НЕ РАЗЖИМАЙ СВОИ ОБЪЯТЬЯ
С июля, набирая скорость,
спешит на пункт конечный лето.
Горчит прохлада. У забора
ржавеет куст. Венок сонетов
пожух, завял потёртым словом,
расхожим чувством, ленной лаской.
Спас близок, глянь, и до Покрова
недолго. Акварельной краской
ещё прописаны картины.
Ещё пронизаны объятья
дурманом трав. Лепи как глину,
меня, гончар! Ай, исполать! И
как мало, если разобраться,
той жизни, что ещё в остатке…
Не разжимай свои объятья,
они пока крепки и сладки!
И кувыркаются в тетрадке
слова, как солнце на закате.
В ЭТОМ КРАЮ СЕРДОЛИКОВ…
Шкурка арбуза – тельняшкой. А дыня –
в желтой рогожке, заплат на заплатке.
Бывший мальчишка, будущий циник
пишет, выводит, как в школьной тетрадке
прутиком имя. С нажимом, с наклоном.
На берегу сердоликовой бухты.
Мы с ним настолько близко знакомы,
что, позавидовав, мстительно: «Ух ты!»
море швырнёт языкатой волною
резко охапки медуз нам под ноги.
Время размажет… Имя размоет…
Рыкнет пучиной морской из берлоги.
Вёсла – под дых, оттолкнутся о скалы:
лодка отчалит ретиво, прыжками…
Что мы так долго в той бухте искали?
Вечной любви драгоценные камни?
Сколько ночей колыбельное небо
нас на волнах коктебельно качало?
Бусы из ракушек, щурясь подслепо,
за три рубля продавал у причала
старый татарин в малиновой феске.
И угощал совершенно бесплатно
дыней-колхозницей. «Ты не побрезгуй,
кушай! Возьми свои деньги обратно»
В марево море оттенками синих,
серых, зелёных, волошинских красок
плыло в попытке невидимых линий
рано ли, поздно – достичь. Но напрасно!
В этом краю сердоликов и синих-
синих холмов и цепей Карадага –
нет горизонта! И не было. Ныне
только бушует над рваной ватагой*
буря на море. А почка рассвета
лопнет вот-вот на макушке у пиний!
Где ты, наш Крым, наша молодость? Где ты,
бывший мальчишка, будущий циник?
*Ватага – небольшая рыболовная сеть
И ДЕВОЧКА С КОРЗИНОЮ ГРИБОВ
И девочка с корзиною грибов.
И утро босоногое по росам
на цыпочках крадётся. И берёзы
неслышный вздох в лесу, в туман рябой.
И кашель петуха под скрип крыльца.
И вброд – по мелководью, по лодыжки.
И в полдень ветра сиплого одышка
в кустах. И лист, в прожилках, у лица.
И гул пчелиный, от июльских гроз
не отличимый и неотделимый.
И скользкий бок уснувшего налима
с налипшими травинками. Стрекоз
и бабочек парение. На Спас
всхлип падающих яблок. В огороде
и под окном ночами ёжик бродит.
В углу избы горит иконостас.
И август холодит тяжелый сад.
И бубенцом звенит вдали корова.
И днем над головой луны подкова
белеет…и в тумане голоса
кустов и птиц на утренней заре
всё чаще вязнут и плывут всё выше.
И дождь не бьёт, а лязгает по крыше
и стонет под горой и на горе.
Под осень в снах плотнее вязь снопов.
И девочка с корзиною грибов...
ПОСЛЕ ДОЖДИКА…
Дремлет лавка у калитки,
Чуть посапывает дом.
След печатают улитки
по дорожке босиком.
Льёт рассветная прохлада
воздух розовый на сад.
В доме спит в горшках рассада.
За окошком травы спят.
Ветер вышел прогуляться.
С листьев, выдохом, шутя,
перламутровые яйца –
капли летнего дождя
сбросил вниз. Со звоном утро
рассмеялось ветру вслед,
разлетелось перламутром
по дорожкам юных лет.
По тропинкам грёз и сказок.
В детство – помнишь? – с тех примет
на столе, в часовне-вазе,
полевых цветов букет.
Гладь воды на дне часовни,
глиной берег. Оберег.
В край улиток, капель сонных
я сорвусь – в побег, в побег!
В перламутра невесомость.
После дождика…в четверг.