Предлагаем вниманию читателей рассказ, который публикуется в связи с арабо-израильским конфликтом и военными действиями на Ближнем Востоке /Редколлегия

     Помните, что происходило в еврейских семьях, когда не успевшим повзрослеть мальчикам, приходили повестки с призывом добровольно выполнить долг перед Родиной? Помните, как вся семья с помощью знакомых, пускала в ход связи и, не считаясь с расходами, делала всё возможное, лишь бы их мальчикам не пришлось лежать в окопах, водить танки и прыгать с парашюта?

      Бабушки плакали, мамы держались за сердце, а мужчины пили водку с врачами, военными, пытаясь найти подход к начальству и получить нужную справку. Всё делалось в тайне, чтобы не дай Б-г, кто-то узнал и не упрекнул заботливых родителей в измене любимой Родине. У здоровых и хорошо откормленных мальчиков появлялись косоглазие, плоскостопие и ещё ряд неизвестных советской медицине болезней. 

Мойши и Яники, Бори и Сёмы и даже этот бандит рыжий Изя, которого боялась вся улица, оставались дома.

      Моя бабушка любила меня больше, чем я этого заслуживал. Она была моей собственностью и восемьдесят пять килограмм и несколько грамм её драгоценного тела, приравнивалось мною к такому же количеству золота. У кого из вас было столько золота?

      Конечно, и у вас были золотые бабушки, но моя «бобеле» была самой высокой пробы. А рядом с этим золотом жил мой дед Аврум. Представьте себе восемьдесят пять килограмм золота, а рядом худенького Аврума. Он делал вид, что не обращает внимания на блеск этого золота, но все знали, как дорого оно ему и что без него он не сможет жить. Это золото подарило ему детей, а те, в свою очередь, внуков. Аврум  всегда сидел во главе стола, а его золото ухаживало за ним. Все думали, что Аврум это голова. Все говорили - Аврум это сила. Но его силой - была Хова, моя маленькая бабушка. Аврума любили все. Он был настоящий - еврейский дедушка, а «зейдл». Меня он любил немного больше, чем остальных внуков, ведь я был у него первым. Хотя мне это могло только казаться. Моё детство, я провёл с бабушкой и дедушкой. Они не могли жить без меня, а я без них.

Мне исполнилось 18 лет, и в начале осени я получил повестку явиться в военкомат. Первым, кто узнал об этом, была моя бабушка. Она посмотрела на меня так, как будто впервые увидела. Она была умная бабушка и поняла, что я уже не тот Мишкалэ, которого она сажала к себе на колени, а он прижимался к её большой груди, ища тепла и уюта. Она не произнесла, ни одного слова, а посадила своего взрослого внука на колени и запела. Это была моя любимая  песня. Моя бабушка прощалась с моим детством. Она прижала меня к себе, и я услышал знакомые слова: «Мишкалэ, майн кинд, майн нахес...». Я  обнял её и заплакал. Потом в моей дальнейшей жизни я плакал много раз, но так - никогда.

      Вечером за ужином она, сообщила  всем, что Мишкалэ забирают в армию. И чтобы сразу все поняли, что их ожидает, добавила: «Но он туда не пойдёт, или вы хотите, чтобы у меня случился инфаркт?» Нет! Этого никто не хотел. Все стали говорить, что-то советовать, Аврум, сказал что-то о долге, о войне, и о том, как в армии можно стать настоящим мужчиной. И это была его ошибка.  Хова  тихо сказала: «Аврум! Если ты ещё не стал мужчиной, то иди в эту армию. А если ты хочешь, чтобы я ещё немножко пожила, иди и сделай что-нибудь. Мой внук в армию не пойдёт, чем он хуже других!» Это были не просто слова, это был приказ, и мой дедушка, этот сильный мужчина, прошедший войну, встал и сказал: «Хова! Морген их махе аллес»

      Моя бабушка посмотрела на деда и добавила: «Хорошо Аврум, но чтобы я не волновалась». Ну, как мой дед мог допустить, чтобы его маленькая Хова волновалась.

Утром, надев свои брюки - галифэ, сталинский пиджак, все медали, он взяв в руки две бутылки водки, ушёл.

      Возвратился он после обеда и заплетающимся языком сказал мне: «Ты будишь служить дома».  Оказывается, мой дед не смог выпить столько водки, чтобы меня полностью освободили от службы. Но этого хватило, чтобы меня оставили в моём любимом городе Одессе!

      Значок мастера спорта, знание трёх языков, в том числе идиш, сыграли роль в моей дальнейшей жизни  и меня направили в особые войска. Из еврейского мальчика я превратился в русского солдата. Из меня сделали специалиста высокого класса. В моём распоряжении была особо-засекреченная спецмашина и отделение солдат. Но это секретно. Поэтому, даже сегодня я храню ещё эту военную тайну.

И вообще, с этого момента всё, что я буду рассказывать - особо секретно, и я надеюсь на ваше понимание.

      Служил я хорошо. Меня награждали грамотами, значками и это кончилось для меня плохо. Я, еврейский мальчик, за отличную службу был направлен инструктором в дружеский Египет. Мне предстояло обучать арабских солдат, как и что, нажимать, чтобы спецмашина не взорвалась раньше времени. Но все секреты они не узнали. Я им не доверял.

      Моей бабушке сказали, что меня перевели на время под Одессу и всё будет хорошо. Дед обещал, что будет меня навещать, главное, чтобы его золото не волновалось. Дед знал, что говорит, если бы бабушка узнала, где я нахожусь, то последствия могли быть плохими. И какой только дурак додумался отправить еврея служить в арабскую армию? Это, тоже останется для меня тайной.

      Египет. Песок. Страшная жара. Рядом  Израиль.

Об этой стране я знал, что она родина всех евреев и что с этим никто не хочет согласиться. Я знал, что я еврей, так как мне об этом говорил дедушка и соседи. Но я не знал, что это. Я был такой, как все мои друзья, нормальный. Дома дедушка и бабушка говорили на идиш, который я хорошо понимал, и все  песни, которые мне пела бабушка, были тоже на идиш. На праздники бабушка готовила фаршированную рыбу. А раз в году, все  поздравляли друг друга с Новым годом и, что самое интересное, это происходило почему-то осенью. Иногда мы ели мацу и ещё дед давал внукам Ханука-гельд. Вот и всё моё еврейство. А тут Египет - Израиль. Голова понимала всё происходящее только наполовину.

      Наш переводчик-египтянин говорили, что скоро будет война с Израилем и что они этот Израиль сотрут в песок. Он хлопал меня по плечу и говорил: «Муса, ты хороший солдат и, если надо будет, смотри не подведи. Мы на тебя надеемся». И я Муса (то есть Миша) улыбался и проклинал этот Египет и приближающуюся войну. Я не знал, как я буду воевать против Израиля. Я не знал что делать? Мне было девятнадцать лет, а бабушка была далеко. Я был единственный еврей в Египетской Армии. Хотя, кто знает, может быть были ещё, но они, наверное, научились маскироваться.

      Египтяне начали войну без объявления и к тому же в праздничный для евреев день. У них так принято поздравлять соседей и родственников. Поэтому, они залезли в танки и, пригласив за компанию братьев арабов из других стран, направились в сторону Израиля, чтобы успеть за праздничный стол. Мне стало не по себе. Я хотел домой в Одессу. Я хотел к маме, к бабушке.

      Египтяне плохие солдаты. Это они поняли, не доехав до праздничного стола. Чаем их не угостили и с полными штанами они начали отступать. Это стало моим приговором. Мой переводчик сказал, что утром, я должен с помощью секретной машины спасти отходящие египетские войска. Потом он почему-то улыбнулся и побежал в сторону, откуда были слышны взрывы снарядов. Это показалось мне странным. Но Египетский офицер ошибаться не мог. Как я заблуждался, если бы вы только знали.

Арабский язык я в школе не учил. Но хорошо знал идиш и украинский. Мне казалось, что когда смешиваю эти два языка, то меня понимают арабы. И я закричал: «Прикройте меня утром артиллерийским огнём». Друзья однополчане, закивали как бараны. Неужели поняли? А если нет? Где же мой переводчик? Убежал? Наверное, ведь  он не  дурак. Дурак - это я. И на кой чёрт нужна мне эта это армия? Моя бабулька была права, когда пела мне прощальную песню. Она знала, что меня ожидает и поэтому плакала. Она прощалась со мной. Я бы написал ей прощальное письмо, но уже поздно. В эту ночь на небе Египта специально для меня, зажёгся экран телевизора. И я увидел  бабушку. Она сидела на стульчике и смотрела в мою сторону. Она пела песню о каком-то «мазел», который должен прийти ко мне и подарить мне ещё много, много «мазелов». Я кричал ей, что мне страшно и что я хочу домой. Но бабушка не слышала, она улыбалась мне и пела.  

      Утром, я в полном боевом снаряжении сидел в машине и ждал артиллерийской подготовки. Но арабам было не до меня. Отступавшие египтяне бежали и кричали мне, чтобы я тоже убегал, но я давал присягу и знал, что меня ждёт дома, если я вернусь.

      Я направил мою спецмашину прямо на наступающих израильтян. Несколько танков с голубыми звёздами грозно рычали и крутились передо мной. Пугают. Я оглянулся. Никого. Ну, значит судьба. Помирать так с музыкой.  Я начал на педаль газа, но машина не двигалась с места. Ужас охватил меня. Один из израильских танков навёл на меня орудие и... я вспомнил, что последний, кто крутился возле моей машины, был египетский переводчик. Тогда я решился на рукопашный бой и, схватив автомат, стал выбираться из машины. Потом, что-то грохнуло, что-то подхватило меня, и я увидел бабушку. Она протягивала мне руки и ругала еврейский танк.

      Очнулся я ночью от холода и боли. Моя голова гудела и во рту была  кровь. Кто-то тащил меня, и я попытался поднять голову. В темноте я увидел солдата и спросил, кто он. Но солдат наклонился и, сказав что-то на непонятном языке, ударил меня кулаком в нос. Терять мне было нечего, и я решил, что если он наклонится ещё раз, я вытащу из голенища нож и прикончу гада.

      «Эй, козёл! - сказал я по-русски, - Если ты ещё раз меня ударишь, я тебя...».  Тащивший меня солдат остановился,  наклонился, и я увидел, огромные глаза, красивые губы и этот нос. Этот типичный еврейский нос. Мне стало сразу всё ясно. Господи - это Израиль! Я в плену. Моя рука потянулась к ножу.

«Ты кто, ты русский?» - спросил солдат.

«Русский, русский!» - с гордостью ответил я.

«Ах ты русский!» - и я опять получил кулаком в лицо.

      Я тоже хотел ударить в этот еврейский нос, но не успел: «Ты, Иван лежи и не рыпайся, а то застрелю». Может быть, я бы и рыпнулся, но мне показалось, что со мной разговаривает женщина. У неё был красивый и немного скрипучий голос. Я подумал, что это ангел, и потерял сознание. Открыл я глаза оттого, что кто-то лил мне в рот воду. Вокруг меня было много солдат, и я уже не сомневался, это была Израильская Армия. Ну и чёрт с ними. Они евреи и я еврей. Сейчас, что-то скажу по-еврейски, они поймут и всё будет хорошо. Вспомнив бабушку, я закричал: «Мишкалэ!». Это было всё, что пришло мне в этот момент в голову.

«Эй, псих, ты чего орёшь? Ты, что хочешь?»

      То, что я увидел, было кошмаром. Ко мне подошёл, одетый в израильскую форму - мой переводчик египтянин. Я закричал: «Ребята, евреи - это шпион, это немецкий шпион!» Почему немецкий? А чёрт его знает. Наверное, для евреев, всё, что немецкое, должно было быть плохим. Шпион подошёл ко мне и ударил ногой в живот.

      - «Я израильский разведчик, а ты русская свинья сейчас будешь расстрелян, как шпион».

      Всё! Погиб при исполнении! Бабушка мне этого не простит. И я решил действовать. Ведь я еврей, они тоже евреи, хоть и  израильские. Смешно! План был прост. Надо было с чего-то начать, а там, что Б-г даст. Я сел и закричал: «Эй вы, сволочи. Какие вы евреи, если бьёте своих? Я настоящий русский еврей, а вы гады». Солдаты стали собираться вокруг меня. Многие из них понимали меня, но говорить со мной не хотели. Потом меня повели на допрос.

      Я отвечал на все вопросы и рассказал им всю правду. Конечно о секретной машине ни слова, ведь это  военная тайна. Их командир сказал, что мне не верят, и что меня будут пытать, если я не скажу правду. И вдруг, я вспомнил фильм «Коммунист», где Урбанский кричит: «Стреляй, стреляй!» и разрывает на себе рубашку. Я попросил, чтобы мне развязали руки и начал рвать гимнастёрку, но она не подавалась. Тогда я снял её и кинул на пол. Потом пальцем ткнул в сердце и сказал: «Стреляйте сволочи, стреляйте, русские не сдаются!» Идиот, почему опять сказал русский, ведь я не совсем русский.  Посмотрев командиру в глаза, я понял, что он меня не поймёт, как бы я не старался. Мне стало смешно, ведь впервые в жизни мне приходилось доказывать, что я еврей. И как вы думаете кому? Конечно своим же евреям. Я сел и сказал: « Я русский  и ещё немного украинец, но моя бабушка утверждает, что всё это «халоймес», на самом деле я настоящий еврей. Хотите, верьте, хотите, нет. А если вы сомневаетесь, то, как говорила моя бабушка - кишен зи мир ин тухес!»

«Так ты еврей или русский?»

«Я вам больше, ничего не скажу. Делайте, что хотите».

      За моей спиной раздался скрипучий голос: «Вы посмотрите на этого еврея,  который стрелял в своих. Да я из него сейчас душу вытрясу. Евреи не воюют против евреев. Ты не еврей - ты гой».

       «Ах, сволочи, это я гой?» Израильтяне не успели моргнуть, (тоже мне армия, даже не обыскали),  как я вытащил нож и повернулся в сторону скрипучего голоса. Я хотел ударить того, кто назвал меня гоем, но я увидел перед собой девушку в солдатской форме. Я узнал эти губы, глаза и этот еврейский нос. Это был тот самый ангел, который спас меня в пустыне. Ангел смотрел на меня, а я на него. Мы изучали друг друга, не подозревая, что судьба готовит нам испытание. На меня навалились солдаты, вырвали нож, и для порядка немного побили.

      Потом она долго объясняла, что-то офицерам, и наконец, обратилась ко мне:

«Я уговорила их отпустить тебя. Но они спрашивают или ты  действительно еврей. Если да, то ты должен быть обрезан. Они хотят убедиться в этом и тебя отпустят, если нет, то мне решать, что с тобой делать. Так ты обрезанный?»

      Я знал, что это такое, но мне стало почему-то стыдно, и я спросил: «А что это?»

      «Ты не знаешь что это?» - и она перевела мой ответ на иврит. Все стали смеяться. Меня увели. Бежать! Только бежать. Израильский солдат, охранявший меня, ходил недалеко и мурлыкал себе что-то под нос. Я вылез через окно и пополз. Как назло ночь была светлая. Через некоторое время я остановился. Кто-то шёл в мою сторону. Это был мой переводчик. Увидев меня, он подошёл и, улыбнувшись, сказал: «Русский, Иван ты ползёшь в сторону минного поля». Обратно в лагерь мы вернулись вместе. Меня привели к офицеру, и  он сказал: «Теперь я вижу, что ты не еврей. Ты куда бежать собрался? К своим? К Арабам?»  Потом, ехидно улыбнулся, и ударил меня. Не долго думая, я плюнул ему в лицо и сказал: «Русские не сдаются!» Он ещё раз ударил меня и, вышел. Лёжал на полу, я пытался вспомнить, лицо моей спасительницы, но голова гудела, и мне хотелось спать.  

      Утром меня покормили и сказали, чтобы я готовился. Наверное, расстреляют или повесят. Но мне было уже всё равно. Я хотел погибнуть героем.

      «Гады!» - меня так не возьмёшь. Эх, дали бы мне «максим», я бы вам показал. Вот, что значит русское воспитание. Я стал готовиться к рукопашному бою. Вот тут я себя покажу. «Эй, гады, подходи по одному!» - и я встал в боевую стойку.

      Сегодня вспоминая этот случай, мне становиться смешно, но тогда мне было не до веселья, мне было страшно и хотелось жить.

Я опять услышал скрипучий голос: «Не бойся, мы не звери. Сегодня тебя обменяют на наших пленных. Но я ставлю тебе одно условие. Потом, когда-нибудь, ты  должен будешь сделать себе обрезание. Дай мне слово, и ты будешь свободный».

Что такое обрезание, если тебе дарят жизнь? Мелочь какая-то. И я дал слово. Но она продолжила: «Когда-нибудь мы увидимся, я это знаю, и ты мне докажешь, что ты сдержал своё слово. Если нет то...»

«Я сказал, что сделаю, значит, сделаю, я своё слово сдержу».

«Тогда всё. Иди к тем солдатам, тебя уже ждут». Я взял её за руку: «Скажи, как тебя зовут, я хочу знать, кто ты?» Кто я? Улыбнувшись, она сказала: «Я твоя судьба».

Меня обменяли, и через неделю я летел домой.

Русские, то есть наши, встретили меня, как героя, или почти. Меня допросили и узнав, что от спецмашины ничего не осталось, довольные наградили меня значком «Отличник военной и политической подготовки» - отправили домой.

      Вся семья встречала меня с криками «Мишкалэ вернулся!!!». Но откуда никто не знал. Это стало ещё одной тайной в моей жизни. Все старались меня обнять, поцеловать, но не бабушка. Она сидела на маленьком стульчике, как принцесса в кресле и ждала меня.  Я целовал её руки, лицо и не мог понять, откуда в этой маленькой женщине столько силы. Она никогда не говорила, что любит кого-то, но мы знали, она  любит всех. Я благодарил Всевышнего за мою бабушку, за то, что он дал мне её.  Я опять сидел  на её коленях, и она опять пела мне песенку о мальчике Мойшелэ и просила, чтобы кто-то дал её ребенку, а «бысэлэ мазел и еще, а бысэлэ глюк». А было мне тогда всего 20 лет.

      Следующие восемь лет пролетели очень быстро. Встреча с моей будущей женой, любовь, свадьба. Мой первый ребёнок - моя дочка. Ещё пару лет и началась новая эра в моей жизни.

      Германия. Берлин. Бабушки не стало. Дедушка не мог жить без своего золота и отправился за ним в рай. Перед моим отъездом мы успели попрощаться. Мы чувствовали, что больше не увидимся.

      Жизнь завертелась, как колесо и то, о чём просила бабушка, случилось. Немножко того, немножко этого и слава Б-гу. Много ли человеку надо для счастья? Наверное, нет. Но почему всё чаще и чаще перед глазами  появляется этот ангел с еврейским носом и красивым лицом? Почему, скрипучий голос спрашивает: «Ты обрезался?» Может действительно обрезаться?

      Прошло ещё 10 лет. Чего только не было за эти годы. И болячки и горячки и любовь и родилась у меня ещё одна маленькая принцесса. Постарел я, а мысль одна и та же - может быть сделать обрезание? Да я знаю, слово дал. Вам легко, а как это обрезаться? Как это ножом по живому телу? Да и не мальчик я уже. Может, так доживу. Но почему чувствую себя ужасно, когда прихожу в синагогу. Почему стыдно благодарить Б-га за то, что сделал меня евреем. А еврей ли я вообще? Может действительно, немного боли - и ты настоящий еврей.

Нет, я ещё не решил. Но за меня решили другие и очень давно. Двадцать лет назад.

      Последнее время я часто вспоминаю Одессу. Меня тянуло в этот город, как будто там, должно было, что-то случится. Конечно, я хотел посетить могилы папы, дедушки и бабушки. Хотел увидеть тех, с кем провёл детство и, конечно, погулять. А почему бы и нет! Собралась небольшая компания, мы сели в поезд, и начали гулять.

Любимый город встретил нас песней о Чёрном море и рыбаке, спешившем к своей невесте. Гостиница была маленькая, но уютная. Отдохнув, я пошёл в фойе позвонить друзьям.

       Разговаривая по телефону, я услышал чей-то скрипучий голос. Где-то я его уже слышал, но где? Не успев договорить, я услышал за моей спиной: «Вы ещё долго будете занимать телефон? Можно подумать, что вы здесь один».

        Повернувшись, я увидел интересную женщину.

 «Здравствуйте!» - начал я, и тут же услышал такой же скрипучий, но немного моложе голос: «Мама, у тебя всё в порядке? Вы, почему пристаёте к моей маме? Оставьте её в покое ».

Я смотрел на это лицо, на эти глаза. Это была она, тот самый ангел!

«Ты меня не узнаёшь?» - тихо спросил я.

Она посмотрела на меня и сказала: «Нет!»

Но я продолжал: «Помнишь, как ты тащила раненого солдата, а потом оказалось, что это...»

Никогда не забуду её дрожащий шепот: «Ты? Это ты?»

Мы подошли друг к другу. Я неуклюже обнял её, и мы замерли.           

- «Мама, мама это он, я тебе рассказывала. Это тот самый...»

- «Ну, поздравляю, и что теперь дальше? - ответила еврейская мама. Может быть, устроим танцы? Или дать кому-то телеграмму?

       Я уже не помню, где мы были и что делали. Но утро наступило раньше, чем мы его ожидали. Мы приехали в гостиницу, и стоя возле её номера  желали друг другу спокойной ночи, вернее утра.  Мы прощались, не зная, что в следующий раз всё будет иначе. Весь день я был занят.  А вечером, немного усталый, я лежал в своём номере и отдыхал. Я думал о ней. Кто-то постучал. Она, это точно она. Я вскочил и открыл дверь. Но это был мой друг. Ну что ж, в конце концов, я приехал гулять. Значит сегодня и начнём.

      Вернулся я в гостиницу не очень поздно. Увидев меня, она подошла и сказала: «Как ты мог без меня уехать? Я уже начала волноваться и вообще, без меня ты больше никуда не пойдёшь, и мы вернулись в ресторан».

      Господи, неужели это то, чего ждут всю жизнь и боятся. Я понимал, что это судьба и что от неё никуда не убежишь. Но у меня была, жена, дети, семья. Я не мог без них, а они без меня.

      В ресторане нас ждали друзья и знакомые. Оказывается, эту встречу, организовала её мама. Всё внимание было обращено на нас. Мамочка успела рассказать историю о нашей встрече. Пили за неё - мою спасительницу, за меня спасённого, и за Израиль. Мы танцевали. Я наклонился и поцеловал её.  

- «Если ты хочешь, мы уедем...».

Такси катилось по улицам моего города, а рядом сидела женщина, которая много лет приходила ко мне во сне и шептала слова, которые я не слышал из-за рёва танков кружившихся вокруг нас. Я взял её руку. Она прижалась ко мне:

 «Я долго думала о тебе. Но я не понимала почему. Ведь мы виделись только несколько дней. Потом, после войны, я заставляла себя забыть тебя, но не могла.

      Я уже спал, когда стук в дверь разбудил меня. Она попросила разрешения войти: «Я хочу лечь возле тебя. Я не буду раздеваться, ты можешь не бояться».

      Весь день мы провели вместе. Мы гуляли, обедали и разговаривали обо всём, но только не о прошедшей ночи. Хотя мне очень хотелось ей всё объяснить. Я чувствовал, что и она вот-вот заговорит, но мы вовремя меняли тему. Вечером я принял решение. Я  объяснил ей, что у меня много работы, и что меня ждут, и вообще, мне кажется, что всё это, как в сказке.

А я не принц. Я мужчина, у которого есть жена, дети, и который сейчас должен лгать, чтобы как-то выкрутиться. А на самом деле, мне хочется целовать её губы, лицо, и руки которые вытащили меня  из водоворота войны...

      «Значит так, завтра вечером я уезжаю в Берлин. Я так больше не хочу и не могу!» Она ничего не ответила. Весь день я провёл в гостинице, делал вид, что собираюсь и специально громко разговаривал со всеми. Но она не выходила. Значит так надо, вот и хорошо. Вечером я ушёл и, вернувшись поздно ночью, увидел её возле моей двери. Она испуганно смотрела на меня.

      «Ты можешь думать обо мне всё, что угодно, ты можешь кричать на меня, но я не уйду, ты можешь меня не хотеть, но я останусь. Я буду спать на полу, но рядом с тобой...» Я не дал ей договорить. Я целовал её и молил только об одном, чтобы она осталась. Она уснула у меня на груди. Завтра я должен был уезжать.  

      Весь день мы избегали встречи, и когда я захотел попрощаться, её не оказалось в гостинице. Собрав вещи, я поехал на вокзал, где меня ждали друзья. Я прощался с ними, но мои глаза искали её.

      Проводник попросил меня зайти в вагон, и в этот момент, я увидел, как она появилась на перроне. Красивая, она смело шла мне навстречу. Не стесняясь никого, она подошла ко мне и сказала: «Я хочу, чтобы ты знал, я люблю, и буду любить только тебя. Я буду тебя ждать!» - и, поцеловав меня, она ушла. Наверное, мне нужно было побежать за ней и сказать, что я тоже её люблю. Но друзья втащили меня в вагон.

Конечно, я люблю её и мне захотелось закричать на весь вокзал: «Я тебя люблю!», - но было уже слишком поздно. Поезд вёз меня домой, к жене и детям. Их я тоже любил, но это было другое чувство.

      Я надеялся, что всё успокоится, что время возьмет своё. Но как я заблуждался, если бы вы только знали.

      Дома меня  встретила любимая жена и мои дети. Я делал всё возможное, чтобы они ни о чём не догадались. Мне казалось, что мне это удалось. Но моя жена с любопытством смотрела на меня и однажды спросила: «Что с тобой случилось? После приезда ты очень изменился, ты стал какой-то задумчивый. Что произошло? Может у тебя кто-то есть. Я же всё вижу, меня не обманешь. Если хочешь, расскажи, но учти, я тебя никому не отдам. Ну, погулял, большое дело. Я же всё понимаю. Все мужики гуляют, и ты у меня мужик.  Расскажи мне всё сам, я хочу знать, кто она. Я не буду тебя ругать, ты же меня знаешь, и, улыбнувшись, добавила, просто возьму и убью».

      Она улыбнулась так, как улыбаются только хорошие жёны. Как ей хорошей, всё рассказать, ну как? Половину этой истории она знала, а другая может ей не понравиться.

- «Всё в порядке не переживай, не гулял я».

- «Но я же вижу, с тобой что-то случилось, и ты переживаешь, я же чувствую!»  

Я подошёл к ней, и как когда-то возле бабушки, прижался и начал рассказывать. Кому же я ещё мог всё рассказать, как не ей. Она моя жена, она любит меня, и я не могу без неё. Я рассказывал медленно и всё до мельчайших подробностей.

- «Значит так, тебя любит ещё одна женщина. А ты её?»

- «Наверное, я тоже люблю. Но я не могу тебе объяснить, что это за чувство».

- «Ты не должен мне ничего объяснять, ты уже не маленький. Мы тебя все любим, но ты должен сам во всём разобраться. Ответь мне только на один вопрос, наша семья под угрозой?»

      «Нет! Не ты и не дети. Я вас не брошу. Вы, это всё, что у меня есть».

- Хорошо! Собирай вещи и лети к ней. Это моё решение. Но знай, мы тебя будем ждать столько, сколько надо. И запомни, ты не убегаешь - ты просто на время уезжаешь!

В аэропорту Тель-Авива.

      От неё пахло солнцем и жарой. Она смотрела в мои глаза, как в Одессе, и говорила без остановки, как будто боялась, что я сразу улечу.

      Дома нас встречала её мама, которая хотела помочь своей дочке, но не знала как. Она смотрела на меня, как бы спрашивая, зачем я прилетел. Но я не мог ответить ей. Я ещё не мог ответить сам себе. Накормив нас, она, как и подобает умной маме, сказав, что её ждут, ушла.

- «Почему ты молчишь? Что случилось?» Она подошла ко мне, и я обнял её.

- «Я не могу говорить, у меня дрожат руки и ноги. Я так долго ждал этой встречи, а теперь не знаю, что сказать. Я боюсь тебя.

      Она улыбнулась. «Неужели я такая страшная? Или ты боишься, что я приду к тебе ночью, как тогда в Одессе?». Я взял её на руки и понёс в спальню.

      На этом можно было бы закончить мою историю. Самое интересное вы уже знаете. Осталась самая малость - возвратиться домой. Я летел в Берлин  в надежде, что жена не будет меня расспрашивать и всё как-то урегулируется

      Должен ли я покаяться? Этот вопрос я задавал себе и не мог найти ответа.

      Да, той ночью мы любили друг друга. Потом, таких ночей было много. Мы были на седьмом небе.  Неужели это был грех, которому нет объяснения? Не любопытство заставила меня искать встречу с ней. И не любознательность толкнула меня на этот шаг. Это была любовь. Пусть мимолётная, но чистая. Я познал другую сторону жизни, которая закрыта для многих.

      Я не обязан оправдываться ни перед кем, но я должен рассказать всё жене. Но моя жена была бы не моей женой, если бы повела себя иначе.

      Она встретила меня с истерикой и, разорвав на мне рубашку, поцарапала мне лицо. Она кричала, что я негодяй, и что она меня ненавидит. Спали мы в разных комнатах, а утром я остался без завтрака. Поверили? А зря!

      Моя хорошая жена встретила не очень хорошего мужа улыбкой. Накормив его и уложив детей спать, она спросила, не хочет ли он с ней поговорить.

      Конечно, я хотел. Я начал говорить, но мои слова опережали мои мысли. Мне вдруг захотелось покаяться, оправдаться, но моя жена перебила меня и сказала, что ей всё понятно и спросила, не собирается ли моя незнакомка к нам в гости.

      Прошло полгода. Мы ждали гостей из Израиля. Моя жена готовилась и в день приезда выглядела, ну, просто класс. Я весь день не мог найти себе места, но в аэропорту успокоился. Я был уверен, что две умные женщины не допустят, чтобы я сошёл с ума.

      Моя жена никогда её не видела, даже на фотографии, но когда она появилась в зале, их глаза сразу встретились. Несколько секунд они изучали друг друга, потом обменялись цветами, и обнялись. Я не знаю или у них были слёзы, но мои они не видели. Дома за ужином они сказали, чтобы я пошёл погулять. Им есть о чём поговорить. Разговаривали они две недели, а я готовил, убирал и был рад, что мне  это не в тягость. Время пролетело быстро. Они договорились встретиться в Израиле, но уже без меня. Зачем я им теперь нужен?

      Прошло десять лет. Она приезжает к нам в гости, а потом мы к ней. Не верите?  Ну и не надо. Да, самое главное, почему вы не спрашиваете,  сдержал ли я слово, данное  солдату израильской армии. Кстати, она тоже не спрашивала. Но вы догадываетесь почему. И всё же я сделал обрезание. Через двадцать шесть лет, но сделал. Зачем? Ведь тогда в плену, я дал слово. Вы помните? И если бы я его не сдержал, всё могло быть иначе. Мудрецы говорят, что рай находится высоко на небе. Но мне повезло, я нашёл  седьмое небо на земле. Стала ли моя жизнь раем? Нет, конечно, нет! Но, когда я закрываю глаза и вспоминаю их встречу, то небо кажется мне голубее голубого.