Удивительные люди - поэты.
Магической силой своих стихов они способны творить чудеса, а силой своего воображения - увести нас куда угодно, погрузить как в мир реальный, так и в неведомый, в мир магии  и волшебства.  Но, может,  необычными поэты кажутся лишь нам, читателям? Нет. 
Например, автор  нескольких сборников стихов Юрий Лейдерман написал:
«У поэта странная ментальность».  В чём эта странность? Из интервью, которое он дал мне перед выходом своей третьей книги, поняла: странность - в необычном видении мира, в каком-то особом восприятии явлений, в умении найти то, что иной просто не заметит.
Поэт  и переводчик Ирина Явчуновская  своими  стихами уводила читателей то в некое Запредельное, то в Зазеркалье, полное чудес и неожиданностей.
Ольга Пильщик погружала  нас  в мир неразгаданных теней, а Елена Текс, чтобы  лучше быть понятой читателями, пригласила их в свой «Сад камней». И нашли они в этом воображаемом саду немало «золотников».

         Как-то путешествуя по страницам одной из книг Евгении Босиной, я попала туда, «где нас нет и вовсе не бывало». Признаюсь, странное это ощущение - оказаться в неведомом тебе, нереальном мире. Зато, безгранично поверив в  существование этого мира, ты можешь следовать за автором,  примерять на себя  его чувства, сопереживать… 
И вот Евгения вновь удивила тем, что отправила своих читателей в ещё неизведанную   страну Гиперборею.
Многие ли слышали о такой? Кто-то, может, слышал, а кто-то - нет. И путь туда неведом никому. А перевернув последнюю страницу книги, поняла, что этого маршрута не знает и сам поэт:
«Я  ещё не отыскала путь в страну Гиперборею,
Я ещё не  утомилась от  подарков и чудес,
Слишком поздно мне достались эти ямбы да хореи,
Я ещё не наигралась, я жила так долго без…».

          А начала Евгения эти «игры» всего десять лет назад:
«Может, звёзды так расположились на небе в этот самый прекрасный день, может, ещё что-то произошло - в небесных ли сферах, во мне ли самой - не ведаю. Но только стихи  зазвучали. И, благодарение Бoгу, звучат и поныне».
Я прочитала это в небольшой преамбуле к книге, и уже с первых  стихов поняла, что поэтическое звучание - пронзительное и яркое - всё ещё набирает силу: «Ещё не говорю: «Пора/ сжигать мосты и рвать тетрадки»,/ ещё болит во мне «вчера»/ и «завтра» мучает загадка,/ ещё не говорю: «Итог,/ но меркнет день и тени гуще,/ и нужно уложиться в срок,/ что мне отмерен и отпущен…».
Этот срок, увы, не видится поэту в радужных красках. Он видится в постоянном преодолении. И неважно чего: сил ли природы, себя ли самой. Но главное - она точно знает:
«И что нам после ни назначат,/ Не  услыхавшим  Трубный  Глас, - / Не вздрогнем даже. И заплачут/ Судить собравшиеся нас».
Созвучие своим мыслям она нашла, обратившись к строке Антуана де Сент-Экзюпери: «… я изведал вкус пустыни…». Прочитала и  нарисовалась мне  картинка из стихов Евгении:
«Песок считаем. Сеем ветер,/ Пересекаем море вброд./ Мы так живём, что не заметим,/ Когда конец веков придёт:/ Исчезнут время и пространство,/ И обратятся звёзды в прах,/ Но с нами - наше окаянство/ И вкус пустыни на губах».

       Так поэт увлекает нас за собою  в страну, которую пытается найти. Из пустыни мы попадаем в сказку. Но, увы, нет в этой сказке  ни чудес, ни волшебства: «Так странно, так страшно… Не вышло б огласки…/ И правда опасна, и тягостна ложь». Перевернём страницу, а там:
«Дальше - больше, дальше - круче,/ Дальше - Б-г не приведи:/ Справа - пропасть, слева - кручи/ И погибель впереди/ …Слышишь? Плачут втихомолку/ В заколдованном дворце…/ Видно, сломана иголка/ С чьей-то жизнью на конце».  Читаешь и удивляешься то смене настроения, то попытке уйти от фатальности бытия или сделать её, если это, конечно, возможно, хоть чуточку светлей. Как? Ну, хотя бы
 «своё придумать Лукоморье»,/ …Где вдоль серебряных дорожек/  Трава, чьё имя - Одолень,/  И умереть в один и тот же,/ В один до слёз прекрасный день».
Уловили?  Даже  трава в придуманном Лукоморье - с неслучайным названием. Оно работает, оно несёт свою смысловую нагрузку, помогает раскрыть позицию автора: всё в жизни достаётся в преодолении трудностей, в  умении побороть самого себя, если это необходимо. И неважно, что «тихонько  стонут  сквозняки»,  что мучает мигрень, «или какая хворь другая»,  что  «нездешний холод стиснул душу»…

        Но  вновь меняется  настроение и поэт боится своего же бездействия, боится, что придётся
«Всё ждать у моря на краю/ Погоды, паруса, улова/ И жизнь донашивать свою,/ Как будто вещь с плеча чужого».
А более всего боится того,  что   уйдут рифмы, что, не приведи Господь, отвернётся Муза:
«Вот - стол и лампа, и тетрадь,/ Но нет стихов… как будто стёрло…/ Хотела столько вам сказать,/ Да перехватывает горло». Но явление это временное. Перехватит да отпустит. И вновь польются строки.  А в них мы окажемся в новом, придуманном  поэтом Бронзовом веке, который из сплава олова и меди:
«Прекрасный сон, счастливый брег/ Без войн, болезней, тюрем, судей…/ Благословим же новый век,/ В котором нас с тобой не будет». Кажется, вот только вышли на светлую дорожку будущего столетия, ан  нет, оно, увы, не для нас… Мучительно ищет поэт ту страну, где всё разрешено, «Всё - не почти, не чуть, не треть./ Там дождь и сад, и в сад окно…/ Да только некому смотреть».

       Да, таковы обстоятельства времени. И обстоятельства места тоже диктуют свои законы. Они, наверное, иные, чем в той неизведанной стране. Здесь каждый судит и судим,
«И даже тыща лет - не срок,/     От слов всегда уходят в дым,/ А молоко и мёд - в песок./ Ах, да, песок… С ума сойдёшь:/ Всё на песке, всё из песка,/ Летит с небес песочный дождь,/ Течёт песочная река - / На зов неведомых морей,/  На свет невидимых высот,/ По жарким лицам площадей,/ По руслам вен моих течёт…». Вот здесь, где дорога спотыкается о холмы вечного города - Града Давида, где «Что ни камень - то святыня, что ни день - то воскресенье», где легко поверить в чудо или без причины разрыдаться, мы с поэтом поднимаемся в гору,  потрясённые величием Иерусалима. А потом спускаемся вниз, до самой мёртвой точки  и внимаем  словам и чувствам Евгении: «Я забываю запах горя,/ Асфальтом сжатую траву,/ И у Асфальтового моря/  Я оживаю, я - живу!».

        Как-то поэт Юрий Лейдерман, стихи которого подчас зовут Евгению  «к барьеру», написал: «… Зато здесь каждый узнаёт/ В себе еврея или гоя». И она парировала: «Здесь игры света и теней,/  И всяк в личине скоморошьей./ И оттого-то  всё трудней/ Узнать в себе подобье Б-жье». А на его строки: «Говорите со мной на иврите -/ Я уже различаю слова.» ответила так: «Что-то стало мне к вечеру грустно,/ Как дитя, где-то плачет сова…/ Говорите со мною по-русски,/ Я уже забываю слова…/ Если вдруг одолеет усталость,/ Сдавит сердце тоскою полей…/ Это всё, что, пожалуй, осталось/ У меня от России моей». 
Ну, а путь в страну Гиперборею - это бесконечный путь поэта к  истине или того самого места, которое станет неким тайным убежищем, где можно выйти за собственные границы и познать все законы Вселенной. А может быть, и помочь ей в чём-то? Ну, например, в том, чтобы сделать нашу жизнь, наше пребывание на Земле более совершенным. Как? Вряд ли есть однозначный ответ на этот вопрос. Но Евгения верит:
«Знаю, ждать нелегко… Но остался всего-то пустяк,/ И прощай, наконец, время смуты и чересполосиц,/ Потому что взойдёт над землёю тринадцатый знак - / Врачеватель, мудрец, аргонавт и поэт - Змееносец». Да…
«Ну и задачку выпало решать!/ Дверь заперта, а ключ на дне колодца./ Как жить тому, чья прежняя душа/ Вдруг стала тесной? Оттого и рвётся…/

       Прежняя душа…  «Моя вчерашняя душа»… Вспомнила, что так назвал одну из своих работ художник-график Семён Каплан. А на мой вопрос, каков же сам автор в прошлом и в настоящем,  ответил: «Это так непросто - познать мир и себя в этом мире…Когда начинает казаться: ты что-то уже понял, вдруг возникает внутреннее беспокойство. Оно ведёт тебя дальше и дальше. Но впереди по-прежнему много неясных очертаний. И ты осознаёшь, что познание себя - это процесс, это бесконечное движение в мыслях и чувствах». А где-то прочитала: «бойтесь первого движения души». Первого движения детской души. Потому что только в детстве  верится  в невозможное,  в сказку, в чудо. Но как раз это свойство души Евгения не утратила:
«Когда-нибудь и ты поверишь в чудо,/ В судьбу поверишь, в звёзды, в рай и в ад./ Однажды позвонят тебе оттуда,/  Откуда людям люди не звонят». Она написала эти строчки и, видно, ей самой стало страшно - недетские это чудеса… И как будто бы себе самой, той, маленькой девочке из прошлого она говорит: «Скорей очнись! Шагни к теплу и свету,/ Нездешний холод чувствуя спиной…/.  А далее взрослость всё-таки берёт своё: «А всё же был он, был он голос этот,/ Сквозь вечный мрак услышанный тобой».  
Она как будто вступает в диалог с собой, маленькой и беззащитной и пытается успокоить себя, ведь ребёнок должен верить в сказку, где всё может быть наоборот:
«Причины смогут вытекать/ Из их возможных следствий,/ А это значит: реки вспять,/ И старость раньше детства,/ И новым  станет ветхий дом,/ И молодыми - лица./ - А что потом?/ - Потом помрём,/ но… только чтоб родиться!/ И выйдем из кромешной тьмы/ Туда, где свет и люди,/ И скажем людям: «Вот и мы!»,/ И вспомним то, что будет».

        Из страны под названием «Детство» поэт упорно ведёт нас к своей цели. Но на этом пути мы должны ещё преодолеть так называемую «Зону риска», где бушуют страсти и возникают противоречия, где «гложет тоска» и даже нет сил, чтобы крикнуть, где «стынут бездомные звёзды» и «рыдают перроны». И это всё - жизнь. И совсем неважно, где, в какой географической точке мы находимся рядом с поэтом: у Ниагары или у озера  Онтарио, в Иерусалиме или в заснеженной Москве, понимаем: миг нашего соприкосновения с поэзией Евгении Босиной - это как дар свыше. И он заставляет задуматься над смыслом жизни, над тем, что время, отпущенное нам, - на вес золота.  Успеть бы завершить то, что предназначено судьбой.
А если словами поэта, то:
«Жить, как во сне или в бреду,/ Самой себе писать записки,/ Любить далёкую звезду,/ Вдруг показавшуюся близкой./ …Пока распахнут небосвод,/ И голос твой ему угоден,/ Пока недуг сей не пройдёт - / Так… сам собой… как всё проходит».
А если не пройдёт, если
«Непросто жить, когда совсем без кожи./ Но он живёт, поскольку он Поэт./ А к этому прибавьте искру Б-жью - / И нестерпимый жар её, и свет./ Потом ещё прибавьте путь, что пройден,/ Прибавьте сердце и на сердце шрам,/ А также боль двух непохожих родин/ И рвущуюся душу пополам./ Всего хватило: и огня, и стыни,/ И казней - много больше десяти,/ Но он из поколения пустыни,/ И потому-то всё ещё в пути»…

       Эти строки Евгения посвятила поэту-шестидесятнику Вадиму Халуповичу, впервые открывшему её как талантливого поэта и давшему рекомендацию в Союз русскоязычных писателей Израиля.  Представляя  читателям её вторую книгу «Там, где нас нет», он написал: «Первая книга Босиной была для нас откровением, открытием. Вторая книга подтверждает, что у нас появился глубокий, серьёзный поэт, ощущающий свою ответственность перед миром и перед нами. Удачи ей!».

       Вообще стихи-посвящения, адресованные людям, близким по духу, пронизаны и любовью, и симпатией, и, самое главное, точностью определения сути человека. Ну, вот, например:
«На земле - темно и зыбко,/ На Парнасе - шум и давка,/ А божественная скрипка/ У полковника в отставке./ Он - поэт. А службе этой/ Ни конца нет, ни начала./ Никогда ещё поэтов/ На покое не бывало…».
Или вот это: «Камин, рояль и звуки рондо,/ И впереди ещё лет сто…/ Ах, мистер Китс, зачем Вам  Лондон/ В такую стужу, без пальто./ Вы там замёрзнете навеки:/ Чужие люди, вой газет…/ в них снова пишут: «Он - аптекарь»?/ Не верьте, сударь! Вы - поэт».
Помню, как сама расчувствовалась, впервые слушая стихи  Евгении  о судьбе моего малочисленного народа - крымчаков. Погрузившись в события  древних времён, она написала: «…Наш Крым без нас который год,/ И мы - давно без Крыма,/ Но мне  всё снится город тот/ И вечный запах дыма,/ И виноградная лоза,/ И кружево акаций…/ Но мало нас, и нам нельзя/ Ни плакать, ни бояться./ Лежат империи в пыли,/ Но светел неба купол,/ И живы, живы Мангупли/ Из древнего Мангупа».

   

        Ну, вот и осталось нам пройти последний отрезок пути, ведущего в Гиперборею. Вместе с поэтом мы чувствовали и переживали, грустили и пытались заглянуть в неизведанные миры… «Открытые письма». Ими Евгения Босина и подвела нас к конечной точке  маршрута. Письма эти надо читать самим. Во многом они личные и адресованы друзьям. Вот только несколько строк: «Подчинять дыханье ритму, разбивать судьбу на строфы…/ Что ж, играй, коли охота, и гори весь мир огнём!/ Но не плачь, когда повиснешь на игрушечной Голгофе/ И проткнут живое сердце невсамделишным копьём./ Вот к чему они приводят, эти милые затеи./ Жить без них невыносимо, да и с ними нелегко./ Но зато узнаешь верный путь в страну Гиперборею:/ От Рифейских гор направо. Там уже недалеко…».