Как моя теща спасла свою семью во время немецкой оккупации северного Кавказа
(В интернете публикуется впервые)

Моя теща, я почему-то так и не смог называть ее мамой, была незаурядным человеком.  Умная и волевая, она была, безусловно, главной в своей семье. Но этого мало, она была смелой женщиной, способной принимать решения, которые доступны далеко не каждому мужчине.  Здесь я хочу отойти от текущих событий и рассказать о событиях военного времени, трагически повлиявших на судьбу членов ее семьи и в полной мере проявивших ее характер.  Информацию, неполную и не всегда понятную, я получил, слушая воспоминания жены Нонны и читая рассказ Юры Рихтера, опубликованный в журнале Лехаим №18-19 за 1993 год.

Несмотря на начало войны, сразу же после окончания шестого класса Нонна поехала в Кисловодск к бабушке и дедушке.  Поездки в Кисловодск на все лето давно стали для нее привычными и желанными. Она была самой любимой внучкой и отвечала на эту любовь сторицей: за неделю до отъезда в Ростов, к родителям, ее глаза не просыхали от слез - так не хотелось расставаться со стариками. Нонне полюбилась кавказская природа, кисловодские парки и горные речки, пешеходные маршруты, но особое удовольствие и счастье - это слушание на открытой эстраде  концертов Ленинградского симфонического оркестра, ежегодно приезжавшего в Кисловодск. Но ей этого было мало - она не пропускала ни одной репетиции.  Оркестранты давно заприметили хорошенькую девочку, всегда сидевшую в первом ряду, а одна музыкальная семья привязалась к ней на всю жизнь...

Сейчас трудно установить от кого исходила инициатива, но было решено, что Нонна пока не возвращается в Ростов, и будет учиться в седьмом классе в Кисловодске.  Это было правильное решение, потому что в ноябре Ростов был захвачен немцами, передовыми отрядами действующей армии.  Продержались они там не долго, что-то около месяца, и ничего особо плохого совершить не успели, видимо карательные органы где-то подотстали, евреями пока никто не интересовался.  Более того, были случаи, чуть ли не дружелюбного отношения отдельных немецких солдат к населению.  Юра рассказал один эпизод, свидетелем которого ему пришлось быть.  На их улице собралось несколько человек с "невинным" желанием забраться в склад, ворота которого выходили на улицу, чтобы поживиться его содержимым.   Они пытались использовать какой-то инструмент, трубы, но у них ничего не получалось.  Тут неожиданно появился немецкий солдат, он сходу понял, что задумали эти  люди, и решил...им помочь.  Он рукой приказал им разойтись и, когда они оказались на значительном расстоянии, вытащил и бросил гранату под ворота склада.

Мне также не удалось выяснить, зачем и когда Нонна вернулась домой, в Ростов. Действительно, зима и весна 1942 года были на юге России достаточно спокойными - я об этом писал в главе Отец.  Но, все равно, Ростов находился в прифронтовой полосе, а это не такое место, куда без особой необходимости приезжают люди, тем более, дети, тем более, еврейские.  И вот, в первой половине лета началось немецкое наступление на Кавказ и Сталинград. Бегство из Ростова стало жизненно необходимым. Неизвестно, как бы справилась с этой задачей мама с двумя детьми, причем, Юре тогда было только девять лет.  К счастью, воинская часть, в которой служил старший лейтенант Матвей Семенович Рихтер, стояла под Ростовом.  Главное - это выбраться из города.  Отец помог нанять возницу с лошадью и погрузил на телегу наскоро собранные узлы с вещами. На телеге они выехали из города и где-то за ростовскими пригородами остановились.  Возница сказал, что ему нужно ненадолго отлучиться, попоить лошадь.  Почему-то мама, слезая с телеги, прихватила с собой два небольших рюкзака.  "Это наши самые ценные вещи, пусть они всегда будут с нами".  Ни возницу, ни естественно, своих узлов они больше никогда не видели.

Делать было нечего, надо двигаться дальше, к Дону.  Тропинка извивалась в окружении высокой травы и тут они в ужасе остановились.  В нескольких метрах  они увидели немца.  Он полз по траве и почему-то делал вид, что не видит женщину с двумя детьми. Или действительно не видел. Эта картина навек запечатлелась в памяти всех троих. Дальше все развивалось, слава Богу, для них благополучно, если не учитывать тот факт, что все их перемещения по правому берегу проходили в условиях не прекращающейся бомбежки.   Им удалось, с большим трудом, переправиться на лодке через реку и через некоторое время они вышли к железнодорожной станции с очень симпатичным названием, Злодейская.  Там они погрузились на открытую площадку эшелона, перевозившего какие-то зачехленные орудия, на котором  они добрались до станции Минеральные воды.

У Бельчиковых, такова была фамилия дедушки и бабушки, к этому времени уже жили их ближайшие родственники - дочь Рахиль со своей дочкой Софой, которая была на пять лет старше Нонны и работала в это время в военном госпитале.  Муж Рахили, Вениамин, скромный московский инженер, попал в конце тридцатых годов в сталинскую мясорубку. Семья разрушилась, спасаясь от репрессий, применяемых к членам семьи врага народа, мать и дочь уехали из Москвы.  Софа лето проводила в Кисловодске вместе со своей двоюродной сестрой, а осень и зиму - вместе с мамой в Ростове, у Рихтеров, где она окончила школу и поступила в мединститут.  Как и многие другие невинные жертвы, Вениамин после смерти Сталина был реабилитирован, а Софа, в порядке компенсации, даже получила набольшую квартиру в Сестрорецке.

Приятно и радостно встретиться самым близким людям, даже в такой ситуации.  А что можно сказать о ситуации, вроде все нормально.  От немцев, слава Богу, удрали, они где-то далеко, а мы вместе.  Но события развивались слишком быстро.  Немцы стремительно приближались.  Некоторые из соседей уезжали. Решила ехать и объединенная семья Бельчиковых. Дедушка незамедлительно пошел в горсовет за эвакуацинными листами, облегчающими срочный отъезд и дальнейшее пребывание в эвакуации.  Но там ему сказали, что листы закончились, а когда отпечатают новые - неизвестно.  А ведь эти "достойные" советские работники видели, кто стоит перед ними и отлично понимали, что ждет старого еврея и его семью, когда придут немцы. Конечно, надо было бежать и без эваколистов, но  так нелегко трогаться с привычного родного места старикам, да еще с детьми. Кстати, по моим расчетам, возраст стариков в то время не превышал шестидесяти пяти лет, и они не были лежачими больными. Что ж, оставалось  надеяться только на еврейского бога.

Немцы появились тихо, без стрельбы.  Очень скоро, через несколько дней, были развешены объявления с приказом, обязывающим всех  евреев, независимо от возраста, появляться на улице только с желтой звездой Давида. За нарушение - расстрел.  У дедушки, который шил дома головные уборы,  нашелся подходящий материал и всем пришили эти звезды.  Были и другие антиеврейские приказы, но, находясь в мареве непроходящего кошмара, люди как-то на них не очень реагировали.  За исключением одного, завершающего. Этот приказ обязывал всех евреев, без исключения, собраться в определенном месте к определенному часу для отправки  в малонаселенные районы Украины. С собой взять минимальный запас продуктов, одежду и все драгоценности. За неисполнение - расстрел на месте. Это означало, что любой человек, признанный на улице или в доме евреем, расстреливается без каких-либо юридических процедур.  Более того, для того, чтобы исключить укрывательство евреев, расстрелу подлежали также лица, в доме которых будут обнаружены эти люди, поставленные вне закона.

Ни Нонна, ни Юра не помнят, как проходило обсуждение вопроса о том, что делать, идти ли на сборный пункт или не идти, что сводилось, скорее всего, к одному и тому же результату. Но человек живет надеждой: а вдруг немцы говорят правду и все обойдется. В конце концов, решили, что на сборный пункт пойдут бабушка и дедушка, в сопровождении Рахили. Мама, Сарра Наумовна, сказала, что она не пойдет и детей своих не поведет: "Что мне скажет Мотя, если я не попытаюсь спасти своих детей". Как будто, это самое главное, что потом  и кому скажет муж. Но дело не в словах, а в делах, в решимости бороться за жизнь, свою и детей. И сама решимость в этих страшных условиях была сродни героизму. Что касается Софы, то она еще до этого события оказалась в семье своего жениха Димы, раненного советского летчика, в русской семье, которые приняли ее как родную дочь и оберегали все время немецкой оккупации.

Из дома вышли все вместе.  Старики, поддерживаемые дочерью, пошли в одну сторону, мама с детьми - в другую.  Куда - никуда.  Они направились на окраину города и бродили, стараясь не привлекать к себе внимание, до самой темноты. Затем, без особой надежды, они подошли к домику одной хорошей знакомой бабушки, которая жила вместе со своей дочерью и внучкой. К сожалению, имена и фамилия этих замечательных женщин, не сохранились в памяти, а они, как и некоторые другие, кто, с риском для собственной жизни,  оказали неоценимую помощь этой семье, достойны того, чтобы быть причисленными  к праведникам мира.  Больше, чем неделю, Сарра Наумовна не могла позволить себе находиться в этом доме, и дальше кризисная ситуация повторилась.  Она повторялась еще несколько раз и каждый раз находились добрые, самоотверженные люди, которые тайком помещали несчастных в какую-нибудь комнатушку. Само собой понятно, что о выходе взрослых, а Нонна была причислена к таковым, не только на улицу, но даже во двор, нельзя было даже помечтать. А это очень тяжело сидеть в четырех стенах и думать, думать...Однажды в окне, выходящем во двор, Нонна увидела девочку, видимо жившую в этом же доме, которая с удобством устроилась под деревом, растущем во дворе, с книгой в руках.  "Почему, почему даже такая радость мне недоступна.  Чем я хуже ее?" В другой раз случилось совсем непредвиденное.  Заболел зуб.  А зубы у Нонны были белоснежные, красивые.  Что делать? Надо идти к зубному врачу, благо его кабинет распологался  неподалеку.  "Иди, Нонночка, но ты можешь сделать только один визит, это очень опасно".   "Ты знаешь, девочка, твой зуб надо лечить".  "Нет, доктор, я прошу вас его удалить". "Почему, он тебе еще долго прослужит".  "Нет, я хочу его удалить".  "Но у меня, к сожалению, нет обезболивающих средств".  "Рвите так, я вытерплю".  Она даже не вскрикнула.

После почти месячного нелегального пребывания в Кисловодске, исчерпав практически все реальные возможности прятаться у знакомых, Сарра Наумовна решила перебраться в Пятигорск.  Пятигорск больше Кисловодска, может быть там легче будет укрыться. К этому времени у них пару раз побывал Дима, каждый раз он приносил немного продуктов. Но он принес и страшную весть, которую они с ужасом ожидали, но втайне надеялись на лучшее. Да, все евреи, пришедшие на сборный пункт, были убиты, а сам Дима в ту ночь слышал нечеловеческие вопли и выстрелы...В полученной потом, в июле 1943 года, справке исполкома Кисловодского горсовета поименно перечисляются все трое и говорится, что они были на только расстреляны, но и "замучены немецко-фашистскими извергами". 

В Пятигорске их приняла с открытым сердцем хорошо знакомая еще с детских времен Анна Петровна Гуськова.   Дом Гуськовых, обнесенный высоким забором, находился в центральной части города. ( Много лет спустя, отдыхая в Пятигорске, мы с Нонной побывали в этом доме.  И очень тепло были приняты теперешней хозяйкой, тоже Гуськовой, тогда еще совсем молодой женщиной).  Сарра Наумовна, похожая на армянку, в Пятигорске разрешила себе чуть-чуть большую свободу.  Пару раз она выходила из дома, но всегда была очень внимательна и насторожена.  И вот однажды, когда она пошла на рынок, она услышала громкий крик: "Сарра!", а увидев приближающегося к ней человека, она с ужасом поняла, что это зовут ее.  Подошел мужчина и она узнала его - это был приятель Матвея Семеновича по реальному училищу Жора Манаян.  "Как ты можешь так громко произносить мое имя, ты забыл, кто вокруг нас?" "Я, действительно, немного забылся. Что ты здесь делаешь?" Они отошли в сторону и Сарра Наумовна, рассказав свою историю, рассказала также, что какие-то карачаи берутся перевести ее с детьми через горы к партизанам, а в качестве платы они берут табак и мыло.  Вот за этим она и пришла на рынок. "Не делай этого. Они все у вас заберут, а вас убьют". "А что мне делать, мне нужна хоть какая-нибудь бумажка. Я бы отдала за  нее единственную оставшуюся ценность - золотые часы, подарок Моти".  "Знаешь что. Я  не обещаю, но попробую кое-что сделать.  Давай встретимся завтра в это же время".

На следующий день мама вернулась домой счастливая.   "Доченька, сегодня, в день твоего рождения, мы можем считать, и ты и мы все родились во второй раз". И она достает бумажку, простую бумажку, но на которой стояла печать Управления Пятигорской полиции, и которая была подписана самим Начальником Пятигорской городской полиции. Бумажка называлась Временное свидетельство на жительство № 33, выдана она на срок в один месяц госпоже Вартанян Александре Григорьевне, родившейся в гор. Баку, в виду заявления госпожи о том, что документы ее похищены во время болезни.  Как оказалось потом, это было свидетельство не на жительство, а на Жизнь, и,  если не на Вечную, то, во всяком случае, не на Месяц.  При отступлении нашим удалось внедрить нескольких человек в органы управления города, в том числе в полицию.  И вот один такой человек помог выжить этой семье.

Получив документ, Сарра Наумовна решила,  что пора освободить Гуськовых, у которых пришлось прожить  неделю, и так как они теперь армяне, то можно даже переехать  в город, где никто их не признает и где им удастся жить, не привлекая к себе внимание. В качестве такого города она выбрала Краснодар.  По дороге в Краснодар они познакомились с одной семьей и эти люди уговорили их выйти из поезда до Краснодара, в станице Тбилисской. Там они прожили относительно спокойно все оставшееся время немецкой оккупации, т.е. до весны 1943 года.  Однако понятие "относительно" слишком относительно. Ведь им надо было общаться с хозяевами и соседями, выдавая себя за армян, не зная армянского языка. Больше того, дом, в котором они жили, выходил прямо на главную дорогу - грейдер, по которой постоянно перемещались немецкие войска.  Несколько раз немецкие солдаты и младшие офицеры останавливались в их доме на постой и они вынуждены были иметь с ними контакты.  Один молодой унтер-офицер,      , успел влюбиться в хорошенькую девочку, и попросил у фрау разрешение после войны посвататься к ее дочери.  "Мой отец богатый человек, у него большая фабрика по переработке свинины". Что ему можно было ответить?  

Они кое-как  обеспечивали себе скудное пропитание, обменивая оставшиеся вещички из тех заветных двух рюкзачков, на продукты питания.  Здесь главным специалистом по обмену, наиболее удачливым, оказалась Нонна. Крестьяне, видимо, с удовольствием  делали "бизнес" с молоденькой бесхитростной девочкой. Иногда ей приходились тащить на себе нелегкий мешок многие километры.   Но вот наступили холода, а у них нет ни теплых вещей, ни постелей. Мама решает ехать в Кисловодск - в квартире родителей, если все осталось на месте, есть то, что им нужно. "Но это ведь очень опасно, тебе придется иметь дело с большим количеством людей и преодолевать  трудности, которые заранее невозможно предвидеть".  "А что делать, дети, я уверена - все будет хорошо".  И она ушла. Это было очень тяжело ждать маму. Прошла неделя, прошла вторая - мамы не было. Каждый вечер Нонна и Юра выходили на грейдер, чтобы встретить, чтобы как можно раньше увидеть ее.  Примерно на исходе третей недели мама пришла.  Она шла пешком за телегой, а в телеге находились ее два или три узла, больше она поднять не могла.  Мама рассказала, что до Кисловодска она добралась без приключений.  Бывшие хозяева родителей - Акоповы - оказались добрыми и порядочными людьми.  Они ее очень тепло встретили, вместе поплакали по погибшим.  "Все вещи наших дорогих Симы и Наума на месте, и вы можете взять все, что вы захотите".  Вначале ей повезло и она вместе с вещами как-то пристроилась на площадке товарного вагона.  Но где-то уже в Краснодарском крае, на какой-то станции, ее прогнали с площадки, и в течение нескольких  дней она делала безуспешные попытки сесть в другой поезд.  Почти отчаявшись, ей удалось уговорить симпатичную женщину-крестьянку, проезжавшую мимо, погрузить хотя бы только её узлы.  С какой радостью Нонна устроила пиршество - угощала свою семью и гостью заранее приготовленными варениками с диким тёрном.

Уже в начале 1943 года по некоторым признакам можно было предположить, что положение немцев   ухудшается.  Однажды ночью в их доме остановились двое военных, приехавшие верхом на лошадях.  Первое, что удивило в их поведении - это отношение к оружию.  Винтовки они занесли в комнату, где  ночевали, а пистолеты сунули под подушки.  Все привыкли к тому, что немцы обычно сбрасывали все свое оружие прямо на входе, в прихожей. На следующий день хозяйка отозвала Нонну и сказала ей, что она слышала, как эти двое говорили по-русски и она уверена , что это советские солдаты, скорее всего, разведчики, а один из них, Сережа, он точно армянин.  "Ты можешь с ним поговорить по- армянски".  Нонна испугалась и рассказала маме - что делать?  "Вот что, я выйду на улицу, а ты ему скажи, что я ему должна сообщить что-то важное".  Сарра Наумовна рассказала этому человеку, он, действительно, был армянин, их историю и попросила не заговаривать с ними по-армянски.  "Немцы еще здесь, а хозяйка, мне кажется, давно подозревает нас в том, что мы не армяне". Сережа пообещал и свое обещание выполнил.

На следующий день, после того, как в станицу Тбилисская вошли советские войска, Сарре Наумовне удалось попасть к военному комиссару.  Она предъявила хранимый ею денежный аттестат мужа-офицера и попросила помочь ей выехать из станицы. Военный комиссар поднял оставшиеся от немецкой комендатуры документы и, найдя какой-то листок, даже присвистнул:  "Да вы, гражданка, в рубашке родились. Вы в этом списке числитесь как подозрительные и подлежащие ликвидации!"  Комиссар тут же выписал временные документы и пообещал отправить их одним из первых  поездов.

Станица Тбилисская не очень большая, не очень многолюдная, однако когда гнали пленных, на выходе из станицы собиралось немало народа.  Так было, когда гнали советских пленных, так случилось и сейчас, когда гнали пленных немцев.  И  жители станицы, не забыв о горе, которое им было причинено немцами, нет, не обязательно вот именно этими, но все же немцами, не забыли и того, что они сами есть люди.  И эти люди, и в их числе мама со своими оставшимися в живых двумя детьми, вынесли и раздавали пленным сваренный специально для них суп, хороший суп, горячий...