-   Что делать, если картина получилась слишком яркая?

- Нужно сделать ее еще ярче! Пчел привлекают только сочные цветы…  Славой и удачей нельзя пресытиться, а к  Скромности и Бездеятельности эти хитрые легкокрылые, увы, не подлетают.

            Пальцы  художника меланхолично танцуют  по холсту, оставляя после себя переливчатые росчерки. Так в калейдоскопе меняются узоры – неожиданно, таинственно, замысловато, так слепой изучает лицо незнакомца – упругими касаниями, мягко, непринужденно.

- А почему вы не пишете кистью?

- А ты, поди, тоже не шариковой ручкой  пишешь. Ящик черный с собой таскаешь…

- Это ноутбук.

- И я работаю только при помощи рук… А лучшая рукопись и живопись это наши воспоминания. Вот, где краски въедливые! События четко выписаны  эмоциями и густо разбавлены дальнейшими переживаниями... Все просто, когда знаешь, что ты сам и хранитель, и ценитель, и создатель своей книги.

- Получается, мы навязываем свое творчество остальным…

- Может и так… Но, если был вдох, должен быть и выдох.

Я потянула носом… Пахнет отдохнувшей, пропитанной талыми снегами, землёй и алычёво -яблочным  букетом весны. Искушающий, шальной росно-нектарный пар тёплого утра… Го-ло-во-кру-же-ние…
Будто висишь на  рожке  скользкой луны и    бесстрашно целуешь  кружево  снежного облака. Еще одна детская глупость.

  Губы художника  - сухие, тонкие дуги,  волосы – седые, курчавые, как парик из одуванчиков, и острый гоголевский нос. Я так и представляла маэстро…   

- А я ведь тоже писал когда-то стихи, - вдруг признался он.

- И что?

- Да ничего… Чуть не помогли задохнуться.

- Смеётесь…

- Люди смеются только в детстве, а потом  всю жизнь примеряют  получившиеся в  прошлом маски…

- Ну, а что стихи…

- Вот они - души прекрасные порывы… Талантище ! - говорили мне друзья, когда я их угощал свежей выпечкой и колбасой…

- А потом?

- А потом я провожал гостей домой. Через замочную скважину я видел их сытые ухмылки. Они брезгливо вытирали свои жирные ладони   тёплым бархатом моих стихов.  И бумага возмущенно громко скрипела и буквы- солдатики в строгих рядах становились кривыми уродцами. «Души, души, прекрасные порывы.  Души их!» – отчетливо  слышал я, и розовый пьянящий туман рассеивался  …
Погибала моя муза…

- Печально!

- Да нет, скорее банально… Но надо всегда учитывать, что дорога одна, а развилок много. Бывает, идешь с кем-нибудь рядом, и он говорит тебе:

- Давай свернем.

- Давай, - соглашаешься ты.

И вы поворачиваете… Он направо, а ты налево. Так, подразумевая одно, мы выбираем всегда своё…

- Интересно, сколько шагов к успеху?

- Три… Три моё любимое число!

- Именно поэтому вы изобразили три орешка на хрустальной тарелочке. Три точки отсчёта на скользком катке нашей жизни. Удержаться бы за эти округлые буйки, прежде чем попробовать шагнуть вперед… А причём тут орёл?

- Когда мне говорят: «Выбирай, орёл или решка.», я выбираю орла и опускаю монетку в карман. Потому что никогда не бросаю жребий. Это забава для неудачников. Сильным всегда известен ответ.

- Славно… А теперь я хочу узнать про орешки…

- Лю-бо-пыт-на-я… Это уже хорошо.

Смех художника – театральный, громкий, с чётким «ха» … Я могла бы ответить улыбкой, но  в ответ лишь зеваю. Апрель и воздушно-солнечный коктейль дурманит.

-Ну, не молчите, - тороплю  я.

А  мастер щурится, и от этого у него на лице становится еще больше  морщин-ниточек…  Смешной!   

 - Первое правило, - наконец, говорит он, - когда даёшь в долг не жди, что будут  отдавать. А когда отдали – благодари.

- Ещё чего,  - удивляюсь я, - ладно, колите второй орешек.

- Если больно – плач… Но не о себе, а о тех, кому ещё больнее...

-  Гм!  А в-третьих?

- Никогда не стой на месте! Иди, и тяни за собой нерешительных.   

- Зачем они мне?

-Вот когда всё поймёшь, сможешь оседлать успех. Помни, алмаз в золотой оправе в сто раз краше и заметней, а сам по себе он и затеряться может!

Я сразу представила себя верхом на фиолетовой   лошадке. Умора! Там, где уздечка – вязаный шарфик, и ватные тапочки с алмазными помпонами вместо подков. Это,  наверное, чтобы топала тихо и не будила завистников.

- Я мечтаю удивить читателя и не знаю как…

-  Все пишут  о житейских трудностях..  Попробуй отойти от привычной темы…

-  Тогда ничего не остается.

- Подумай, поищи, попрыгай на батуте своих фантазий. Прогуляйся по стране  перевоплощений, загадок, странных решений.

-Тяжело…

- А ты как думала? Дай мне руку… Дай, не бойся!

Моя пятерня влажная и всё еще пахнет утренним кофе.  

Маэстро берёт тюбик с золотой краской  и рисует на  ладони  кренделёк.  От прохладного вещества почему-то разит зеленью и сырым желтком. Неприятно…

- Это начало, - говорит он и прикладывает  к моей руке лист бумаги.

- Начало? – недоумеваю я, наспех вытирая липкую краску платком.

- Остальное додумай сама.

Я смотрю на причудливую печать на  листе.

- Что это? Пропуск?

-  Пусть будет пропуск…  на мой  концерт ? Придешь?

-  Вы еще и поёте? – недоверчиво спрашиваю я.

- Нет. Играю на рояле…

-Конечно, приду! А где и когда будете выступать?

- Следующим летом, в Париже…

- Придумали! – Сержусь я. – Какой Париж? Я в Москве ни разу не была… 

- Это тебе только кажется, что  не была.

Я опять смотрю на листок. Нет, это не печать. Похоже на татуировку – солнечный диск и все дороги к нему. Тонкие извилистости рек, гулкие магистрали и  тихие лесистые тропки, прикрытые  изумрудной вуалью   листвы.

- Видишь, как  непрост путь к истине? – продолжает художник.

- И прямых, коротких  дорожек что-то тут немного…

- Прямая и короткая, не значит самая верная. Порой высокие горы легче преодолеть, нежели мелкие холмики.

- Почему?

- Потому что,  стоя у   серьёзного возвышения, мы ожидаем трудностей, а небольшие холмы всегда  непредсказуемы. Они хотят казаться выше, значительней и круче, чем есть на самом деле.

- Я, кажется, придумала, о чём написать… Понимаете, мы все «одноканальные», одноликие существа! А что, если бы перед нами открылись иные  возможности? Допустим, я сейчас не только с Вами, а везде… Вижу, слышу, осязаю весь мир… Плачу и смеюсь, и люблю всех и всё…

- Люблю-ю-ю…, - нараспев повторил художник. – Любовь, милая моя, это зависимость. Человек не может выдержать на себе  такую глыбу несвободы. Наши чувства – крохотные пылинки, а как порой они тяжелы… Побереги свои выдуманные крылья – кашемировую мягкость обмана, согревающую нежность несуществующей ноши, и держись ближе к земле, где все просто, ясно и, хотя бы временно, надёжно.

- Совсем запутали, - расстраиваюсь я, и прячу нос  в  широкий вязанный воротник. «Ну, вот была легкая, пушистая, стремительная, а по мне «бах» из рогатки метким словечком ! – думаю я. -  Ис-пу-га-лась! Крылья, как зонтик, вмиг собрала и прижала к спине. Только они горбом стали. Сама теперь сутулюсь и стесняюсь своих недавних амбиций. По земле так, по земле! Да хоть босиком, да хоть на брюхе… Только зяб-ко! Весна все-таки ранняя, апрель не пылкий любовник – беден и ворчлив… 

- Может, кофе будете? Я слетаю до ближайшей «забегаловки», - вдруг говорю я.

- Беги, - соглашается художник. – Мне, как всегда, без сахара…

- По-ня-ла, - второпях кричу я.

Пластиковый стаканчик прогибается в моих пальцах. Горячо! А кофейный пар хвостом тянется – мягкий, эфемерный довесок с дымчатыми прожилками…

Но на  месте художника почему-то уже маляр работает. Гладит валиком деревянную ребристую спинку лавочки. Нерасторопно, монотонно работает. Скуч-но… На голове у работяги лежит блином тёмная кепка – старческая и измятая… Куртка и штаны напоминают по цвету  стенку, с которой очередной раз сорвали выцветшие обои -  энциклопедия покрасочных работ! И ботинки – стоптанные, пыльные, с серо-буро-малиновыми крапинками.

- А где художник? – недоумеваю я.

- Неужто не узнала…  - отвечает маляр.

- Ба-а-а-а… Да это вы! – пошатнулась я и разочарованно добавила.- Разыграли… Я думала, вы настоящий! Зачем было врать?

- Разве я обманывал и что-то обещал?

- Лгали, про выставки, Париж …. Все неправда. Вы обычный маляр… Скука…

- Мы все до поры до времени обычные маляры, - вдруг сказал художник.-  С чего начинался сегодня твой день?

- Как всегда… Состряпала завтрак мужу и  детям, затем посуду мыла (со вчера еще осталась), после  кофе пила, убирала в квартире, теперь вот вышла поработать…

- Получается, ты домохозяйка… Уборщица, посудомойка… А я, дурак такой, обрадовался, думал наконец-то, взаправдашнего писателя встретил.  Вон сколько всего по глупости рассказал… Думал словишь, обдумаешь, растиражируешь, - наиграно обиделся он.

Маляр не останавливается, туда-сюда валиком водит.  Ничего замысловатого -  обычная зелёная лавочка. Нудно и однообразно. Разве что тень кое-где упадет, на время, создавая контраст одноцветию…

- Странный вы, - причитаю я . - И зачем я вас  сегодня встретила… И так непросто все было…

- Нашей встрече, милая, ты обязана своему вдохновению… Это тот еще плут… Подымит высоко-высоко, погреет, поиграет, а потом на тебе – сама лети…

- И полечу…

- Лети… Лети… Может еще встретимся, - протягивая руку за кофейным стаканчиком, ответил художник.

И я в самом деле по-ле-те-ла! Выше зелено-белого водопада берез, выше черепичных макушек многоэтажек… «Вот оно какое все маленькое, но значительное, - подумалось  мне там, вверху. - А кто мы в этом мире? Теперь догадываюсь… Садовники! Все что-то выращиваем, создаем, лелеем… Поначалу растим плантации собственных знаний и умений, потом  нянчим детей, внуков, ухаживаем за садами и огородами… Да что ни возьми, любую профессию – везде желание роста, по кирпичику и только вверх.»

Только аттракцион на несколько минут рассчитан. Вот и  «Колесо обозрения» опускает мою люльку все ниже и ниже. Прокатилась разок и хватит… И чем ближе к привычному, тем меньше хочется тревожить мечты. И недавний знакомый уже ушёл.
Устало мое вдохновение…