… у него есть своя философия – последовательный пессимизм,
не щадящий самого автора».

Н. С. Гумилев о Саше Черном
«Письма о русской поэзии»  

Саша Чёрный родился в Одессе в1880 году.

Он был необыкновенно популярен в начале прошлого столетия. Стихи с надрывом и фельетоны на грани дозволенного создавали образ смелого поэта и журналиста.

Впрочем, если публиковать некоторые его произведения сегодня, читатель может и не почувствовать, что с момента их написания прошел целый век. А в школе нам о нем даже не упоминали.

Заинтересовал он меня когда мои стихи сравнили с его произведениями. Это было в середине 90-х, когда в России начали публиковать наших эмигрантов. Он был старше меня на 80 лет – на целую жизнь…

Я был не состоявшимся эмигрантом и начинающим сатириком. Понимал, что нас кинули далеко и засунули глубоко:

 Совсем запутала нас пресса,
Мы все уже на грани стресса,
Никто не знаем, кто такие -
Такие мы или сякие.
Давно уже  мы не марксисты,
Хотя и не капиталисты,
Пока еще не демократы,
Но, слава богу, не кастраты,
Ни либералы, ни массоны,
Мы из Советской бывшей зоны, -
Простые русские мы люди,
ЗА ЧТО ИМЕЕМ ХРЕН НА БЛЮДЕ!

 Это лишь много позже я прочел у Саши Черного подобные кухонные разногласия из революционных времен:

 Моя жена – наседка,
Мой сын – увы, эсер,
Моя сестра – кадетка,
Мой дворник – старовер.

Кухарка – монархистка,
Аристократ – свояк,
Мамаша – анархистка,
А я – я просто так...

Дочурка – гимназистка
(Всего ей десять лет)
И та социалистка –
Таков уж нынче свет!

От самого рассвета
Сойдутся и визжат –
Но мне комедья эта,
Поверьте, сущий ад.

Сестра кричит: «Поправим!»
Сынок кричит: «Снесем!»
Свояк вопит: «Натравим!»
А дворник – «Донесем!»

Юмор и сатира неразлучны – это критика недостатков как самих людей, так и общества. Только юмор не так опасен. Смеяться народ любит – но не над собой. А к литературным критикам, по словам Маяковского, «отношение плевое». Так что хочешь критиковать - учись уворачиваться.

 Юмор продукт «скоропортящийся» - известность и слава у его авторов тоже скоротечны.
Как-то почитал древнеримские и древнеегипетские анекдоты для разнообразия. Они оказались простоваты, грубоваты и совсем не смешны. Напоминали детсие.

В основном о педантах (зазнайках), пьяницах,   вонючих, и тупых. Еще есть снисходительно-имперские про жителей той или иной отдаленной диковатой местности, с присущими чертами.
Так вот из сотни древних анекдотов я нашел только один, который пережил два тысячелетия и преобразовался в анекдот о Василии Ивановиче Чапаеве.
А уж если юмор с элементами сатиры был опасен всегда. Тут и власть начинает авторам палки в колеса ставить или ссылать «умников» подальше.
Может потому поэт начала ХХ века Александр Гикельберг и взял такой «легкомысленный» куплетно-эстрадный псевдоним – Саша Черный. Но с намеком, что он и ворошил черную грязь общественного устройства. А делал он это легко и понятно с помощью своего горьковатого юмора.
Песня о войне от имени мухи была издевательски бичующей людскую глупость и соответственно власть:

 Когда-то эти дураки

      Дубье пускали в ход

      И, озверев, как мясники,

      Калечили свой род:

            Женщин в пламень,

            Младенцев о камень,

            Пленных на дно –

            Смешно!

 Есть версия, что выражение «черный юмор» имеет отношение к его псевдониму.

 В зрелые годы, уже за рубежом, поэт стал подписываться  А. Черный. Однако в памяти читателей он все равно был и останется Сашей – своим парнем.

Его характер борца с несправедливостью ковался с детства. Отец был строг, мать болела и часто жаловалась ему на детей – их было пятеро. В  те времена ребенку из семьи евреев было сложно получить образование. В 1887 году в России была принята норма: дети из семей евреев могли учиться в общих гимназиях, но их количество не должно было превышать 10 процентов от числа учащихся.
Уже тогда он попал в «черный список».

Из-за этого вся семья Гликбергов перешла в православие, Александру удалось поступить в гимназию в городе Белая церковь. Учеба не пошла, над ним подсмеивались и сверстники и учителя. Он огрызался.  Неуживчивый характер сделал свое дело – он бросил учебу и сбежал от родителей. Стал беспризорным, начал попрошайничать.  Родители от него отказались, не ответив на его письмо. После статьи о нем в газете его принял на обеспечение благотворитель из Житомира Роше. Дал ему  домашнее образование.
В двадцать лет ушел в армию и после нее служил на таможне.  Он дав государственной службе 3 года, Александр возвращается в Житомир, и начинает публиковаться в газете «Волынский вестник».

Первое стихотворение Александра «Дневник резонёра» выходит в 1904 году под псевдонимом «Сам по себе». Оно пришлось по вкусу читателям. Александр получает прозвище «поэт» и входит, как фельетонист, в редакционный штат газеты. Его стихи злы и беспощадны. Испытав голод и унижения, он ненавидит самодовольных мещан:

 Мещане с крылышками! Пряники и рай!
Полвека жрали — и в награду вечность…
Торг не дурен. «Помилуй и подай!»
Подай рабам патент на бесконечность….

…Не клянчите! Господь и мудр, и строг, –
Земные дни бездарны и убоги,
Не пустит вас господь и на порог,
Сгниете все, как падаль, у дороги.

 Но служба в редакции продлилась не долго. Его стихи и фельетоны оказываются настолько скандальными, что через два месяца журнал «Зритель» закрывают. Сам он впадает в депрессию, не зная о чем писать, чтоб не вредить ни себе ни людям:

 Как молью, изъеден я сплином,
Посыпьте меня нафталином!

 Именно тогда он становится особенно осторожным. Сведения о себе всегда сообщал самые скупые. Его адрес отсутствовал в адресной книге (он был указан, но на фамилию жены). Даже рисовать себя поэт не позволял. Только после того, как какие-то проходимцы на юге в корыстных целях стали выдавать себя за Сашу Черного, он позволил приложить свой портрет к шестому изданию «Сатир».
Александр принимает решение отправиться в Петербург, где останавливается у родственников Роше. Они же помогают Александру устроиться на работу в железнодорожную налоговую службу.
Там у него возникает служебный роман со своей  начальницей, закончившейся браком в какой-то мере по расчету - побег от беспутной жизни в тихую гавань. Став обеспеченным и защищенным у него появляется возможность заняться любимым делом – творчеством. Он часто уединялся  размышлял о жизни и это строки из того времени:

 Есть еще острова одиночества мысли –
Будь умен и не бойся на них отдыхать.
Там обрывы над темной водою нависли –
Можешь думать… и камешки в воду бросать…

 В 1906 году Александр выпускает свой первый сборник стихов, но тираж арестовывают из-за политической цензуры. Чтобы избежать ареста, он со своей женой уезжают в Германию.
И чтобы не терять времени, он поступает в университет,  с 1906 по 1908 годы как вольный студент, посещает лекции. А параллельно продолжает писать, но печататься в России ему не дают. Все произведения Чёрного подвержены жесточайшей цензуре, но это лишь подстегивает поэта, и он продолжает творить. По возвращении в 1908 г оду  в Петербург он начинает работать в журнале «Сатирикон», и параллельно печатает свои стихи еще в нескольких изданиях.
Судя по произведениям того времени, любовная лирика была оказалась мимолетным жанром. Женская тема отдавала легким скепсисом:

 Глупого мужчину всегда можно узнать по глазам. Но женские глаза… Черт их знает… Не то глубина – не то томность; не то мысль – не то любопытство… И вдруг – дура…

Хотя, вниманием женщин, судя по внешности, он  обделен не был. Учитывая его конспиративные способности, многое о его личной жизни мы никогда не узнаем, да это и ни к чему.
В литературных салонах того времени тема любви часто обсуждалась и Александр предлагал своей спутнице:

 Голубка, там было местечко  –
Я был бы твоим vis-a-vis, –
Какое б ты всем им словечко
Сказала о нашей любви!
Возможно, были и отдельные неудачи и расстования, судя по этим строчкам:

 К ногам Прекрасной Любви Кладу этот жалкий венок из полыни,
Которая сорвана мной в её опустелых садах.

Среди изданных им полусотни книг только одна это сборник лирики и издан он уже в более поздние времена.
Неожиданно он начинает писать и печатать детские книги. Он открывает для детей целый мир. Ведь для них каждый день – новое открытие и он хочет этот мир представить в светлых тонах домашнего уюта:

– Отчего у мамочки
На щеках две ямочки?
– Отчего у кошки
Вместо ручек ножки?
– Отчего у няни
Волосы в сметане?
– Отчего у птичек
Нету рукавичек?
– Отчего лягушки
Спят все без подушки?..

– Оттого, что у сыночка
Рот такой вот без замочка.

1912

Детского творчества  оказалось довольно много и создавалось впечатление, что к серьезным жанрам он уже не вернется. 


  Раздвоение личности у творческих людей не редкость.  Саша Черный живет он в двух мирах – в детском (который он по существу не видел), и в реальном, который он видеть не хотел. Возможно, он писал это и о себе:

 Один в стакане видит недостачу,
Другой в стакане видит полноту,
Один на кассе всю считает сдачу,
Другой общенья видит красоту.

Один лишь что-то хочет взять от друга,
Другой же, хочет всё ему отдать,
Один увидит бесконечность круга,
Другой же ищет, как его порвать.

 От некогда запрещавших и писавших разгромные рецензии на его произведения критиков теперь он слышит только похвалу. Его талант расцветает.

 В 1912 году уезжает на Капри и знакомится с Горьким. Под его влиянием он начинает писать прозу. Но начавшаяся Первая мировая война прерывает эту творческую романтику. Александра отправляют санитаром в госпиталь Санкт-Петербурга, а затем переводят в полевой госпиталь. Излишняя впечатлительность рядового Гликберга чуть не стоила ему жизни и рассудка. Благодаря своей любящей жене Александр спасает себя он депрессии. Именно на фронте создает он свой гражданский цикл «Война».

 Надо выковать новое крепкое сердце из стали

И забыть те глаза, что последний вагон провожали.

Теплый ворот шинели шуршит у щеки и волос, – 

      Отчего так нежна колыбельная песня колес?

 Диалогом с собой он  творил взрослые стихи с беспощадной сатирой и неподдельной искренностью, выражая всю свою душевную боль с нотками пессимизма:

 По улицам шляется смерть. Проклинает
Безрадостный город и жизнь без надежд,
С презреньем, зевая, на землю толкает
Несчастных, случайных невежд.

А рядом духовная смерть свирепеет
И сослепу косит, пьяна и сильна.
Все мало и мало – коса не тупеет,
И даль безнадежно черна.

А Россию ждали новые потрясения. Пришел 1917 год и революцию он оценил пророческим взглядом:

 Что же касается завоеваний революции,
О которых невнятно бормочут иные Конфуции,
Революция очень хорошая штука –
Почему бы и нет?
Но первые семьдесят лет
Не жизнь, а сплошная мука.

Саша Черный не смог принять революцию и в 1918 году отправляется в эмиграцию. Сначала они с супругой переехали жить в город Ковно (Каунас). И опять как фатальность – там и сейчас находится единственный в мире музей чертей,  который зарождался именно в те годы.

После Ковно они переехали в Берлин. Александр продолжил свою литературную деятельность. Сотрудничал с несколькими издательствами, такими как: «Сполохи», «Руль», «Воля России», «Сегодня». Ему даже довелось стать редактором журнала «Грани». В 1923 году, Александр издает на свои средства сборник стихов «Жажда». Этот сборник наполнен тоской по родине. В каждой строчке читается сложное положение поэта в эмиграции.
В 1924 году он переезжает с супругой в Париж. Проза теперь это основное направление в его творчестве. Стихи он больше не пишет. Выпустил лишь один сборник ранней лирики.

Из произведений того времени можно отметить повесть «Чудесное лето», «Несерьезные рассказы», «Солдатские сказки», и поэму «Кому в эмиграции жить хорошо».

Поэт приобретает небольшой участок в 1929 году, в местечке Ла Фавьер, во Франции и строит дом. Его дом становится культурным центром где собирались русские деятели искусств. Он и стал последним пристанищем поэта.Ему было пятьдесят и для писателей это был оптимальный возраст. Но уже подорванное здоровье и расшатанные нервы не дали ему шанса для продолжения...

5 августа 1932 года, очень переволновался и устал, помогая тушить пожар в соседском доме. И его измотанное сердце не выдержало – его жизнь оборвал сердечный приступ. Сашу Черного похоронили на кладбище Ле-Лаванду, но точное место не известно. После смерти жены  в 1961 году платить за его могилу стало некому и ее убрали. Правда, В 1978 году на кладбище была установлена мемориальная доска.
Саша Черный прожил яркую и насыщенную жизнь, он создал больше 40 книг и сборников, а также является автором более 100 цитат и афоризмов.

Кроме того он вляется переводчиком произведений Кнута Гамсуна, Генриха Гейне, Рихарда Демеля и многих других зарубежных авторов.

 P.S.

Многое в нашей жизни совпадает:  нелюбимые чиновниками жанры,  черный список на Родине и признание за рубежом, странная личная жизнь и главное отношение к дурости как явлению социальной стабильности. Его попытки изменения по соотношению умных и дураков  –- успехом не увенчались.

Его детские стихи имели под собой развивающую основу.  Но и это не давало должного эффекта. 

 Он с сожалением осознал, что от образования мало, что зависит:

  Ослу образование дали.

Он стал умней? Едва ли.
Но раньше, как осел,
Он просто чушь порол,
А нынче — ах злодей –
Он, с важностью педанта,
При каждой глупости своей
Ссылается на Канта.

Именно это понимание повергло его в очередную депрессию и снижение творческой активности.  Даже приход весны его не радует:

 Сияет солнышко. Ей-богу, ничего!
Весенняя лазурь спугнула дым и копоть.
Мороз уже не щиплет никого,
Но многим нечего, как и зимою, лопать…
Деревья ждут… Гниет вода,
И пьяных больше, чем всегда.

 Может быть, пережив этот переломный момент. он оставил нам что-то еще…  Я как-то проскочил этот момент в том же возрасте.

Известна его подборка «Вешалка для дураков». Он не завершил ее, хотя собирался ее опубликовать отдельным изданием:

 Дурак и мудрецу порою кровный брат:
Дурак вовек не поумнеет,
Но если с ним заспорит хоть Сократ, –
С двух первых слов Сократ глупеет!

 Мой трактат о дураках тоже остался не дописан, хотя я тоже как и он к этой теме не раз обращался:

 Живу в дурдоме каждый день –
По трезвой здесь не разобраться.
Вон, я смотрю, наш главный пень
Тень на плетень наводит вкратце.

Там зеленью шуршит козел,
Баран долбит в ворота до упада,
Стоит на возвышенье стол,
А рядом кресло с чьим-то задом.

Прикрыта серость кумачом, –
Вон чья-то голова скатилась в лузу,
Вновь объявляют: Наш дурдом
Вас примет в члены профсоюза.

Вожди кругом – там Робеспьер,
Здесь Ленин, правда, весь в разливе,
А рядом мэр под кличкой Хэрр,
А спикер словно сук на старой сливе.

Вокруг одно жулье, одно зверье,
Вожди и мебель в общей груде,
А где же люди, ё моё,
Кричу, зову я:

 – Где ж вы люди?

Наш «Гамлет» правильно сказал:
– Всем уколоться и забыться!
Уже тогда он понимал –
Нам никогда не излечиться!

1999 г.

 После чего эту тему я пустил на самотек – это  дела не моего уровня и пусть Господь контролирует соотношение.  Может это у него так задумано. Мы были не первые и не последние, кто спотыкался на данной теме.

                                 * * *