатил сполна налог, /И в награду – некролог. Или вот эта эпитафия везунчику:

 Дождался доли он спокойной,

Лежит – отпет, любим, прощен.

Ну, не везунчик ли покойный?

Ведь он уже, а мы еще…

 Но все же хотелось бы предостеречь начинающих поэтов заниматься такими сочинениями. Хотите? – пишите эпитафии для себя. Я, к примеру, так и сделал:

Родился при социализме

Полжизни к коммунизму шел,

А после отходил полжизни,

Пока совсем не отошел.

Правда, когда я прочел это своей жене, хорошо воспринимающей мой юмор, она наотрез отказалась. Даже не знаю, может, когда буду писать завещание, включу туда этот пунктик.