Илья Мухин в коридоре запнулся о забытый его домработницей пакет с мусором.
- Твою мать!- зашипел он от бешенства и с силой ударил по нему носком дорогого замшевого ботинка. Пакет лопнул, и его нелицеприятное содержимое разлетелось по розовому мрамору, которым был выложен коридор.
- Уволю суку, завтра же и уволю!- Илья набросил на плечи плащ и, замкнув замок своей квартиры, направился к лифту.
- Доброе утро, господин Мухин.- Седоволосая консьержка вышла из своей комнатки под лестницей, и распахнула перед Ильей дверь подъезда.
В свое время она служила в КГБ, чем, по мнению всего подъезда, продолжала гордиться и по сей день.
-Мария Эммануиловна - Мухин вложил ей в руку десятидолларовую купюру - Я прошу вас, подыщите мне, пожалуйста, приличную женщину для уборки квартиры. С завтрашнего дня, мою домработницу в дом не впускать. Она уволена.-
- Хорошо, господин Мухин, я все поняла. - Женщина вытянулась и даже попыталась прищелкнуть пятками, но в мягких, домашних тапочках щелчок не удался.
Мухин вышел во двор, со всех сторон огороженный высоким забором, и направился к своей машине.
Ярко освещенный шлагбаум приподнялся и машина, выпустив облако белого пара, плавно выехала на улицу. Илья прикурил и опустил боковое стекло. Все как обычно. Точно также было вчера, сегодня и также, наверное, будет и завтра.
При выезде на Ленинский проспект Илья попал в пробку. Очередной президент ехал по правительственной трассе встречать очередного высокого гостя. Машины и спереди и сзади Ильи покорно глушили моторы - минимум с полчаса придется проторчать. Мухин грязно выругался и толчком пальцев швырнул окурок далеко в сторону.
- Вот же сука!- громкий женский голос заставил его осмотреться по сторонам, - Швыряет свои сраные бычки, куда ни попадя. Того гляди в глаз захуевертит! Понапокупали иномарок и думают, что ближе к Богу стали, никого кроме себя и не видят...-
Илья присмотрелся сквозь утренний, зимний полумрак и только сейчас заметил, как возле темно-зеленых мусорных бачков с трафаретной ярко-белой надписью"Вывоз мусора в 6.00 и 18.30",копошатся несколько оборванных, закутанных в какое-то старье человек.
Мусорные бачки относились к элитному дому, относящемуся к ведомству УПДК и населенному, в основном, иностранцами, работниками многочисленных посольств.
- Ну вот, и сюда бомжи добрались, не крысы, так люди...,-
равнодушно подумал Мухин, и уже было хотел прикрыть боковое стекло, как вдруг женщина все еще негодующая по поводу неловко брошенного окурка вышла под блеклый свет фонаря и, глядя в лицо Илье, отчего-то улыбнулась, несмело и чуть заметно. В одной руке она держала какой-то пестрый пакет набитый неизвестно чем, а другой, одетой в варежку с дырками на пальцах она показала Мухину неприличный жест и тут же, прыснув от смеха, вновь шагнула в тень, ближе к своим товарищам.
- Ты когда-нибудь, доиграешься, Нитка!- услышал Илья хриплый прокуренный голос одного из мужиков, обращенный к женщине,- Выйдет из машины, защмаляет, и как ни в чем небывало уедет. И не хрена ему за это не будет. У него все адвокаты давно уже, небось, проплаченны. Пойдем от греха подальше, нам еще на вокзал надо успеть, к раздаче горячего...-
Темно-серыми тенями они мелькнули мимо охранника сидящего в застекленной будочке и растворились где-то за углом дома.
Уже давно растаяли тени ушедших неизвестно куда бомжей, и утренние, чуть сиреневые сумерки лениво растворились в серости зимнего московского дня, а перед его глазами все еще стояла та самая, легкая и несмелая улыбка, на мгновенье, словно осветившая все лицо этой молодой еще женщины.
- Глаза. Какие же у нее были глаза? - Мухин отчаянно пытался вспомнить их цвет, но отчего-то именно эта деталь ее лица, ставшей вдруг для него столь важной и неразрешимой дилеммой, мучила и не давала ему покоя.
Одно он знал наверняка: подобной улыбки, подобного выражения лица он не видел никогда...
Нетерпеливый сигнал задней машины выдернул Илью из какого-то ступора, и он, действуя скорее по привычке, чем подчиняясь разуму, вывернул на проспект и машина его, каплевидное, иссиня - черное сосредоточение сотен лошадиных сил, влилась в шумный и равнодушный поток.
- Ирина Сергеевна - спросил свою длинноногую, платиноволосую, готовую исполнить и, исполняющую любые прихоти хозяина кабинета секретаршу, Илья.
- Как вы думаете, какое женское имя может скрываться под прозвищем Нитка?-
- Нитка?- переспросила она недоуменно и сосредоточенно наморщила свой гладкий лобик.- Ну,- проговорила она неуверенно - Может быть Нина, или ли допустим Татьяна....Но вполне может быть, что прозвище родилось и от фамилии - например, Ниткова, или еще как....А вам, Илья Петрович, зачем это?-
- Ладно, Ирина, ступайте - Илья махнул ей рукой и включил компьютер.
- Да, кстати, - остановил он ее на пороге
- Созвонитесь с каким- нибудь приличным борделем и забронируйте девочку часов на восемь вечера.-
- А я вас уже не устраиваю как девочка, Илья Петрович?- лицо секретарши выражало обиду и ревность.
- Вы свободны, Ирина Сергеевна. Ваша настойчивость становится утомительна.-
Высокая, дубовая дверь кабинета закрылась и Мухин, откинувшись в кресле, удовлетворенно проговорил, ослабляя узел галстука
- Нина. Непременно Нина. И никак иначе!-
На цветном Бульваре, что напротив известного цирка, в ряд выстроились старинные особнячки. До семнадцатого года во многих из них располагались дома терпимости, они и сейчас располагались там же, правда, скрываясь под серьезными различными вывесками с мудреными названиями и сокращениями, и клиентура у них была тоже очень серьезная - солидные банкиры, предприниматели, известные политики.
Колокольчик звякнул, и на пороге роскошно обставленного номера появилась молодая, профессионально улыбающаяся девушка.
- Добрый вечер господин Мухин
-ее поставленный голос звучал очень убедительно и доверчиво,
- Я рада, что вы решили посетить наше заведение и...-
- Решил и тут же передумал.- Прервал ее Илья и, положив на край журнального столика, пять сотенных бумажек зелено-серого цвета прошел мимо опешившей красавицы к двери.
Домой он вернулся уже ближе к ночи, прошел, улыбаясь мимо бдительно-бодрствующей консьержки и позабыв про лифт, поднялся к себе на четвертый этаж пешком.
Мария Эммануиловна проводив взглядом его угловатую фигуру, поспешила к себе под лестницу - подобные изменения в поведении своих жильцов она имела привычку заносить в свою книжечку - так, на всякий случай.
Утро и весь последующий за ним день Мухин провел в поисках Нины.
Его машину можно было видеть вблизи всех мусорных баков Юго-Западного района.
А ближе к вечеру он поехал на площадь трех вокзалов, где как он узнал, иногда раздают горячую бесплатную пищу для бродяг и беспризорных детей.
Нину он узнал сразу же, как только увидел ее на гранитных ступенях Ярославского вокзала в окружении десятка таких же, как и она бродяг - грязных и оборванных людей, с жадностью хлебавших что-то из одноразовых пластмассовых тарелок.
Легкий снежок, бесшумно сыпавшийся откуда-то сверху, сглаживал всю нелепость ее одеяния: рваную мужскую куртку на гусином пере, именуемую иногда пуховиком, туго подпоясанную кожаным, солдатским ремнем и немыслимого вида фиолетовый берет с огромной, сияющей фальшивым блеском брошью на голове.
Илья подошел к ней и молча, крепко взяв ее за руку, чуть выше локтя, повел вниз по ступеням к своей машине.
- Ты что, козел, себе позволяешь?- нарочито громко закричала Нина.- Я тебе что, блядь подзаборная, что ты вот так, запросто, можешь меня хватать?-
От здания вокзала, к ним, солидно и неспешно, направился лейтенант от милиции, собирающий с сомнительных вокзальных завсегдатаев (проституток, торгашей и мелких воришек), небольшую, но постоянную и верную мзду. Но, оценив профессиональным взглядом дорогой и изысканный гардероб Мухина, по кривой поспешил скрыться от греха подальше за колоннадой вокзала.
Даже сквозь рукав пуховика Мухин чувствовал, что женщину бьет сильная дрожь,- Наверное, она основательно продрогла? - умиленно подумал он и постарался поскорее усадить ее в теплый салон своей машины.
Но не успели они отъехать от вокзала, как сразу же запотели все стекла и Илья, особо даже не принюхиваясь, понял, что Нина дрожит не столько от холода, сколько от опьянения, а что еще более вероятно, от страшного, похмельного синдрома.
- Ничего, Ниночка,- шептал Илья по дороге домой,- Уж там-то я тебя вылечу, вот увидишь, вылечу.-
Услужливая КГБшница в отставке, помогла Илье довести до лифта разоспавшуюся в тепле автомашины Нину, и даже пожелала им спокойной ночи.
В квартире Мухин первым делом набрал полную ванну воды, от души плеснув туда пены, и заботливо раздев слабо сопротивляющуюся женщину, усадил Нину в это горячее, пахнущее хвоей и апельсином пенное облако.
Надев на ладонь рукавицу из мочалки, он тщательно вымыл ее столь родное и столь незнакомое тело. Когда струи душа обмыли с Нины последние остатки мыла, оказалась, что она совсем еще молодая женщина, практически девушка, с высокой шеей, маленькими розовыми ушками и слегка тяжеловатой для ее точеной фигурки грудью.
Илья перенес ее, покорно и доверчиво обнявшую его за шею, на кровать и с огромным сожалением накрыл тонкой, шелковой простынею темно-синего цвета.
Но и под шелком он видел каждый изгиб ее тела, упругий впалый живот с раковинкой пупка и тонкие, длинные руки, бессильно брошенные вдоль тела.
Всю ночь, Мухин просидел над спящей Ниной. При свете уличного фонаря, чьи неверные, блекло - желтые блики слегка освещали спящую женщину, он находил в ней, в ее лице и теле, вообще, во всем ее облике все новые и новые черты, столь милые и дорогие для себя, что даже если бы Нина не обладала таковыми, Илья, несомненно, и без сожаления их бы себе вообразил. Под утро, выпив пару чашек крепкого кофе, и приняв обжигающе-холодный душ, он, долго подбирая слова, написал ей записку, которую перед выходом из дома положил на соседнюю с прелестной ее головкой нетронутую и несмятую подушку.
‘'ДОРОГАЯ НИНА, К СОЖАЛЕНИЮ, МНЕ НЕОБХОДИМО НЕНАДОЛГО ПОКИНУТЬ ТЕБЯ. ВЕРНУСЬ ЧАСАМ К ПЯТИ. ОЧЕНЬ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ И НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО МЕНЯ ДОЖДЕШЬСЯ. В ХОЛОДИЛЬНИКЕ ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО ТЫ ПОЖЕЛАЕШЬ. КАК ВЕРНУСЬ, ПОЕДЕМ ПО МАГАЗИНАМ, ТАКАЯ ЖЕНЩИНА КАК ТЫ, ДОЛЖНА КРАСИВО ОДЕВАТЬСЯ! ЦЕЛУЮ - ИЛЬЯ.''
....- Ты меня, конечно, извини, но ты Илья, дурак.- Генеральный директор, партнер и старый товарищ Мухина, седой, и уже в годах мужик, в возмущении плюхнулся задницей на стол Мухина, чего никогда себе до этого не позволял.
- Ты, взрослый и умный мужик, привел к себе в дом какую-то неизвестную тебе женщину, бомжиху, скорее всего воровку и дешевую блядь....Да не обижайся ты. Я тебя знаю вот уже лет пятнадцать, но глупости подобной не ожидал...Что говоришь? Молчишь! Ну, вот то-то.-
Илья молча поднялся, подошел к окну. Где-то там, далеко отсюда, за многие километры улиц и переулков, запорошенных мелким снегом, на противоположном конце столицы, в его пустой и безлико-роскошной квартире, наверно, так же стоя у окна, ждет его, и только его лучшая на земле женщина - Нина.
- Ты знаешь, Вениамин Савельевич- Мухин обернулся к партнеру - Если бы не твой возраст, я, наверное, сейчас бы тебя ударил, не глядя на твою должность и авторитет в нашем бизнесе. Может быть, я и в самом деле дурак, но уж лучше быть дураком от любви, чем всю свою жизнь ходить в умниках, а дома, по вечерам волком выть от одиночества, или же спать с кем ни попадя. Вот ты знаешь меня столько лет, а спроси сейчас - Илья, а был ли ты хоть раз по-настоящему счастлив? И я боюсь, что мне нечего будет тебе сказать. Удачи в бизнесе здесь совершенно не причем, это другое. Одно знаю наверняка, прикажи она и я забуду про все, чем мы с тобой занимались столько лет. Про бизнес наш удачливый, про западных партнеров, про налоговую, про стрелки с братками ,про милицейскую крышу, да мало ли еще про что.... И так же точно я уверен, пальчиком своим она меня поманит, и я брошу, брошу без сожаления все, что у меня есть: квартиру, машину, дачу..., да что я говорю о каких-то мелочах. Я жизнь свою к ногам ее брошу.... А ты говоришь- блядь дешевая.-
В кабинете повисла густая, тягучая тишина: Илья, восторженно улыбаясь, прислушивался к себе, а товарищ его и непосредственный начальник смотрел на него с видимым сожалением, но где-то в глубине его души, несколько усохшей и очерствелой, копошилось нечто странное, мягкое и теплое - быть может, это была обыкновенная, белая зависть, зависть человеку, сумевшему найти свою настоящую любовь, пусть даже и такую.
- Ладно, Илья,- нарушил он затянувшееся молчание.
- Отдохни недельку, со своей Ниной разберись до конца, и к следующему понедельнику, я думаю, ты уже будешь более трезво оценивать и свою избранницу, и все, что касается ее появления в твоей жизни. Иди, в самом деле, расслабься. Сейчас от тебя один черт- пользы никакой. Дурак влюбленный!
Некоторое время Илья стоял перед своей дверью в сомнении - как ему надлежит поступить: позвонить или же открыть ее своим ключом...?
Звонок прозвучал за обитой кожей металлической дверью неуверенно и глухо.
Рука дрожала и хитроумно выточенный ключ с десятком различных бороздок упорно не желал входить в замочную скважину. Никого. Темно- багровая роза на длинном, шипастом стебле, в жемчужных слезинках расстаявшегося снега, бесшумно упала на давно остывшую постель.
Нины нет.
Она ушла.
И он опять один.
- Илья Петрович - в дверях показалась ненавистная рожа бдительной стражи подъезда.
- Ваша знакомая ушла в девять часов утра и села на тридцать восьмой автобус, следующий до Востряковского кладбища.-
Она смотрела в лицо Мухину с твердой уверенностью, что именно так и должна поступать настоящая консьержка.
-Мария Эммануиловна - Илье очень хотелось заехать кулаком в это серое, гнусное существо, вечно подглядывающее и подслушивающее за жильцами подъезда, в ее крысиную физию, с длинным, шевелящимся при разговоре носом и крошечными, не моргающими глазами.
Мария Эммануиловна, скажите-ка мне на милость, как вы сумели увидеть, что моя, по вашему выражению, знакомая села именно в этот автобус? Из нашего подъезда, насколько мне известно, автобусная остановка не видна. Она за углом. Вы что, следили за ней? И это тоже входит в ваши обязанности!?-
Мухин побелел и пошел на активистку. - Крыса! Удавить тебя мало! Вон из моего дома!-
Консьержка невольно перекрестилась, и часто перебирая своими кривоватыми ногами в домашних, с помпончиками тапочках бегом ринулась вниз, в свою спасительную нору под лестницей.
- Вот и делай таким людям добро - прошептала она, немного успокоившись и придя в себя от страха.
- Щенок! Жаль, что времена так круто поменялись - еще лет двадцать назад, тебе, сосунок вшивый, подобное с рук бы так просто не сошло. Ты у меня лет на пять в дурку угодил бы, сопляк, никак не меньше. А теперь что? О конторе все кому ни лень болтают и еще как! Совсем упал авторитет конторы....-
Мария Эммануиловна прилегла на узенькую кушетку, заправленную старым пальто, долго еще злобно шепча и плюясь, бормотала о чем-то своем, тем ни менее зорко поглядывая на монитор видеокамеры, установленной перед дверью в подъезд.
Все три последующих дня Илья упорно и планомерно напивался.
Первое время он опорожнял свои запасы спиртного, но дорогие, коллекционные вина не приносили ему стойкого и отупляющего опьянения, и он перешел на более крепкие напитки. Еще никогда Мухину не было так плохо и одновременно так хорошо. Практически все время Илья находился в странном полусонном состоянии, отключаясь ненадолго и тут же просыпаясь, он ползал вдоль стен, оставляя на их лощеных поверхностях жирные следы пальцев и потеки засохшей рвоты. Все телефонные звонки он игнорировал, либо снимал трубку и поносил звонивших ему отборным матом, не вслушиваясь и не желая даже узнавать, кто же ему звонил. На пятый день, Илья, с трудом ворочая необычайно неповоротливым языком, заказал через службу доставки ящик водки, щедро рассчитался с курьером, а потом плакал сидя на лестничной клетке, на пыльных ступенях и не желал возвращаться в квартиру.
Приехавшая к Мухину по приказу генерального директора фирмы Ирина Сергеевна, обнаружила его ползающего по полу в мокрых, пропахших мочой штанах, с зажженной спичкой в трясущихся руках.- Видишь Ирина,- шептал он ей пугающим, звенящим шепотом,- Видишь, что удумали соседи мои драгоценные: газом меня отравить желают, суки противные.... А ты, ты что пришла? Да ты, гнида, похоже, с ними заодно!?
Пшла вон! Видеть тебя не желаю, потаскуха!-
....Очнулся Мухин в своей постели, крепко привязанным свернутыми в жгут простынями. Над ним возвышалась капельница, стоящая на тонкой, никелированной ноге, а напротив него, в кресле, сидел, как всегда, очень элегантно одетый Вениамин Савельевич.
- Ну что Илюша? Кто оказался прав? Упорхнула твоя девица, Ниночка твоя ненаглядная. А ведь я тебя предупреждал....
А ты оказывается слабак, Илюша. Ох, слабак. Напиться до белой горячки ради бабы, дело - то не хитрое, любой сможет. Тут особого ума не нужно - наливай да пей....
Ну, в общем так. Кровь тебе медики наши подчистили, желудочек промыли, из запоя вывели. Все грамотно сделали, как полагается. Я с ними рассчитался, так что ты на этот счет не заморачивайся, не стоит. Ты лучше мне вот что скажи, друг ты мой ненаглядный, Илья свет Петрович. Ты вообще-то, когда собираешься на службу, а? Мне уже клиенты позванивают, жалуются. И я их понимаю. А как иначе? Они, между делом, свои кровные в наш бизнес вложили, и им, поверь, глубоко насрать на твои переживания.-
Вениамин Савельевич резко поднялся и жестко прибавил - Значит так, Ромео недоделанный. Если завтра я тебя не увижу в офисе, чистого, бритого и готового нормально, я повторяю, нормально работать, я выношу вопрос о тебе и твоем пайстве на совет директоров. Пусть они решают, что с тобой делать, а мне надоело. Прощевай, Илья Петрович!- он повернулся и, оттолкнув плечом пожилую медсестру в мятом белом халате, вышел за дверь.
- А мне от чего-то казалось, -
сквозь силу прошептал в спину уходящему товарищу Илья,
- Что мы с тобой нечто больше чем обыкновенные партнеры. Наверно, я ошибался...-
...Весна обрушилась на Москву как-то уж очень внезапно. Еще только вчера шел нормальный, зимний снег, а уже сегодня солнце ярко припекает и ему, солнцу этому весеннему до фонаря, что еще только конец февраля, что еще впереди весенние заморозки и внезапные снегопады. Это еще только будет, может быть, а сейчас, сегодня тепло отогрело и обсушило серебристую фольгу отопительных труб, проходящих над черным, пожухлым снегом и серые воробьи, распушив перышки, прижались к теплому металлу и чирикают себе что-то там под нос, весело и задорно. И до того им славно отогреваться на этих сияющих серебром трубах, что их даже и не пугают две оборванные человеческие фигуры, так же как и воробьи, решившие слегка отогреться на солнцепеке.
...- А знаешь, что Нитка? Давай на юг подадимся, к морю поближе. Я море очень люблю...-
Женщина улыбнулась и, опрокинув лицо, солнцу навстречу, чуть помедлив, ответила, прищурив глаза - Давай, Илюша, давай.-