— А, звезда арены. Так, Штерн, не ошибаюсь? Вот она.  

Вытащила с полки папку, открыла, просмотрела содержимое.  

— Маргарита Львовна была на днях, оформляла отпуск и твои все дела. Всё у тебя в порядке. Всё-таки надо свои дела самому оформлять, а не на мать всё сваливать.  

— Мария Федоровна, меня ж в городе с июня не было. Только вчера прилетел.    

— Постой, тут у меня твоя зачётка отдельно. Да. Твоя. За какие заслуги перед Родиной у тебя “пятёрка” по “военке” автоматом? Если мать доцент, так всё можно? Или ты прилетал на экзамен? Вроде бы нет.  

— Не прилетал, но за заслуги. Вот, здесь всё.  

Я протянул ей большой официальный конверт.  

— Москва, почтовый ящик... Интересно. Так, ясно. А это что? Ага. Надо же, первый раз такое вижу. И так все про тебя говорят, что ты какой-то не такой... Ладно. У тебя субординатура в областной больнице, кафедра госпитальной терапии, тринадцатая группа. А чего не хирургия? Неужели тебе мать протекцию, такому орлу, не составила?  

— Не интересно, вот и не составила. А от областной до психиатрической всего три квартала.  

— К мамочке под крылышко. Молодёжь пошла, герои... Эххх...  

— Марья Фёдоровна, вот я точно знаю, что у вас орден Отечественной войны и две боевые медали. Только не рассказывайте этого никому, пожалуйста.  

— С чего это вдруг?  

— А никто не поверит. Такая цветущая, статная женщина. Какая там война? Небось тогда пешком под стол ходила. Так уж лучше бы вам на насмешки не нарываться. Я вот смотрю, и сам не верю, хотя знаю точно.  

— Ну, ты скажешь тоже. Факт есть факт, никуда не денешься.  

— Факт, он в паспорте. Кто его видит? А вот...  

— К Василию Данилычу сегодня не ходи. Тут комиссия была, сам понимаешь. Только ушли. Он с тобой хотел потолковать, но не надо сейчас. Если что, твою зачётку Маргарита Львовна забрала, а это всё я в дело подошью. Дам тебе знать, когда лучше зайти. Давай, беги пока.  

Мы с Таней и Сашей оказались в одной группе. К лучшему оно или нет, не знаю. Но приятно, без сомнения. Однако же... Похоже, гетеры милосердия так и останутся только проектом. Думай, голова, шляпу куплю. А пока...  

— Итак, товарищи Грозовские, какое имя вы придумали для будущего гражданина СССР? Или гражданки? И когда состоится торжественное внесение его в акт гражданского состояния?  

— Да ну тебя. С чего ты взял? Ничего же ещё не видно. Сами только узнали.  

— Мне — видно. Или я ошибся?  

— Ты никогда не ошибаешься, Волшебник.  

— Тогда не поздравляю, чтоб не сглазить. Ну, так...  

— Догадаешься с трёх раз?  

— Так ей и передай.  

— Спасибо, Саш! Спасибо, ребята.  

— Марик, ты позвони папе вечером домой. И не переживай за “Школу”. Есть идеи. Встретимся, обсудим. Понимаешь, я видела фотографии этой Маши: до тебя и сейчас. Папу они тоже впечатлили. Ну, не только они, сам понимаешь, он не всё рассказывает. Там у них в какие-то странные игры играют. Но это больше связано с твоим “Игреком”. В общем, встретимся у нас. Не тут же эти дела обсуждать. И вон, похоже наш шеф пришёл. Будем вливаться в новую группу. Ага, вон они все куда пошли.  

Таня уже успела обрадовать родителей сообщением о предстоящем радостном событии, поэтому после обычных вступительных вежливостей сразу перешли к делу. Сначала без Тани, которая срочно понадобилась матери.  

— В общем так, Марк. Обо всей этой истории с “Игреком” забудь. Не навсегда, но надолго. Это прежде всего в твоих интересах. Надо объяснять — почему? Ольгу Николаевну и Юру тоже предупредили. Не стали нарушать её планы на отдых именно потому, что не нужны сейчас заметные внезапности. Пусть всё успокоится. Ну, не подтвердилось открытие, бывает.  За напрасно потраченные большие государственные средства кому-то придётся отвечать.  Всем, кому надо, вставили очень громкие пистоны. Можешь пару раз выразить огорчение и разочарование. Подскажем: где, кому и когда. Твой приоритет в этой неудаче надёжно закреплён.   

— Всё понято и принято, Виктор Евгеньевич. То-то детектор всякую хрень выдавал! Приношу глубочайшие извинения и больше не буду. Вот ей-богу, ни капельки. Ни в жисть. Искренне раскаиваюсь.  

Генерал усмехнулся.  

— Когда надо будет, выразишь свои чувства ещё искреннее и без клоунады. И Тане — тоже. Танюш, мама и без тебя там управится! Ты нам тут нужна.  

Таня впорхнула в кабинет и устроилась на любимом месте отцовского стола, между письменным прибором и часами.  

— Марк, ты чего такой? Папа, мы же говорили...  

— Да не в вашей “Школе” дело. Тут другое совсем. Марк, ты меня понял. Без последствий это дело остаться просто не может. Я, как смогу, постараюсь смягчить, но серьёзные последствия для тебя будут. И не только для тебя.   

Я согласно кивнул.  Всем видом изображая висельника, которому приговор заменили на четвертование. А занятно, когда слова и невербальные сигналы совершенно противоположны по смыслу. Другой с Другим отлично поняли друг друга.  

— Теперь о вашей “Школе”. Танюш, сколько ты ещё сможешь, пока...Или сразу всё свернуть? Я имею в виду только твоих. Боевые гетеры так и так на Марке, повременить с ними можно. Срочности тут нет. А вот насчёт нового направления, тут надо решать.  Я тебе ещё не говорил. Нашлось у меня время пообщаться с этой племянницей Татиашвили, Машей. И ещё кое-с кем. Впечатлился, знаете, ребята, впечатлился. Ну, Марк, у тебя и методы, изобретатель хренов. Слов приличных не подобрать. Но цель оправдывает средства.  

Изображая для Тани, что ещё не вполне отошёл от устроенной мне выволочки, напустил в голос незаслуженной обиды.  

— Не очень-то я изобретатель, товарищ генерал-лейтенант. Скорее рационализатор. Это метод доктора Нандини. Я только попробовал адаптировать к нашим условиям. Вроде бы получилось. Или я и тут провалил? Ну, гоните в шею. Дайте только институт закончить. Распределюсь в какую ни будь участковую больницу и там как ни будь.  

 — Сироту казанскую мне тут из себя не корчи. Ты же меня понял? За то дело ты ещё своё получишь, не сомневайся.  

Пока Таня поправляла слишком задравшуюся (это, по её мнению) юбку, я успел левой рукой изобразить “о’кей”. Мимолётная улыбка: принято.  

— А насчёт цели и средств, так, “цель, достигаемая неправедными средствами, не есть праведная цель”. Значит, справедливо и обратное: если достигнутая цель заведомо праведная, то праведны и средства, коими она была достигнута.  

— Трудно не согласиться. Кого процитировал?  

— Карла Маркса.  

— Неглупый был мужик. Спасибо, запомню. Ладно, ребята, эмоции в сторону. Давайте о деле.  

Чета Грозовских вышла меня проводить и заодно прогуляться перед сном.  

— Марик, не грусти. Папа обязательно всё уладит, вот увидишь. Ничего тебе не будет. Мало ли открытий не подтвердилось.  

— Ладно, проехали. Не будем о печальном. Есть куча дел гораздо веселее.  

— Я так понял, что вашу “Школу” вам удалось сохранить?  

— Удалось. Жалко, что я скоро не смогу вести занятия. Но замену себе я, кажется, нашла. Всё равно ещё группы нет. Успею подготовить. Скоро тебя с ними познакомлю. Выберем одну.  

— Марк, ты бы видел, как она сражалась с отцом за это дело! Танечка, ну чего ты так?  Из-за этих, как их Марк называет, дочек? Всё равно же не сможешь сама. Ну и шли бы они. Тебе волноваться вредно.  

— Ещё пока не вредно. Да не в дочках дело, пойми ты. Вот приходят такие (она изобразила) раскоряки. По великому родительскому блату.  А я из них делаю людей. Заодно с осанкой мозги поправляю. Какими они приходят к нам и какими уходят! Ты же со многими знаком, сам видел. Да начхать мне, дочки они там или нет! Я их творю. Творю, понимаешь?  

— Вот я, гляди: я создаю людей. Творю их по своему подобью! Чтобы они могли страдать и плакать, и радовались, наслаждаясь жизнью. Подобно мне!  

— Вот Марик меня понимает.  

— Ага, я такая же сволочь. Это я тебя испортил.  

Они обдумывали несколько секунд, потом расхохотались.  

— Марк, научи меня так играть на парадоксах. А то приходится выступать...  

— За уроки риторики — отдельный гонорар. Но ты больше с Ольгой общайся. У неё это гораздо круче.  

— Кстати, о наслажденьи жизнью. Тесть вчера по-тихому сказал: “Родите, и можете опять мотаться на это ваше озеро. Понянчим. Только, сами должны понимать, осторожно”.  

— Это мы позапрошлым летом отдыхали в Пицунде. Гуляли. Забрели на пляж возле “Дома кино”. Я аж глаза протёрла: там почти все голышом. И мужчины, и женщины. Детей полно, обалдеть! Какой-то к нам подошёл, правда, в плавках, и сказал, что тут стоять и глазеть не надо. Или раздевайтесь, или вон, других пляжей полно. Я там с одной парой подружилась, и мы с ними пару раз на этот пляж сбегали. А мама мне потом говорила, что она бы и сама не против, но папе только компромата не хватало. Тогда и я перестала.  

— Да уж. У нас не Германия. Ладно, ребята, пошли по домам. Завтра увидимся.  

А я-то всё в толк не мог взять, чего это так у нас спокойно. Выходит, и большим людям не чужды нормальные человеческие радости. А вспомнить ту Олину лекцию, так и очень большим.  

Спасибо ей! Тогда с Лёнькой она мастерски исправила мамину ошибку. Братишка к нам не заглядывал. Спокойно проспал всю ночь на диване, а когда утром мама его разбудила, особых эмоций не читалось. Ни голая мама, ни голая тётя Оля никак не нарушили его душевного равновесия. По крайней мере от вчерашнего стресса заметных следов не осталось. Уходя в школу, он только спросил:  

— А мы теперь всегда так будем?  

— Тебе так нравится?  

— Ещё как! Здорово!  

На всякий случай мы с Олей ещё пару раз оставались на ночь. Никакой коррекции не потребовалось. Пошла обычная жизнь.  

А между Иваном Николаевичем и Ольгой состоялся неслужебный разговор по дороге в заводскую столовую. Для начальства там была отдельная комната и на стол подавала официантка.  

— Слушай, директриса, как насчёт следующих выходных у меня на даче? Пока погоды стоят, а то потом захолодает.  

— Что-то ты зачастил с приглашениями. Так понравилось, что на баню дров не жалко?  

— Так они не покупные. Лес рядом. Пусть, мне премию дают, что я сухостой убираю. А в дом я уже два калорифера притащил. Мне Князь звонил, так и он не против.  

— Ага, понравилось с голыми бабами совершать гигиенические процедуры.  

— Самим бабам больше понравилось. Моя Зинка уже с Мэри спелись, и Анютка с ними. Так как?  

— Положительно. Только я девушка свободная, а с Ритой надо это заранее обговорить, а то её акула пера опять куда-нибудь уплывёт.  

— Обговори, пожалуйста. Кстати, как там Лёнька? Как она решилась — при ребёнке?  

— А чего “решилась”. Очень хорошо и правильно воспитанный ребёнок. Никто же при нём не трахался. Да и знает он. В Германии бывает семьями дома голышом. Одеваются только на выход. Чего там, целые лагеря нудистов. Во Франции, так целый городок. Про пляжи и прочее вообще речи нет.  И дети у них нормальные. Им в голову не приходит через щель в сортире подглядывать.  

— Можно подумать, сама видела.  

— Даже была. Приглашали на вечеринку. Я тогда собиралась рассказать, но как-то со временем не вышло. Не люблю в темноте по лесной дороге. Вот опять соберёмся, напомни.  

— И ты, что ли, вместе с ними... так?  

— Ну, конечно же “так”, Ванечка. Или так, или никак. Это же целое мировоззрение. Либо ты его принимаешь, либо гуляй в другом месте. Всё очень просто.  

— И как оно по тебе оказалось?  

— Оказалось сшито, как по мерке. Сами дома примерьте. Ставлю свою “Ниву” против вон той ржавой тележки, что после примерки снимать — еншульдиге зи — одеваться не захотите.  

— Ух, как ты распетушилась! Похоже, не врёшь.  

— Вру, Ваня. Но только по четвергам. А сегодня ещё среда. Пошли скорее, жрать охота.  

Слово с делом у Ольги не расходились никогда. Меня она просто, без особых затей императивно уведомила: “В пятницу спи у родителей. В семь утра заберу. Собирать вас по всему городу лень и жалко времени”. К моим она прикатила около шести вечера без предупреждения и была встречена с восторгом. Умилилась видом всех членов семьи, убедилась в их физическом и душевном благополучии, которое — душевное — нашла значительно более, чем благополучным. Передала приглашение. И тут же умчалась по своим всегда неотложным делам.  

— Олечка, ты не слишком разогналась? - поинтересовался папа. — Проскочим поворот, потом не выберемся.  

— Не боись. Моя тайга родился, белка глаз бил, лося хвост ловил. Моя дорога слепой найдёт. Уппс! Чёрррт!  

Нас всех кинуло вперёд. Ольга резко тормознула, потом сдала метров сто назад. К сосне была приколочена фанерная стрелка со смешной надписью: “Лесные бугорки”.  

— Ну тебя, Борька! Всегда лезешь под руку со своей болтовнёй. Вот же народ, лень было нормальный столб поставить с указателем! Ещё и намалевали зелёной краской. Молчи, не отвлекай водителя во время движения.  

Когда распределяли знаменитые “шесть соток”, семейство Рыбаковых проявило удивительную для таких разумных людей непрактичность. Ждали-тянули непонятно чего. Вот и получили: дачный посёлок самый дальний от города, а в самом посёлке это не участок, а горе одно, кусок леса: камни да корни. Хрен, что на таком вырастишь. Вот именно хрен, разве что. Ну, речка рядом, а толку? Что там этой водой поливать, если ничего не растёт? Странные люди, ей-богу.  

Посёлок уже опустел. Всё выращенное нормальными людьми уже давно закатано в банки и набито в кадушки. А чего тут после этого делать? Нечего. А вот ненормальные  припёрлись.  

— О, княжья карета уже здесь. Как они раньше нас успели?  

Князьями в нашей компании называли Нукзара, его жену Мэри и их близнецов: Давида и Лолу. Семья носила гордую фамилию Чавчавадзе. Когда в седьмом классе я доучился до Грибоедова и его жены, то сразу спросил:  

— Дядя Нукзар, а вы князь?  

На что получил ответ со страшным кавказским акцентом, которого я от Нукзара Лазаревича, детского хирурга, безукоризненно говорившего по-русски, ни до, ни после этого случая больше ни разу в жизни не слышал.  

— Ти что, нэ знаиш, бичо, что в Грузии у кого ест сто баранов, на стине ест кавёр, на каврэ — сабла, тот настоящий кназ! Ти у мина кавёр видэл? Видэл. Ти у мина на каврэ саблу видэл? Видэл. Значыт кито я? Кназ!  

— А сто баранов не видел.  

— Вах, дарагой, поедэм в Тибилыси, я тибэ нэ сто, а сразу сто тисач баранов пакажу! Хочэш — сичас поедэм!  

Так наши друзья и остались князьями.  

На этот раз аристократическое семейство прибыло в полном составе. Замечательно: у Лёньки будет отличная компания. Ребята моментально объединились и со страшно таинственным видом зашушукались. Я прислушался. Ага, то, что надо. К тройке подростков присоединилась восемнадцатилетняя Аня. Так, о чём болтовня? О чём надо! И погода лучше некуда. По телевизору синоптик что-то вещал про аномальный антициклон, и вот — я посмотрел на красный столбик термометра, прикреплённого к оконной раме — подарок природы, двадцать градусов в начале октября.  Хотя ещё и десяти часов нет.  

Мы живенько перетащили припасы из багажников на кухню, накрыли цветастой клеёнкой больной самодельный стол на веранде, и женщины соорудили завтрак. А поскольку все выкатились из дому спозаранку, на аппетит жалоб не было. Когда темп движения челюстей замедлился, а едоки собрались разойтись, дядя Ваня выступил с заявлением.  

— Значит так, дорогие товарищи. В прошлый раз все дрова истребили. Вон, то, что осталось, годится только на растопку. А надо много. На баню — это раз; на мангал углей нажечь — это два; на кухонную плиту — это три.  

— Дядя Ваня, а на костёр?  

— Правильная постановка вопроса! Это четыре. Мужиков у нас тоже четыре, но Князь не в счёт. Ему надо руки беречь. Марку — тоже, но не столь критично. У Леонида мною отмечен талант к работе колуном. Вот колун ему в руки. Остальных орлов и орлиц задействуем по мере надобности.  Марк, с “Дружбой” управишься? Я тут недалеко пару сухих берёз повалил. Давид, поможешь этому Голиафу.  

— Вань, сбавь обороты. Привык у себя на заводе командовать. Мы отдыхать приехали или на лесоповал? Успеешь ещё со своими дровами.  Сам же просил Ольгу про Германию рассказать. Она даже альбомы привезла. Кстати, а где они?  

— Дала пока ребятам посмотреть. Что, пионеры, интересные картинки? Стоп! Всем интересно. Живо навести порядок. Чапай говорить будет.  

Стол освободился моментально. Два альбома с фотографиями оказались в центре стола и внимания.  

— Посмотрели? Вдохновились? Есть вопросы? Если много, то начну. Говорить буду правду, только голую правду.  Я вам целую лекцию приготовила... Ой, как же это я забыла-то? Мы же собрались голыми отдыхать.  Так какого чёрта мы тут сидим в тулупах? Погода — прямо лето. Живо раздеваемся. Баня только к вечеру будет готова. Жалко удовольствие терять. Тем более, что настоящая правда только голая. Голышом, и веселее, и интереснее. Раздеваемся! Чего кукситесь? Ритка, Боря, вы как?  

(Продолжение следует)