В начале VII века, если точнее 610-620 гг. к озеру Ильмень с территории нынешней Словакии подошли славянские племена. Они уходили от нахлынувших в Европу аваров. Двумя веками раньше им приходилось точно так же убегать с территории Приднестровья от гуннов. Это можно легко проследить по принесенным на Северо-Запад древним словам: ил – грязь, осадок и болото – топкое место. Эти слова именно в таком значении имеют аналоги в Приднестровье и Южных Карпатах (несколько десятков топонимов и гидронимов). Но, есть и их более древние следы в Поволжье, где мы встречаем название Ильменские воронки (в прошлом видимо озера) и балта или балда – означающее мелкие карасевые озера. А вышли они из Семиречья, где на Южном Урале до сих пор существует Ильменский заповедник. Если допустить и эту взаимосвязь, то путь будущих ильменских славян на новгородские земли был долгим и длинным.
Вовлеченные в водоворот великого переселения народов, будущие ильменские славяне, умели не только защищаться, но и вовремя уходить от опасности. А еще они знали, что лучшая защита – это нападение. Появившись на севере Псковской, юге Ленинградской и Новгородской областей, славяне сразу же решили разобраться с соседями. Это было несложно. Ни балты ни финно-угры не имели сплоченных племенных образований и крупных поселений, потому какого-либо организованного отпора оказать не могли.
Проводя такие разведывательные рейды хорошо вооруженными ватагами по 10-20 человек, вновь прибывшие преследовали две цели – поживиться чужим добром, и показать кто в „доме“ хозяин. Так как поживиться было особо нечем, то недовольные воины с воодушевлением осуществляли вторую часть поставленной задачи. Однако все это продолжалось недолго. К тому же непротивление насилию со стороны финно-угров их ставило в тупик. Они же не знали, что по неписаному закону северных народов люди должны всячески помогать друг другу, ведь главным врагом в этих местах была суровая природа и дикие звери. И вот здесь хочу отметить первый случай острословия ильменских славян выразившийся в первоначальном названии финно-угорских племен – чудь (чудные), т.е. не такие как они сами.
Балты, получили свое название также от славян как жители берегов мелководных озер. Интересно, что балты жили в домах на сваях, располагавшихся в 15-20 метрах от берега. К жилищам были проложены шаткие мостки, что являлось защитой от диких зверей, в основном от медведей. Зимой же, когда озера замерзали, медведи уже спали в берлогах. Погромив их жилища, славянам стало немного стыдно, и в качестве утешения они посоветовали балтам ничего не бояться, и строиться на берегу, а с медведями пообещали разобраться. Свое слово славяне сдержали, медведей пошугали, а балты с тех пор „водяные“ дома уже не строили.
В отличие от финно-угров, славяне немного понимали язык этого племени, и потому относились к балтам более лояльно, хотя считали их тоже не совсем нормальными. Это также получило отражение на бытовом уровне в антропонимике и лексике, когда в обиходе славян появилось имя Балда. Если имя Дурак означало полную не приспособленность к жизни, то новое имя говорило лишь о частичной ненормальности человека. Сейчас слово балда по-прежнему существует, но применяется только как определение временного состояния человека. Про себя часто говорят: – Какой же я балда! Про других: – Ты, что совсем обалдел?
Чуть позже, с расширением ареала расселения славян и их торговых контактов, они столкнулись с германскими племенами. И хотя язык германцев тоже относится к индоевропейским, прямые контакты праславян и прагерманцев прекратились очень давно – около 8 тысячелетий назад. Славяне, не считая германцев намного дурнее себя, назвали их скромно немцами – от корня немой, т.е. люди с которыми не было возможности поговорить.
На Северо-западе, ильменские славяне долгое время были самыми активными и смышлеными жителями. Отсутствие каких-либо врагов сделало их свободными и уверенными в своих силах, а если быть откровенным, то в меру нагловатыми. Да и поодиночке они старались не ходить. Освоив берега Псковского и Чудского озер на западе, Ладожского на севере и Белозера на востоке, они стали связующим звеном в торговле между западом и востоком. Славяне быстро переняли у финно-угров способы изготовления лодок-челнов, а у варягов более крупных плавсредств – ладей. Со своей отвагой и тягой к перемене мест они не боялись пускаться в длительные и опасные военные или торговые предприятия.
Дружественные отношения с варягами, которые продолжались более столетия, засвидетельствовано на туманном Альбионе. На нескольких камнях английского Стоунхенджа не так давно были обнаружены выбитые имена славянских богов Рода и Макоши. Это свидетельство можно отнести только к VIII-IX векам. Именно тогда варяги (западные славяне) были главными мореплавателями бассейнов Балтийского и Северного морей задолго до появления норвежских и датских викингов. Такие надписи могли сделать лишь ильменские славяне, побывавшие там вместе с варягами.
Из этого же события можно сделать еще один вывод – крепких выражений наши предки тогда еще не знали. Ведь даже сейчас побывав в Стоунхендже, первая фраза любого русского была бы: – Эх, ну ни х… себе! Но подобных восхищенных надписей там не найдено, что мы можем рассматривать как косвенное подтверждение отсутствия таких слов в древних говорах. Скорее всего, крепкие словечки появились в IX-X веках, с приходом христианства, наложившего на эти слова и лексические обороты вето.
Языческая религия не ограничивала свободу действий ни в поступках, ни в словообразовании. Нецензурные слова в то время таковыми не являлись, а лишь несли в себе сокращенную информацию. Надо отметить, что доля юмора и находчивости в древних обсуждениях интима присутствовала. Например, в те времена существовал древний глагол ить (еть) и обозначал он то, что человек имеет или хочет получить. Добывалось это обычным способом – отнять, взять силой, что тогда звучало как имать (в современном языке осталось изымать). Чтобы конкретизировать предмет вожделения в древний глагол добавляли определенный слог. Например, если это была земля или местность то „ме“ – отсуда всем знакомое иметь. Если же это была женщина, то вставлялось „ба“ от баба – не очень культурного определения женщин того времени.
Не менее оригинальный подход был в образовании другого слова. В древние времена кузнечное дело было образцом искусной деятельности человека. Глагол ковать произносился чаще кувать (отсюда кувалда). Отправляя молодых на „благие дела“ мужики подсмеивались, говоря им: – Иди, накуй, – имея в виду детей. Вскоре выражение вошло в поговорку и стало иметь более широкое значение – отстань, иди, занимайся делом. Эту смысловую нагрузку народный посыл имеет и сегодня, его никто ведь не воспринимает буквально, а слышит в нем ту самую древнюю мысль.
Известно, что первыми священниками на Руси были приглашенные священнослужители из Византии, которых называли греками. Наказания за проступки и даже помыслы с их стороны были строгими. Первые христиане с удовольствием оповещали святых отцов о непотребном поведении соседей язычников. Так появилось наушничество – вслух же крамольные речи было произносить нельзя. Внутри семьи своих не выдавали, а детям-шалунам за проступки грозили: – Грек! – в смысле грек накажет за нарушение заповедей. Это слово быстро стало обиходным, превратившись в грех, и вскоре было принято самими священнослужителями. Во всяком случае, оно было коротким и вполне понятным.
Необычная для славян мораль греха, в интимных отношениях, вызвала у них внутреннее недовольство. Никто ведь раньше и знать не знал о том, что у человека могут быть срамные места. Славяне, конечно, хорошо восприняли христианское: плодитесь и размножайтесь, но противоречащее здравому смыслу греховность самого действия и запрет на разговоры об этом вылилось в своеобразный протест. Запрещаете? А мы, наоборот – на каждом углу и через слово! Так и дошел этот древний язык до наших дней, в виде нецензурных выражений, показывая еще одну черту славян – упертость.
Хотя и новая религия не осталась в стороне. Имя предателя киевского князя Ярополка воеводы Блуда стало в православии нарицательным, означавшим измену (блудный сын). От него произошло более мягкое в произношении определение женщин легкого поведения. Позже оно опять стало применяться ко всем полам, а со временем стало просто разговорным связующим. Даже не запрещенные козел или петух сегодня звучат намного обиднее.
Но христианская мораль наседала.В языке славян появился довольно интересный прием – иносказательность. Вроде бы я ничего запретного не сказал, но вы меня поняли. Постепенно это стало нормой, и часто применялось в обратном порядке: сказал плохое, а имел в виду хорошее и дельное. Впечатляет пример такого оборота в одной из берестяных грамот XI века найденной в Новгороде. Брат пишет брату. После перечисления необходимых дел в конце он делает приписку: „Якове е… лежа“. Здесь явно просматривается подтекст, который можно воспринять так: Яков, не высовывайся, живи как все.
Оставило свой след в славянском менталитете и двухвековое „соревнование“ между Киевом и Новгородом за историческую значимость в создании государственности и первенстве в принятии христианства (Новгородская епархия была создана в 951 году, то есть на 37 лет раньше крещения Владимира). Жители каждого города рассказывали друг про друга смешные истории, естественно кое-что сочиняли. Так родился один из любимых у нашего народа жанров – анекдот. Известен анекдот того времени о новгородцах моющихся в бане по-черному. В Византии над этой историей все лежали вповалку. Киевляне побеждали доверчивых и простоватых новгородцев. Другое дело когда центр перешел в Москву и там уж киевляне встретили достойный отпор. Кстати, это соревнование в острословии продолжается и сегодня, „хохлы“ и „москали“ до сих пор остаются одними из самых действенных персонажей современных анекдотов.
Примеров словесного хулиганства древних славян можно привести множество. Приведу только один. Если вы откроете любой этимологический словарь на слове доблесть, то вы найдете там объяснение лишь первой части слова - доб. Оно определено как добрый, большой и т.д. И все… Дело в том, что лесть в древние времена имело значение – хвала, слава, а слово доблесть соответственно значило – добрая хвала. Но так как хвалили в основном князей и воевод, приписывая им чужие или порой несуществующие заслуги, вторая часть слова перешла в отрицательное значение, которое мы знаем сегодня. Вот составители словарей и попали в затруднительное положение, попробуй-ка это все объясни, а вдруг кто не так поймет. Таких примеров в нашем языке много, хотя, точно такое же есть и в других языках мира.
Когда к искоренению нецензурных выражений подключились законодательно – ввелись штрафы, самих нарушителей сажали в участок, славяне (теперь уже русские), вновь обратились к иносказательности и подключили свою фантазию. Ну не ломать же сложившийся веками строй речи. Тогда и появились новые связки-восклицания: ядрена вошь, бляха-муха, ешкин кот и совершенно непонятное существо – ексель-моксель. Посылать стали тоже более культурно, в баню, к едрене Фене. Нашлись замены и главному воспитательному выражению: ети мать и япона мать. Сегодня выходцев из народа легко вычислить на трибуне, ведь даже такие связки там неуместны, вот наши депутаты и экают, мекают, или иной раз просто замолкают.
Бесшабашность, юмор, непредсказуемость, русских со временем получило законодательное определение – хулиганство. Официально это слово относят к английскому языку, и оно, якобы произведено от имени громилы ирландца Патрика Хулигена. Но это у них. А у нас оно свое, например, больше подходит христианский термин – хулить – в смысле ругать, плохо выражаться. Можно представить и другой вариант: все новые запреты или законы у славян всегда выслушивались, одобрялись кивками, но позже звучало: – Это у них, а нам-то фуй-ли?!
Отсюда можно сделать вывод: привычка ходить ватагами, показывать кто в доме хозяин, способность крушить и ломать, писать на всем что попало, ругать власть и прочее, заложены в нас нашими предкам. Но именно такое отношение к жизни помогало славянам пережить самые трудные моменты своей истории. И этого из нас еще долго не выбить.
Вот такие мы хулиганы…