Валентина немного опаздывала на свидание. Как ни просчитывала время на дорогу,  пробки рушили все планы. Зеленоградский автобус еле-еле полз по Ленинградке. Было жаль потерянного времени – пятый час вечера, а еще предстояло ехать на метро в центр, в музей, на вернисаж. 

            Но Алексей ждал, как и договаривались, у самого входа в подземку.

            Он не изменил своей привычке пофорсить. Судя по всему, шестидесятилетний «мачо» постарался воссоздать свой образ двадцатилетней давности. Мечта столичного денди, фирменный «прикид» – вельветовые джинсы и кожаная куртка-косуха с торчащими многочисленными ремнями непонятного назначения, нелепо смотрелись на изогнутой бананом сутулой фигуре. Под тонкой кожей дорогих ботинок бугрились шишковатые ступни. Попытка покрасоваться явно не удалась.

Валентина подбежала, извинилась за десятиминутное опоздание. Алексей не без интереса разглядывал бывшую подругу –  симпатичную, моложавую, воспринимавшую свой возраст «чуть за пятьдесят» с достоинством женщины, знающей себе цену.

            Первое впечатление от  встречи с Алексеем её разочаровало.

Глубокие морщины и по-бабьи плаксивые черты выдавали состарившегося неврастеника, на лице отпечаталось презрительно-недовольное выражение. Бросалась в глаза непроизвольная привычка высовывать язык, смачивая губы. Клочок седых волос, зачёсанный от уха до уха и призванный создавать видимость шевелюры, едва держался на гладкой лысине и при малейшем движении сваливался с предназначенного места. Перманентный инфантилизм сквозил в облике и поведении, вызывая чувство жалости и сожаления.

            Воистину, с возрастом  мы имеем лицо, которое заслужили.

Близоруко щурясь, Алексей снисходительно поприветствовал Валентину – он так и не избавился от менторского тона в общении с противоположным полом. С первых минут немного иронизировал, пытаясь скрыть волнение от встречи, не мог же он, в конце концов, наступить себе на горло и дать понять, что выглядела она просто шикарно.

            «Боже, что делают со старыми холостяками одинокий образ жизни и неуживчивый характер», – размышляла Валентина, незаметно оглядывая Алексея. – «У нас всего семь лет разницы, а кажется, будто все пятнадцать…».

            Прийти на встречу с Алексеем Валентина согласилась исключительно ради «спортивного интереса». Ей было любопытно, изменился ли он хоть в чём-нибудь, стал ли со временем мудрее. Иногда так хочется оглянуться назад и лишний раз убедиться, что выбрано правильное решение…

Алексею очень хотелось вернуться к прежним отношениям, которые вспоминались с любовью и нежностью. Он так и не понял, почему Валентина неожиданно ушла от него после года встреч? С этой женщиной было легко и уютно – не в пример другим подругам, она не требовала слишком многого. А главное, её природное обаяние не переставало волновать...

Накануне встречи Алексей несколько раз звонил Валентине, подробно рассказывал о себе, сообщал последние новости, и потому их сегодняшнее общение началось с ничего не значащего трёпа хорошо знакомых, но ничем не обязанных друг другу людей.

Алексей предложил поехать в Пушкинский музей, на выставку портретов знаменитого голландца, – что ж, это вполне соответствовало имиджу эстета, каковым он себя считал.

            – Почему не скажешь, что я всё такая же молодая и красивая? – смеясь, спросила Валентина, заняв очередь в кассу метро.

            – Да уж, можно считать за честь постоять рядом с тобой, – беззлобно парировал Алексей, но по тону было понятно: она попала в самую точку.

Приятель не изменил привычке производить на окружающих впечатление и казаться солидным и многозначительным. Но в случае с Валентиной старался зря – ей все его потуги были слишком хорошо знакомы, чтобы принимать за чистую монету.

Судя по всему, он так и не понял причины расставания. Отношения не сложились из-за  его излишней самоуверенности и неизменного жизненного кредо: женщины – низшие существа, которыми можно манипулировать.

Шесть лет назад, в непростой период жизни, Валентина была увлечена этим мужчиной и была готова к серьёзным отношениям. Он же бесцеремонно пользовался её расположением. Поняв, что у отношений нет будущего, а за снобистскими разговорами эстетствующего холостяка скрывался обыкновенный эгоист с потребительским взглядом на жизнь, Валентина ушла без сожаления, приобретя печальный опыт знакомства с «тонким интеллектуалом».

На свиданиях Алексей красиво рассуждал об искусстве и жизни и казался образованным и приличным человеком. Со временем раскрылась истинная суть ценителя прекрасного, категорически не способного на мужские поступки и не желавшего брать на себя решение даже мелких бытовых проблем. Жадный и склочный, он ныл по любому поводу, связывая все свои жизненные неудачи с женщинами. Неизбежное приближение старости вызывало у него панический страх. Он будто предчувствовал своё безрадостное будущее – никого не любил, и в нём никто не нуждался.

Валентине было жаль капризного нытика, не имеющего понятия об элементарных приличиях, хотя и претендующего на исключительность. Но не находила в себе сил становиться нянькой.

И сегодня убедилась: прошедшие годы ничему его не научили, Алексей продолжал жить придуманными иллюзиями. Впрочем, заблуждения относительно собственной персоны – тяжкий крест до конца жизни любого холостяка. Так устроен мир – только близкие, любящие люди могут дать доброжелательный совет и по-настоящему помочь разобраться в себе...

            Эта их встреча была делом случая. Однажды, разбирая бумаги в столе, Валентина наткнулась на старую записную книжку с телефоном бывшего кавалера.

            К телефону подошла женщина, ответила: Алексей будет позже.

            Второй звонок оказался более удачным – моментально узнав Валентину по голосу, Алексей выразил радость глухим, напряжённым шёпотом и после паузы – наверное, вышел в другую комнату – торопливой скороговоркой выпалил: скучал, часто вспоминал. Женат? Нет-нет, живёт один. И обещал перезвонить.

            «Всё такой же врунишка», – отметила Валентина.

            Спустя несколько дней Алексей позвонил и не без удовольствия похвастал: собирается в Европу – сначала в Германию к друзьям, потом в Испанию, позагорать.

            «Значит, в его жизни ничего не изменилось. Он едет отдыхать один, и та женщина, снявшая трубку, его очередная приживалка без прав, но с обязанностями. Наверное, моет полы и готовит ужин, надеясь за выслугу лет получить почётное звание «жена», но пока ещё не допущена сопровождать господина на отдыхе», – догадалась Валентина.

            Вернувшись в Москву, Алексей звонил несколько раз и однажды сообщил, что собирается на ежегодный джазовый фестиваль, традиционно проходивший в одном из столичных парков.

            – Если хочешь, пойдем вместе, – предложил, не раздумывая.

            Зная прижимистую натуру приятеля, Валентина решила проверить, готов ли он на   поступок хотя бы ради восстановления отношений, к которым явно стремился. Спросила о стоимости билетов.

            – Кажется, пятьсот рублей.

            – Нет, для меня это дорого, – посетовала притворно.

            – Разве? – в голосе послышалось разочарование. – Ну, может быть, там будут билеты подешевле...

            Пауза затянулась. Приглашать даму за свой счёт в его планы явно не входило. 

Ничего не изменилось: он физически не мог расстаться даже с небольшой суммой денег.

Алексей был вполне обеспеченным пенсионером – в платном вузе преподавал экономику, консультировал банки и коммерческие фирмы. Не бедствовал, не отказывал себе в ежегодных поездках заграницу и путешествиях по стране. Его скупость была труднообъяснимой.

На джазовый концерт отправился без неё, не забыв на следующий день сообщить, как прекрасно провёл время.

По-видимому, на этот раз, приглашая на выставку, Алексей рассчитывал на вполне подъемную сумму в случае, если придётся купить спутнице билет.

Припозднившихся посетителей музей встретил знакомыми синими елями и кустами роз вдоль дорожек. Тёмно-бордовые бутоны спешили порадовать последним цветением, бросая неотвратимому холоду трогательно-отчаянный вызов, не желая сдаваться приближающейся осени.

            В фойе Валентина заметила оценивающий взгляд Алексея, судя по всему, осмотр всё ещё стройной фигуры закончился в её пользу.  

            Возле кассы он сделал вид, что чем-то заинтересовался в витрине и пропустил спутницу вперёд. Валентине ничего не оставалось, как самой купить себе билет.

Накрыло знакомое чувство досады и одиночества. Еле сдержалась от  намёков, травмирующих самолюбие приятеля – не хотелось разрушить романтическое настроение.

            Алексей приобрёл себе билет за половину стоимости.

            – Ты бы тоже могла заплатить только тридцать рублей, – зашептал с видом заговорщика, искренне полагая, что даёт дельный совет. – Кассир не спрашивает никаких документов.

            Валентина сникла окончательно. Представила, как бы краснела и оправдывалась, стыдясь остальных посетителей, если бы, не дай бог, у неё попросили социальную карту.

«Ничего себе начало культпохода. Разумеется, при виде его помятой, явно пенсионной физиономии, кассир не стала проверять документы, а меня бы тормознула», – невесело пронеслось в голове.

            Валентина предложила заглянуть в «Итальянский дворик»: захотелось побродить среди знакомых скульптур.

            – Иди, иди, полюбуйся на голых мужиков. Вам, бабам, только бы на пенисы посмотреть, – в огромном помещении голос Алексея прозвучал неожиданно громко.

            Вспыхнув от стыда, Валентина оглядела зал. До закрытия музея оставалось чуть больше часа, посетителей было немного, лишь в дальнем углу хихикнули две девушки.

«Так… спокойно, – попыталась взять себя в руки, – у него, ко всему прочему, добавились ещё и сексуальные проблемы. Деваться некуда, нужно продолжать осмотр. Воистину, в храм искусства нужно приходить одной», – с трудом сохраняемый настрой на получение эстетического удовольствия мгновенно улетучился.

            Публика медленно перетекала из зала в зал, почтительно застывая перед полотнами, с которых струился тёплый золотистый свет – визитная карточка Мастера. С  портретов спокойно и умиротворённо улыбались одетые по моде своей эпохи безбровые женщины. Словно понимая важность момента и предвидя подаренное гениальным художником грядущее бессмертие, на зрителей смотрели серьёзные молодые люди и полные достоинства, испещрённые морщинами старцы.

Среди посетителей преобладали одинокие дамы бальзаковского возраста в скромных длинных платьях и с неизменной печатью одухотворённости на лицах. Две студентки подолгу задерживались возле жанровых картин и добросовестно переписывали пояснения. Потом рассматривали содержимое полотен и, негромко смеясь, по-своему комментировали текст.

Редкие пары тихо и деликатно обменивались мнениями.

            Из общей массы выпадали странные любительницы живописи. Блондинка с копной выжженных пергидролем волос выделялась ярким, малиново-красным, с блёстками, брючным костюмом; раскованный туалет её подруги притягивал взгляды откровенно глубоким декольте. Среди музейных интерьеров дамы выглядели нелепо, словно клоуны на поминках. Обеих интересовали не столько полотна, сколько окружающая публика, в основном, одинокие посетители мужского пола. Как бы невзначай, они приближались к интересующему объекту, отчаянно стреляли глазами в его сторону и, явно желая начать знакомство, выражали восторги от картины.

Увлекшись созерцанием очередного полотна, Валентина несколько раз чувствовала за спиной резкий запах табака и винного перегара. Удивлялась. Здесь? В музее? Откуда? И каждый раз обнаруживала рядом с собой ту самую, экзотического вида парочку странных женщин – источник знакомого гастрономического амбре.

«Наверное, у богемы так принято – ходить на выставки под кайфом, может, в этом что-то есть?», – почти всерьёз рассуждала Валентина.

            Алексей отрешённо бродил среди картин, изредка подходил к спутнице, делясь впечатлениями. Некоторое время спустя, она обнаружила его сидящим на скамейке.

            – Садись, отдохни, – подозвал жестами.

            – Я не устала, да и времени до закрытия осталось немного.

            – А у меня, если помнишь, после перелома болит нога. Не могу долго ходить, нужен отдых, – приятель уже не стеснялся показаться слабым и даже пытался вызвать к себе жалость.

За всё нужно платить. За роскошь общения с теми, кто рядом – самым дорогим – временем, частицей своей души, своей жизни.

Неужели «дон-жуан» задумался о будущем и понял: нужно выстраивать отношения, спешить делать добро пока ещё в силе и здравом уме, пока есть время и желание порадоваться простым словам, сказанным близким человеком: «А помнишь?..».

В минуту беспомощности так страшно услышать жестокое в своей беспощадности: «Слишком поздно». Сколько в его жизни было потерь и предательства бывших подруг, бросающих на прощание лишь дежурные слова сожаления? Ничем ему не обязанные – кто их за это осудит?

            Скорее, нет, не понял. В таком возрасте трудно переступить через себя и изменить свою жизнь.

Вот и сегодня: старался понравиться спутнице, но не смог потратиться на дешёвый билет.

«Эх, дяденька, тебе же седьмой десяток, дело не в деньгах, а в мужском достоинстве...», – Валентина с сожалением глядела на приятеля.

            За пятнадцать минут до закрытия по залам разнеслись резкие окрики – охранники, вышагивающие по залам в чёрной, вызывающей неприятные ассоциации, форме, довольно бесцеремонно предлагали покинуть помещение. Оставшиеся от прошлой жизни пожилые смотрительницы, пытаясь сгладить неловкость от грубого обращения, виновато улыбались посетителям и просили: «Приходите к нам ещё».

            В гардеробе, на правах старого знакомого, Алексей доверительно прошептал:

            – Подожди, схожу в туалет, иначе потом придётся туго…

            «Ещё одна возрастная проблема», – отметила про себя Валентина.

В опустившихся сумерках, подсвеченная оранжевым светом фонарей, Волхонка солидно и добропорядочно отдыхала после суетного дня. На плотном тёмно-фиолетовом полотне неба нарисованной декорацией величественно парил Храм. Осенний вечер выдался на редкость тёплым и безветренным.

            – Давай пройдёмся, куда ты спешишь… – Алексей удержал Валентину, порывавшуюся нырнуть в подземку.

            «Был бы рядом желанный человек, с удовольствием погуляла бы в такую погоду…», – подумала Валентина, вспомнив, как студенткой, не замечая времени, часами бродила по городу с любимым парнем. Как легко тогда болталось на любые темы, как приятно замирало сердце, и накатывала, разливаясь по телу, жаркая волна от пожатия сильной руки. И было всё равно, куда идти, главное – вместе.

Алексей окончательно разочаровал и потому стал неинтересен.

Время позволяло, она согласилась воспользоваться редкой возможностью пройтись по вечерней Москве. Не торопясь погуляли по Гоголевскому бульвару, свернули на Арбат. Они шли, разглядывая припозднившихся художников, грустных уличных музыкантов и усталых продавцов, без особой надежды предлагавших всякую-всячину. Ничего не уточняя и не переспрашивая, Валентина рассеянно слушала приятеля и равнодушно отвечала на вопросы о сыне, внуке...

            Расцвеченный огнями витрин Арбат дразнил вкусными запахами, манящими с открытых террас многочисленных кафе. Было бы совсем неплохо перекусить, но Алексей делал вид, что увлечён разговором и не замечает ни магазинов, ни кафе, ни завистливых взглядов подруги в сторону праздной публики, сидящей за столиками. Зная болезненное отношение приятеля к процессу расставания с деньгами, Валентина не стала заводить разговора о еде. Опыт подсказывал – в лучшем случае кавалер сообщил бы, что не голоден.

Алексей безуспешно пытался расшевелить спутницу разговорами об искусстве.

Не найдя поддержки, перешёл на другие темы.

            – Недавно похоронил двух ровесников, – глухо произнёс и продолжил после долгой паузы. – Один – из нашей джазовой тусовки. Рак крови. Был красавцем-стилягой. Баб менял, как рубашки. Представь, лежит в больничной палате и горюет, дурачина, что не успел поносить «Левайсы», привезённые другом из Америки. Предлагал мне взять дюжину отличных сорочек из хлопка, почти новых… эх, о чём только люди думают перед смертью?..

– Так кто же думает о смерти? Каждый надеется на вечную жизнь… «все умрут, а я останусь…».

– Да, вам, бабам, хорошо, вы – живучие, а наши мужики не доживают до пенсии, – посетовал капризным тоном. – Ну, вот скажи, разве справедливо, что в России женщины работают до пятидесяти пяти лет, а в Германии на пенсию выходят в шестьдесят?

Валентина промолчала.   

– Наши бабы потому дольше живут, что пьют из нас, мужиков, кровушку, – завёл свою любимую шарманку.

            – Ты отлично знаешь, что ни одна женщина на Западе не будет в семье и прачкой, и поваром, и няней, отпахав на работе наравне с мужем, – возразила Валентина.

«Боже, ведь это всё те же, давнишние разговоры – он окончательно остановился в своём развитии, даже деградировал и вконец озлобился», – не хотелось в тысячный раз  обсуждать все его давно известные жизненные принципы.

            – Знаешь, недавно прочитала научный факт: по статистике одинокие женщины живут дольше замужних, тогда как женатые мужчины переживают холостяков, – произнесла просто так, заполняя паузу.

            К удивлению, Алексей не стал спорить.

            – Наверное, ты и права, –  произнёс неожиданно покорно.

            – Это не я, это – статистика…

            Возможно, Алексей уже слышал об этом, возможно, решил не перечить подруге,   убедившись в явном равнодушии к своей персоне. Для неё это уже не имело никакого значения.

«Поздно же ты пришёл к такому пониманию», – Валентина в очередной раз пожалела  незадачливого приятеля.

            Они медленно шли по вечернему Арбату, минуя сусальную Турандот и вдохновенного  Окуджаву – сутулый молодящийся ловелас, с пафосом рассуждающий о политике и искусстве, по старой привычке распушив перед дамой перья своего никому не нужного интеллекта, и его спутница, окончательно поставившая в их отношениях жирную точку.