НОЧЬ  НЕЗАВИСИМОСТИ (Часть 1)

повесть

I .

«Обо мне, похоже, забыли!»- подумал Павел, когда толпа на перроне   окон­чательно рассеялась. Платформа вокзала оглашалась звуками быстрой, журчащей мелодии, в которой Павел узнал бетховенское рондо «Ярость по поводу утерянного гроша»...   Стук колес поезда, который стоял на этой станции только две ми­нуты, умолк вдали. Приехавшего в командировку на машиностроительный завод журнали­ста Павла Серафимова должен был встретить  помощник генераль­ного директора, но на перроне не было ни души...Нельзя было сказать, что отсутствие встречающих сильно встревожило и огорчило Павла. И хотя адреса машиностроительного завода он не знал, как не знал   в какой гостинице забронирован для него номер, но был уверен, что все проблемы решатся сами собой, ведь городок был маленький, а завод, о ко­тором ему предстояло писать статью, являлся градообразующим предприятием, где рабо­тал каждый третий житель города. Следовательно, выяснить адрес завода не составляло труда... «Ну и где ковровая дорожка до зала VIP , где все здешние «другие официальные лица», милицейское оцепление и гарная дивчина с хлебом-солью?.. Где, я вас спрашиваю, где? Встречает меня только шутливое рондо Бетховена...»- подумал Павел, вскинув на плечо сумку. 

Но стоило ему дойти до здания вокзала, как прямо на перрон, рыча мотором, вы­ехала белая «волга» с оленем на капоте, которая, несмотря на свой почтенный возраст, выглядела как игрушка. «Волга» притормозила рядом, и выглянувший из нее седой чело­век в черных очках спросил:

            - Вы - Павел Владимирович? Садитесь...

            Павел залез на заднее сиденье.

- Прошу прощения, задержался...Я - помощник генерального директора, Басов Нико­лай Николаевич. Мне поручено вас встретить и разместить в гостинице...

            Басов развернул «волгу», они обогнули здание вокзала и выехали на широкую улицу.

            - Вы у нас впервые?

            - Да, честно говоря, даже название вашего города первый раз услышал на прошлой неделе.

            - Генеральный ждет вас после обеда. Сейчас вы поселитесь, немного отдохнете, а я за вами заеду.

            Улица упиралась в подножие памятника Ленину, грациозно указывающего рукой в неопределенном направлении. Полы серого пальто вождя (более похожего на мятый халат) словно бы трепал ветер. Тонкие и длинные ноги изваяния наводили на мысль о бальных танцах. Словом, вождь пролетариата был великолепен...Доходя до гранитного куба, наверху которого замер в диковинном танце каменный гость из прошлого, улица раздваивалась на два ручейка.   Раритетная «волга» с оленем на капоте свернула налево, оказавшись на мгновение в тени, которую отбрасывал стоящий спиной к солнцу монумент.             

             Павел с интересом смотрел вокруг. Город словно бы застрял в безвременье - на полпути от социа­лизма к капитализму. Мелькали время от времени яркие вывески « shop », «казино», «шаверма», «бо­улинг», но рядом с ними на тротуарах стояло множество торговцев, продававших старую одежду и обувь, водопроводные краны, допотопную домашнюю утварь, пожелтевшие журналы - центральные улицы напоминали базарные ряды или даже уличный театр, где разыгрывалась действо с переодеванием в одежды то ли времен «военного коммунизма», то ли поздней «перестройки». Недалеко от памятника пролетарскому вождю двое мужчин кавказской наружности торговали шашлыками, которые жарились тут же на  дымящемся мангале.  Посмотрев на окна домов (в основном, пятиэтажных хрущевок), можно было понять, что многие квартиры не­обитаемы - выбитые или заделанные фанерой рамы. Во дворах пятиэтажек находились ветхие избушки с заборчиками и огородами, придававшие городскому пейзажу нечто сюрреалистиче­ское. Город действительно жил странной жизнью, сотворив себе гибридную историческую реальность.  

- Городок у нас маленький, захолустный, особых достопримечательностей нет, за исключением уцелевшего в революцию храма да исторического музея, рассказывающего о первых пятилетках, фашистской оккупации и партизанах...- говорил Басов,- В послед­нее время много народу уехало кто куда мог. Были у нас консервный завод, фабрика ме­таллочерепицы, несколько совместных предприятий, но все разорились...Людям работать негде стало, вот и началось великое переселение. Бросают квартиры и уезжают. Процве­тает только наш завод - и только благодаря Борису Афанасьевичу Колокольцеву. Он у нас всего два года, но сразу привлек инвестиции, заключил договора, дал всем нам надежду. Раньше зарплату по полгода дожидались, а сейчас все в срок плюс премии.

- Откуда этот Колокольцев появился? - спросил Павел.

            - Вообще-то он местный, родился здесь, после школы уехал в Москву учиться, уда­лось поступить в Институт международных отношений. Долго работал в Америке, в Гер­мании, даже в Австралии. Потом, видно, потянуло в родные края, приехал к нам, выкупил контрольный пакет машиностроительного завода, пригласил иностранных консультантов и - дело пошло. Конечно, сильно он тогда рисковал своими деньгами, ведь никто не ве­рил, что завод можно возродить, одних долгов висело столько, что ни о каком развитии говорить не приходилось. 

            - Экономическое чудо...- не без иронии заметил Павел.

            - Это верно!- серьезно сказал Николай Николаевич, - Колокольцев днем и ночью пашет, совещание собирает то в девять утра, то в одиннадцать вечера! Никому покоя от него нет...Не расслабишься. Вообще-то он жесткий руководитель, но на него никто не обижается.

Они подъехали к высокому, сверкающему голубоватым стеклом зданию гости­ницы, которое казалось слишком современным и роскошным для этого захолустья. На фасаде сияли огромные буквы « hotel », а если по-русски прочесть, то получится слово «хотел». Нет, Павел совсем не хотел приезжать в этот гордишко! Гостиница возвышалась над всеми окрестными зданиями. «Город контрастов...» - припомнил Павел фразу из советской кинокомедии.  Николай Николаевич первым вылез из машины и, помогая Павлу, взял его тяжелую сумку.

В пустом прохладном   холле они подошли к стойке администратора.

            - Будьте добры, номер для Павла Владимировича Серафимова. Забронирован маши­ностроительным заводом...- сказал Басов.

            Николай Николаевич подождал, пока Павел заполняет анкету, и они вдвоем подня­лись на второй этаж.

-    Вот ваш люкс...Отдыхайте с дороги, а через три часа я буду у вас.

-    Благодарю за заботу. До встречи.

            Из окна номера Павел оглядел окрестность. Недалеко от гостиницы пролегала ожив­ленная магистраль, по которой, в основном, ехали грузовики с прицепами. Гости­ницу окружало несколько хрущевских пятиэтажек, крыши которых ощетинились множе­ством телевизионных антенн. Как и всюду в этом городе, рядом с пятиэтажками видне­лись сельские домики, крытые то шифером, то рубероидом, то ржавым железом. Было по­нятно, что это гибнущий город, о неблагополучии говорили и заколоченные окна, и кучи невывезенного мусора, и оставшиеся от советских времен телефонные будки без стекол и телефонов. Казалось все это в скором времени канет в небытие вслед за   консервным заводом и фабрикой ме­таллочерепицы. С высоты третьего этажа Павел увидел пробежавшую по дороге огромную крысу. Пейзаж навевал скуку, и Павел, терзаемый интеллигентской дилеммой «что делать?»,   отошел от окна, упал на широченную кровать, не снимая ботинок. Он уставился в украшенный геометрической лепкой потолок и не­сколько минут лежал без движений. «Скорей бы уехать домой...» - подумалось ему.

            Вспомнив, что возле стойки администратора он заметил стеклянную дверь кафе с табличкой «открыто», Павел встал и  надел пиджак...

            В кафе было немноголюдно. Он сел в углу, чтобы видеть всех входящих и выходя­щих.  Павел тоскливо изучил меню, заказал подошедшей с блокнотом официантке горячий бутерброд и чашку черного кофе.

Минут через пять он увидел, как из лифта на первом этаже вышла невысокая чер­новолосая женщина, которая направилась к стеклянным дверям кафешки. Она вошла, ни на кого не глядя, заняла столик неподалеку от   Павла. Официантка тут же поспешила подойти к ней. Женщина была миниатюрная, но ладно сложенная. Фигурку ее плотно облегал чер­ный свитер и голубые джинсы, которые очень уж впечатляюще обтягивали ее ноги и зад. Ко­ротко стриженые по-мальчишески волосы топорщились на затылке. «Хороша! Сымпатишная...»- подумал он.

Официантка принесла незнакомке чашку кофе и пакетик сахара. Женщина взяла ложечку и стала неторопливо помешивать кофе, забыв насыпать сахар...

Павел обратил внимание, что женщина не пользовалась косметикой, у нее было не­погрешимо чистое, естественное лицо, хотя и немного бледное. Акварельное личико, без особых, бросающихся в глаза черт.  Непривычно видеть женщину без яркого грима, без подрисованных бровей, без слоя пудры, скрывающего шероховатости кожи. Мы слишком привыкли к ку­кольным лицам современных женщин. Эта женщина была мила собой уже потому, что лицо ее не было разрисовано. Поэтому она и притягивала к себе взгляд Павла. Спустя ка­ких-то пять минут после того, как женщина появилась в кафе, Павел уже не сомневался, что они познакомятся. Может быть, не прямо сейчас, но познакомятся непременно. Жен­щина показалась ему скромной, слабохарактерной и неуверенной в себе. И было совер­шенно очевидно, что женщина  чем-то подавлена. Замужем ли она? Обручального кольца, как, впрочем и вообще колец и украшений, не было. И серьги тоже отсутствовали, лишь золотился крестик на груди.  Павел почувствовал, что волнуется. Эта женщина была нужна ему. Иначе что делать в этом забытым Богом городе, в этой полупустой гости­нице?.. Эта незнакомка была превосходным объектом, чтобы начать полушутливый флирт.

Поднявшись, Павел неторопливо шагнул к ее столику.

- Простите за беспокойство...Я только сегодня приехал сюда. Не могли бы вы мне подсказать, как мне доехать до машиностроительного завода?..

- ...Машиностроительного завода?..- женщина изумленно подняла брови и почему-то огляделась по сторонам. - Я не знаю. Я тоже приезжая...Спросите у кого-нибудь дру­гого.

Павел заметил, что она уперлась ладонями в стол, будто собиралась тотчас вско­чить из-за столика и уйти. 

- Вы чего-то боитесь?- спросил он.

            - С чего вы взяли?..- женщина приподняла брови, но по тому, как дрогнул

краешек ее рта, Павел понял, что его вопрос попал в точку.

            -   Вы нервничаете, озираетесь по сторонам...

            -   Показалось!- ответила она блеклым голосом.-  Это вам показалось...- Вообще, вы задаете странные и ненужные вопросы.

            -  Извините.

             -    Бывает. Любопытство - не самый большой порок. Хотя и неприятный для окру­жающих.

            -  Я спросил это, думая, что могу чем-нибудь помочь...

            Она усмехнулась.

- Предлагать помощь незнакомым людям - верх легкомыслия. Кроме того, на­глость.

 - Я действительно легкомысленный человек...И наглый немного. Ну, это профес­сиональное. Я журналист.

 -    О, какой кошмар!

            -      Не любите журналистов?

-        Конечно, нет.

-       Позвольте узнать, почему?

Она усмехнулась.

-   Ну, вот и завязался разговор...Вы этого и хотели. Это у вас вправду профессио­нальное - умение разговорить даже молчаливого собеседника.

- Так за что же вы журналистов не любите?

-  А вот за это и не люблю...- она продолжила машинально помешивать ложечкой в чашке.

-          Сахар насыпьте, - улыбнулся он.

-          Что-что?..

-          Вы сначала сахар насыпьте, а потом размешивайте.

-   Ах, конечно...- спохватилась она, вымученно улыбнулась и разорвала бумажный пакетик.

-   Вы замужем? -  спросил он.

-   Вот это да! - женщина посмотрела на него ошарашено ,   - Вы редкий нахал, мо­лодой человек. У меня пропало желание с вами разговаривать.

Она опустила глаза и положила обе ладони на стол возле чашки кофе. Павел заме­тил, как подрагивают ее пальчики. Маленькие розовые ноготки были ровно острижены и, конечно же, не было на них никакого лака. Руки ребенка. К таким рукам нужно бережно прикасаться губами, ощущая тающий сахарных их вкус.

-  Вы меня уже дважды назвали нахалом

-  Да. И что?- она не поднимала глаз.

-    Значит, и третий раз назовете. Бог троицу любит. Извините, просто мне хотелось вам понравиться.

-     К сожалению, у вас не получилось.

           Она резко поднялась, оставив недопитую чашку кофе, и пошла к выходу.

           «Правильно, что ушла...» - удовлетворенно подумал он. Она действительно чего-то сильно боится. В этой гостинице живет, похоже, в одиночестве. За свой столик Павел вернулся уже совершенно в другом настроении, от былого уныния не осталось следа, а командировочная перспектива уже не казалась безрадостной.

Почти все командировки Павла были связаны с каким-нибудь, пусть и мимолетным, романтическим приключением, и в каждую новую поездку он отправлялся, как рыба на нерест.  В свои двадцать восемь Павел не был женат. И большого чувства в жизни не было. Жениться просто ради семьи совсем не хотелось. Он считал, что ему не везет с подругами. Разрыв с каждой из них не становился для него серьезным событием, просто каждый раз он убеждался, что они не созданы друг для друга. Никто в этом не виноват, просто не сложилось, бывает... Самый продолжительный роман был у него с женщиной старше почти на десять лет, которая к тому же являлась его начальником. Случилось это, когда Павел после окончания факультета журналистики уст­роился на работу в редакцию еженедельника, посвященного проблемам преступности и защиты прав граждан. На должности шеф-редактора там сидела Евгения Шевцова - дама не без странностей, про которую справедливо говорили, что она - журналист от Бога. Женька  умудрилась объехать почти все «горячие» точки планеты, включая не только Чечню и Приднестровье, но и Югославию, Ирак...В 93-м Женька делала репор­тажи о защитниках расстрелянного Белого дома. Когда стало известно о за­хвате заложников на «Норд-Осте», Евгения Шевцова помчалась в Москву, чтобы пред­принять собственное журналистское расследование. Особенной профессиональной страстью Евгении Шевцовой были скинхеды, бритоголовые лихие пацаны, носящие черные майки с изображением черепов и сапоги с высокой шнуровкой. В среде бритоголовых у Женьки было полно знакомых, она для них была своя, политический «экстрим» национал-большевиков как-то странно возбуждал ее.   Павел с первых дней работы в ежене­дельнике стал ее любимчиком (сперва любимчиком, потом любовником), и, пожалуй, в жизни Павла это был единственный случай, когда женщина сама выбрала его и «взяла ситуацию под контроль». Женька не скрывала, что спала иногда и с другими мужчинами, объясняя это всегда одинаково: «Я журнали­стка. И добываю информацию любыми доступными средствами. Для меня это не секс, а работа».   Хотя Евгения никогда не была замужем, у нее была внешность счастливой в замужестве, уверенной дамы.   Павел понимал, что Евгения не создана для семейной жизни и что рано или поздно они расстанутся. Но и после того, как они разошлись, Павел продолжал носить в бу­мажнике ее фотографию - черно-белый, не очень удачный снимок для паспорта. Взгляд испуганный, обиженно поджатые губки, детское выражение лица...Наверное, эта жен­щина что-то значила для него, хотя он и гнал прочь мысли о ней. Забитый в подсознание файл под названием «Женька Шевцова» не хотел удаляться.

После разрыва с Евгенией Шевцовой Павел сгоряча уволился из редакции, о чем стал жалеть уже через несколько дней. Он устроился в газету «Бизнес-класс», которая писала на темы промышленности и торговли, и здесь ему пришлось заняться написанием скучных производственных материалов. Сам он воспринимал новую работу как временное пристанище. 

            В назначенное время в дверь его номера постучался Николай Николаевич Басов. Все на той же раритетной «волге» с оленем на капоте они доехали до небольшого особнячка с колоннами, в котором находилось заводоуправление. Внизу у бронированной двери, под двигающимся прицелом видеокамеры стоял охранник в камуфляже, быстрым механическим движением открывший дверь перед подошедшими. Павел заметил висевшие у охранника на поясе кобуру и наручники. В вестибюле обнаружилось еще двое охранников, тоже в камуфляже. Словом, с обеспечением безопасности в здании заводоуправления все обстояло благополучно. Красная ковровая дорожка устилала мраморную лестницу, над верхней площадкой которой виден был огромный витраж с распятием. В нише стены журчал фонтанчик, вода бежала по каменистому горному склону, образуя у подножья горы речку, по берегам которой зеленела травка.  Басов подвел Павла к массивной дубовой двери приемной генерального директора и, не сказав ни слова, быстро ушел по коридору. Его молчаливый уход заставил Павла отметить, что вообще в здании заводоуправления стояла полная тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием  паркета под ногами немногочисленных посетителей. В коридоре, стены которого украшали морские пейзажи с парусниками, туманными островами, парящими чайками, никто не разговаривал.  Тишина словно бы дополняла картину величественной и надменной обстановки этого особняка, который мало походил на современный офис.  Павел с усилием толкнул дубовую дверь.    

            Секретарша с внешностью стюардессы, тоненькая и плоская, белозубая, в короткой юбке, поднялась из-за компьютера, не задавая вопросов, словно бы тут же поняв, кто  перед ней появился и сказала в трубку телефона:

- Борис Афанасьевич, человек, которого вы ждете, уже здесь. Сию секунду, - и, улыбаясь Павлу, добавила, - Пожалуйста, проходите.  

Директор завода Борис Афанасьевич Колокольцев оказался молодым высоким муж­чиной, весьма респектабельным,   производившим впечатление скорее европейского менеджера, чем руководителя завода в провинциальном городке. Спортивного вида, с ко­ротко стриженой головой, подвижный и улыбчивый, он сразу располагал к себе. Ни капли высокомерия, свойственного особо преуспевающим в бизнесе  людям.   На первый взгляд, самое необычное в нем было то, что он курил трубку.

            - Журналисты особо не жалуют нас вниманием...- сказал Колокольцев, набивая  трубку ароматным табаком «Амстердамер», - Но это пока. Уверен, мы еще удивим мир...Поэтому ваш приезд к нам - это первая ласточка, пройдет год-два, и о нас будут пи­сать много и повсюду. Не только в нашем городе, не только в Москве и Питере, но и за границей...- он с видимым наслаждением закурил: - Чай или кофе? А может быть, что-ни­будь покрепче?.. Могу предложить коньяк, водку, виски, вино...

- Пожалуй что коньяк...- сказал Павел, несколько удивленный подобным предложением генерального директора.

-  Превосходно!- широко улыбнулся Колокольцев, открывая створку бара и доставая бутылку   «Хенесси». 

Павел  изучил визитную карточку, которую директор положил перед ним на журнальный столик. Оказалось, Колокольцев является доктором экономических наук и академиком трех академий.

Колокольцев разливал коньяк, а Павел тем временем извлек диктофон и блокнот.  Выпили за знакомство, Павел рассказал о себе, о своей газете «Бизнес-класс» и будущей статье.

- Электростанции, которые мы делаем, - это та продукция, которая в скором буду­щем произведет революцию. С их помощью обретают независимость и отдельные люди, и промышленные предприятия, и целые города. Электростанция - это большая политика, это, возможно, даже новые общественные отношения...-   стал рассказывать   Ко­локольцев, нравооучительно помахивая вытянутым указательным пальцем  - Не считайте меня утопистом и романтиком. Все, что я говорю, хорошо про­считано экономически. Маркетинговую политику завода курируют американские кон­сультанты.  Вы можете себе представить значение одной лишь нашей электростанции, ко­торая способна обеспечить электричеством и теплом город с населением до ста тысяч че­ловек? Мы даем людям энергетическую независимость. Грузовик с прицепом, в котором транспортируется наша электростанция - вот что нужно, чтобы ты был полностью застра­хован от роста цен на электроэнергию, от аварий и обвала энергосистемы, от этого демо­нического Чубайса, наконец...Покупаешь такой наш грузовичок - и живешь в тепле и при свете, ни от того ни в чем не завися. Зачем, спрашивается, тебе платить по все возрастаю­щим тарифам якобы на модернизацию энергосистемы, зная, что система все равно оста­нется несовершенной, а твои кровные рубли осядут в карманах энергетических монополи­стов. Для развития рынка нужна конкуренция, а где, спрашивается, конкуренты РАО ЕЭС России? С нашей помощью практически каждый гражданин может стать более или менее успешным конкурентом этого монстра-монополиста.   Купи несколько грузовиков - вот   город превратился в «город-государство» - политически как в Средневековой Ев­ропе, а технологически - уже в условиях третьего тысячелетия.  И этот «город-государ­ство» уже может по-иному разговаривать с правительством, не боясь, что энергетики щелкнут рубильником.  Каждый человек стремится к свободе, а мы помогаем ему сделать к ней один из важных шагов. У нас появляются все новые заказы на электростанции, про­дукция, несмотря на высокую стоимость,   востребована и в России, и за границей ...Нас пугают глобализацией, говорят о гигантском «плавильном котле», где растворятся и сме­шаются языки, религии и народы, а мы на нашем заводе в этом захиревшем городишке готовим мощное оружие, чтобы сохранить независимость мировых культур! Потому что независимость страны - это, в первую очередь, ее технологическая независимость, ее «ноу хау», ее никуда не утекающие мозги.   Я пригласил на завод американцев в качестве кон­сультантов по маркетингу, они тоже заинтересованы в нашей большой политической игре, которая начинается здесь, в этих цехах...- он сделал жест рукой в сторону высокого, во всю стену, окна, откуда открывался вид на   заводские корпуса - квадратные строения мышиного цвета. 

Записывая речь Колокольцева на цифровой диктофон, Павел радовался тому, что текст практи­чески не придется обрабатывать - генеральный директор изъяснялся вполне лите­ратурно и эмоционально, без скучных производственных подробностей, и было видно, что электростанции - это его страсть и источник вдохновения. Павлу чаще всего приходилось иметь дело с промышленниками, из которых, что называется, клещами слово не вытя­нешь, которые если и начинают говорить, то косноязычно и тускло. Сейчас особенно ин­тересным Павлу казалось  то, что производство электростанций, в описании Колоколь­цева, становилось грандиозным политическим проектом, без которого демократическое развитие страны вообще ставилось под угрозу. Он говорил о свободной конкуренции, ко­торая может стать главным инструментом изменения не только политической ситуации, но и сознания людей, о возможности каждого человека делать быструю и успешную карь­еру в бизнесе... Колокольцев не был сухим технократом, своему делу он умел дать фило­софское обоснование. Слово «независимость» было самым употребительным в его лекси­коне. Колокольцев, судя по всему, чувствовал нехватку общения, ему недоставало слуша­телей, и, разговаривая с журналистом, он щедро делился накопившимися мыслями, пере­живаниями, сомнениями, при этом наблюдая за тем, какое воздействие оказывают его слова, сам он получал удовольствие от своего монолога. Казалось, по каждому вопросу у Колокольцева имелось четкое и обоснованное мнение.    С первых минут беседы Павлу стала понятна концепция будущей статьи. 

            - Сегодня каждый третий житель города работает на нашем заводе...- продолжал Колокольцев, - Но увы, мы вынуждены будем провести существенное сокращение. Около половины сотрудников, а именно низкоквалифицированных рабочих, мы увольняем в те­чение этого года.

      - Куда же они пойдут?- спросил Павел.

- Да, это печальный вопрос...В городе работу практически не найти, наш завод единственное выжившее, вернее - возродившееся,   предприятие...

-          Вы обрекаете их на верную смерть?..

-   Это делаю не я. Наоборот, я спасаю от голодной смерти тех, кто остается на за­воде. А это почти  тысяча человек. На смерть этих безработных людей безжалостно обре­кает наше правительство, которое, извиняюсь, ни черта не делает, чтобы поддерживать жизнь малых городов...Лучше я буду достойно оплачивать труд   тысячи человек, чем держать на голодном пайке две тысячи сотрудников. А я твердо уверен, что этот город выживет только если будет развиваться наш завод. Признаться, я не могу сказать, что мне очень жалко всех тех людей, которые останутся безработными. Среди них немало таких, которые привыкли быть иждивенцами, они ничего в жизни не ищут и ничего не пробуют, боятся брать на себя ответственность и удовлетворяются малым...Это менталитет, сфор­мированный советской властью. Кстати, если вас интересует тема благотворительности, то знайте, что я недавно купил несколько машин «скорой помощи» для городской боль­ницы, постоянно помогаю   единственной в районе музыкальной школе, за свой счет наш завод отремонтировал детский дом...Список можно продолжить, но я, думаю, нет нужды доказывать, что я - отнюдь не черствый, жестокий бизнесмен, которого не волнуют чело­веческие судьбы.

Колокольцев вторично разлил коньяк, они чокнулись.

- Я дал команду, вам покажут наш завод, познакомят с начальниками цехов. Ответят на любые вопросы.

 Директор показал Павлу стоявшую на столе фотографию готовой заплакать девочки лет пяти с огромным красным бантом.

            - Дочь Анна. К сожалению, редко видимся. Они с моей супругой живут в Герма­нии, во Франкфурте. Сами понимаете, в нашем заштатном городе трудно обеспечить сча­стливое детство для ребенка даже человеку с моими возможностями...

            В приемной директора Павла дожидался Николай Николаевич Басов, который тут же повел его на экскурсию по заводу.

            Во дворе стояли новенькие, блестящие свежей голубой и желтой краской, грузовички, перевозившие чудо-электростанции. Вот она, политическая реформа Бориса Афанасьевича Колокольцева - ярко раскрашенные грузовички, которые скоро побегут по дорогам России, неся в отдаленные провинции дух независимости и процветания.

           До вечера Басов водил Павла по заводским цехам, отделам и бюро. В каждом цехе и почти что в каждом кабинете Павел видел висевший на стене портрет генерального директора. Колокольцев, который на портрете выглядел старше и угрюмее, стоял на набережной широкой речки, опершись рукой о перила, и смотрел пристальным, сверлящим взглядом. На фоне безоблачного неба, отражаясь в речном зеркале, сверкала звездообразная эмблема машиностроительного завода, вся окруженная золотым свечением - казалось, к земле неслась комета с огненным хвостом. Этих портретов было невероятно много, все они были разных размеров, одни вставлены в рамку, другие просто приколоты к стене канцелярскими кнопками. О генеральном директоре сотрудники говорили с неизменным почтением, даже с обожанием, а некоторые, как показалось Павлу, даже пытались подражать ему в манере говорить и жестикуляции -  то же директорское нравоучительное помахивание указательным пальцем, быстрая, но четкая речь и, конечно, это постоянно повторяющееся слово «независимость».    Разве что трубку никто из сотрудников не курил, это было бы уж слишком вызывающее подражание.   Понятно было, что Борис Афанасьевич Колокольцев - властелин и диктатор этого маленького королевства.

            Примечательной особенностью завода было также то, что всюду продолжали висеть оставшиеся с советских времен лозунги вроде «Выше знамя социалистического соревнования», «Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи», «Партия - наш рулевой». В заводском дворе висела доска почета с портретами передовиков производства, причем, как объяснил Николай Николаевич Басов, портреты передовиков постоянно обновляются, вывешиваются фотографии молодых рабочих, перевыполняющих план.

            - Борис Афанасьевич сохранил на нашем заводе все лучшее, что осталось от социализма! - с гордостью сказал Басов.

II .

Нельзя было сказать, что Павел постоянно думал о женщине, с которой поговорил в кафешке. Он понимал, что она могла уже уехать из гостиницы, а могла больше в кафешку не заходить. Словом, вероятность новой встречи была не такой уж большой. Павел подумал, что если уж они встретятся вновь, то он непременно пойдет в «лобовую атаку». На другой день они неожиданно столкнулись на лестнице, он поднимался к себе в номер, она спускалась. Лестница была узкая, и Павел, остановившись, преградил женщине до­рогу. Она посмотрела на него сверху вниз, и выражение лица у нее было, как у глупого, непонимающего жизнь ребенка. Склонив к плечу голову с взъерошенными волосами,  смотрела с интересом и  опаской.    На ней была белая футболка и джинсовые шорты, открытые туфельки на ногах -   если сравнивать с ее вчерашним туалетом, то сегодня она была одета куда более свободно. По тому, как сквозь футболку выпирали ее соски, можно было понять, что под футболкой нет лифчика.  

-          Вы отыскали свой машиностроительный завод? - спросила она.

-          Отыскал.

-          Рада за вас...

Она сделала попытку пройти, но лежащая на перилах рука Павла преградила дорогу.

-          Чего вы хотите?..- спросила она, наткнувшись на его руку, как на стену.

-          Познакомиться.

-          Если я скажу вам свое имя, то вы позволите мне пройти?..

-          Посмотрим. Итак, как вас зовут?

-          Лидия.

-          А я Павел.

-          Меня не интересует ваше имя.

-          Почему? Не понял, объясните.

-          Умоляю, отвяжитесь.

-  Послушайте, милая Лидия. Разве это правильно, когда двое знакомых людей, встретившись в чужом для них обоих городе, сторонятся друг друга?..

-          Как это - знакомых?..Я вас не знаю.

-  Ну как же, Лида, мы ведь только что познакомились. Я - Павел, вы - Лида. Уже забыли?..

-          Что вы морочите мне голову?

-            Да это ты мне голову морочишь. То мы знакомы, то незнакомы...

-  Вы мне говорите «ты»?..- возмутилась она, - Что же это такое...Зачем вы привязались ко мне?..Мне придется на помощь звать, кричать буду!

-          Зря. Разве я тебя обидел?

-  Прекратите тыкать мне, в конце концов!- она выпятила вперед губы и обиженно фыркнула.

-  Как я могу говорить «вы» столь юной барышне-школьнице?.. Я, немолодой, потрепаный жизнью...

-          Вы не потрепанный, а побитый. По голове побитый.

- О, теперь уже я должен кричать. Караул, меня оскорбляют. Спасите...Оскорбляет женщина, от красоты которой я теряю сознание. Красавица Лидия, о которой я думаю ежесекундно с нашей первой встречи.

Женщина оперлась рукой о перила, опустила голову и едва слышно произнесла:

-          Какой же вы...

-          Какой? Влюбленный! Поэтому и приставучий.

Казалось, в женщине угасла воля сопротивления. Она на несколько мгновений закрыла глаза и, вновь открыв, пристально посмотрела на Павла, словно бы подняв забрало рыцарского шлема.   Павел ощутил, как его наполняет чувство умиротворенного ликования.

- Вы интересовались, замужем ли я...Да, я замужем. Так что ухаживать за мной не имеет смысла.

-          Но твой муж далеко отсюда...

-          А вы откуда знаете?

-          По тебе видно. Ты очень одиноко здесь себя чувствуешь...

-          Боже, как меня раздражает ваша манера говорить «ты»!..

-          А ты мне тоже так говори...

-  Я не так дурно воспитана как некоторые...- в ее раздраженности ему почудилось нечто комичное.

Он взял ее безвольно повисшую вдоль туловища руку и поднес к губам. Рука была холодная, как ледышка.

-          Кто вы?..- вдруг спросила она.

- Я же тебе уже достаточно рассказал о себе. Меня зовут Павел Серафимов, я журналист. Я из Петербурга.

- Из Петербурга?- переспросила она. - Интересно. Ни разу там не была. Правда, что у вас белые ночи?

-          Конечно, правда. Но могу ли я о тебе узнать? Ну, что-нибудь кроме имени...

Войдя в его номер, Лида остановилась в нерешительности. Посмотрела на открытый ноутбук,  разложенные на столе черновики.

-          Значит, вы действительно журналист...- удивленно произнесла она.

-          А ты сомневалась?

-          Не важно. Это мое дело.

-          Располагайся, будь как дома.

Она села в кресло, положив ладони на колени. Сейчас она выглядела еще более хрупкой, маленькой и робкой, чем в ту минуту, когда Павел впервые увидел ее.

-          Ну, может что-нибудь о себе расскажешь?- спросил он.

-          Думаю, это необязательно.

-          Как хочешь.

-          Что вы делаете в этом городе?..

-          Отвечу, если ты будешь говорить мне «ты».

-          Хорошо. Так что ты тут делаешь?

- Пишу статью о машиностроительном заводе для газеты «Бизнес-класс». Что ты здесь делаешь, я не спрашиваю. Ты, как я заметил, не особенно откровенна со мной.

-          Я здесь проездом. Просто задержалась на несколько дней.

-          Издалека ?

-          Да.

-          Ну, хотя бы из России или ты иностранка?

-          Нет, я не иностранка.

-          Куда поедешь потом?

Она дернула плечом, давая понять, что не будет отвечать.

-  Слушай, а твоя таинственность мне начинает нравиться! - рассмеялся Павел. - Ты не болтлива, сдержана, и так дивно естественна в своем нежелании о себе рассказывать. Женщины, которые напускают на себя загадочность, выглядят вульгарно. А ты ведешь себя так, будто ты сама для себя загадка. Да, да, ты и хотела бы рассказать о себе, но не находишь слов, потому что не понимаешь своих желаний и стремлений. Ты сама себе задаешь вопрос «кто я?» Ты хочешь, чтобы на этот вопрос отвечали другие.

-  Какой монолог! - прижав руку к груди, иронично сказала Лида, - Поэзия просто...

-  Да, поэзия. Поэзия отношений мужчины и женщины, поэзия страсти. Ты любишь стихи?

-          Конечно.

-          Прочти что-нибудь,- попросил он.

Лида наморщила лоб.

-  Нет. Что-то не вспоминается...Только «В лесу родилась елочка».  

Павел подошел к ней, опустился на колени возле ее ног и медленно шепотом произнес:

Хочу тебя! Отдайся мне!

                        Дай жрать тебя до самой глотки!

                        Мой рот трепещет, весь в огне,

                        Кишки дрожат, как готтентотки.

            - Что это такое? -  насторожилась Лида.

            - Это из стихотворения Николая Заболоцкого «Рыбная лавка». На первый взгляд может показаться, что речь там идет про всяких севрюг, угрей, лещей...А мне кажется, что ничего более верного и жизненного не написано про любовь, чем эта строфа.

-          « Дай жрать...»- повторила Лида. -   Нет, это не про любовь.

Она резко встала и прошла по номеру, скрестив руки на груди.

            - А про что, по-твоему?

            - Про...гадость.

            - А любовь отделима от...гадости?

            - Ты читал когда-нибудь это своим женщинам? - ответила она вопросом на вопрос.

            - Конечно, и не раз...

            - И что?.. Ты им не стал после этого противен, они не отхлестали тебя по щекам за этот цинизм, за отношение к женщине, как к средству утоления голода?

- Но ведь и ты не сделаешь этого.

            - Не сделаю, - пролепетала она дрожащими губами.

Лида стояла, вжавшись спиной и затылком в стену, точно притянутая к ней магнитом. Ее фигура показалась Павлу какой-то странно изломанной, угловатой - выставленное вперед  колено, отведенный в сторону локоть, вздернутый подбородок и открытая беззащитная, такая совершенно дет­ская шейка. Ему захотелось запомнить эту ее позу. Кажется, психологи могут что-то ска­зать о душе человека, увидев, как он стоит. И Павлу тоже хотелось разгадать тайну этой странной изломанной позы. И в сознании у него внезапно возник белый лист бумаги, на котором рука художника тонким карандашом быстро и четко изобразила прямой угол от­веденного локтя, полукруг плеча и наполовину скраденные тенью черты лица. Мыслен­ный рисунок он, как кальку, наложил на освещенную  желтоватым светом стену, присло­нившись к которой, стояла Лида.   Контуры совпали, черно-белое изображение наполни­лось светом заходящего солнца. Павлу показалось, что он запомнил все до крохотных черточек, что у него в эту минуту открылось какое-то особенное филигранное зрение.      

Он подошел к ней и стянул с нее футболку, под которой не было лифчика. Лида не сопротивлялась, покорно подняла руки (открылись бритые нежные впадины подмышек), освобождаясь от футболки.  Опустившись перед ней на одно колено, Павел расстегнул «молнию» на ее шортах, и они скользнули по ее но­гам. Он пальцем оттянул резинку белых трусиков, медленно потянул вниз. Ниже  пупка открылась полоса  чистой белизны, отделенная краснеющим следом резинки трусов. Почти беззвучно вскрикнув, Лида сдвинула коленки и прикрыла руками лобок, поросший короткой густой шерсткой. Ее взгляд, который мгновение назад был отстраненным, сей­час показался ему злым и испуганным.

- Ты уверен?..- спросила она, тяжело переведя дыхание.

- В чем?

- ...что это нужно...

            - Конечно.

            - Я боюсь.

            - Почему?

            - Я не тебя боюсь. Себя боюсь. Я не хочу! Мы совсем не знакомы, а ты меня взял и раздел.   И вообще у меня сегодня менструация! Мне нельзя...

            - Врешь!

            - Не вру...- сказала она каким-то детско-капризным тоном. - Да не смотри же на меня!

            Она наклонилась и, продолжая прикрывать  свой мохнатый лоскуток правой ладо­нью,  протянула левую руку к одежде, но Павел опередил ее, схватил  футболку, трусы и шорты. Лида шумно вздохнула и зажмурилась. Павел погладил ее  ягодицы, проведя рукой по влажной прохладности кожи, прижал к себе, почувствовав, как мелкой дрожью вздрагивает напряженное тельце...Подхватив Лиду на руки, он удивился, какая она легкая. Держа Лиду на руках, Па­вел наклонил голову   и прикоснулся губами к ее мягкому соску.  Между ее грудями по­блескивал золотой крестик.

Лида лежала на кровати с закрытыми глазами. Когда он рылся в сумке, отыскивая упаковку презервативов, Лида быстро взглянула на него и опять зажмурилась. На белой простыне она лежала, словно на операционном столе, сложив на животе руки и выпрямив ноги.  

            Через минуту Павел понял, чего Лида так панически боялась, почему такой затрав­ленный ужас сверкал в ее онемевших глазах. «Господи, не может быть!.. Ей ведь никак не меньше тридцати...В тридцать лет остаться девушкой!»

            - Сверни простыню, пожалуйста, нужно ее выбросить...Чтобы горничная не ви­дела...- слабым голосом сказала Лида.

            Она встала и прошлепала босыми пятками в туалет. Вид у нее был беспомощный и жалкий.

            -  Ты же говорила, что замужем...- сказал Павел ей вслед.

            - Да. И не врала, представь себе...- ответила она из туалета.

            - Как это можно представить? Не понимаю...

           -  Я не хочу об этом говорить...Понимай, как хочешь.      

            Вернувшись в комнату, она стала одеваться.

-          Ты уходишь?- спросил он.

-          Да.

-          Давай поужинаем вместе.

-          Не стоит,- она застегнула «молнию» на шортах.

- Послушай...- Павел попытался взять ее за руку, но она вырвалась, отпрыгнула в сторону, - Что я могу сделать для тебя?

Лида нервно рассмеялась и тут же всхлипнула.

- Ты уже сделал.

            Оставшись в одиночестве, Павел озадаченно потер лоб. Странная женщина!.. Пришла в номер к мужчине, будто бы не догадываясь о его намерениях. Но ведь не могло произойти чего-то иного, кроме того, что здесь произошло. И все же Павел чувствовал стыд и раскаянье, сознание своей вины заполнило его мысли, и он вновь и вновь вспоминал непродолжительную встречу с Лидой, их разговор, ее смущение и страх. «Ведь я же не заставлял...»- жалко оправдываясь перед самим собой, думал он.  Она что, с другой планеты?.. Теперешние девчонки невинность теряют еще до совершеннолетия, а эта - доисторическое ископаемое. И еще нелепая ее легенда про замужество! Сказала бы еще, что она многодетная мать. Бессмысленное вранье. Она действительно была какой-то инопланетянкой. И ведь красива, черт возьми, смазлива, такая вся аккуратненькая милашка, на такую каждый мужик клюнет. А она - всем отказывала, а Павлу почему-то позволила. Значит, решила, что он особый какой-то, не как все. Но - какой? Чего она ждала от него?.. Понятно было, что, о чем бы ни думала девушка и чего бы ни хотела она, Павел не оправдал ее надежд, оказался примитивнее, тупее и злее. Он то и дело порывался выбежать из номера, отыскать Лиду и просить прощения. И каждый раз останавливал себя, едва пересиливая этот странный порыв: «Что ты бесишься?.. Зачем устраивать дурацкую мелодраму?..» Действительно, искать Лиду, чтобы просить у нее прощение, было глупой затеей, прежде всего потому, что Павел не мог понять охватившего его после встречи с Лидой чувства. Он все же не раскаивался в том, что переспал с ней, наоборот, с Лидой ему было очень хорошо. Но тогда и прощения, выходит, просить не за что.

Ночью проснулся словно бы от произнесенного кем-то его имени, пробудился так, точно вынырнул из плотной и темной толщи воды, и перевел дыхание.

 Лунные лучи, проходящие между занавесками, разрезали сумрачное пространство номера на четыре   квадрата.

Случайные звуки прятались в ночной тишине. Мерцала «летающая тарелка» луны.

Было слышно, как одна из проезжающих машин притормозила на шоссе, затем за­шелестел гравий под колесами уже возле самой гостиницы. Павел поднялся и, подойдя к окну, отодвинул штору. Возле подъезда гостиницы стоял черный «мерседес», густые жел­тые лучи его фар выхватили из темноты кусты, которые казались картонными декора­циями.  Из машины вышел высокий молодой человек в длинном распахнутом плаще и бы­стро, точно королевским шлейфом махнув плащом, взбежал по ступенькам. В гостинице он пробыл не более десяти минут - все это время Павел смотрел на стоящую внизу машину, которая в неподвижном лунном свете чешуйчато поблескивала, точно рыба в аквариуме.  Парень в белом плаще хлопнул дверцей, «мерседес» лихо рванул с места и уже через минуту мчался по пустому шоссе, оставляя позади себя чернильную по­лосу темноты. Странно, что здесь было нужно человеку в третьем часу ночи, почему он умчался в ночь? - искал, должно быть, кого-то. Но не нашел.

Павел еще постоял возле окна, смотря на величественное, сияющее хрусталем небо. Всегда, смотря в ночное небо, Павел задумывался о том, верит ли он в судьбу. Бес­конечно задавая себе этот вопрос, он каждый раз отвечал на него по-разному, но сейчас, стоя возле окна провинциальной гостиницы под непривычно ярким небом, он совершенно определенно понял, что все происходящее на земле подчинено неумолимо действующему сценарию, выйти за пределы которого человек не способен.  Павел испытывал смешенное чувство беспричинной тревоги и предчувствия неких необычных событий, которое всегда испытываешь, оказываясь в незнакомом городе. Но сейчас еще думалось о самых разных, больших и малых, вещах, причем думалось обо всем одновременно и обобщенно - о жизни, смерти, счастье, горе, о том, что ему двадцать восемь лет и эти годы он прожил совсем не так, как хотелось бы, и что в ближайшее время в жизни, по всей, видимости ни­чего не изменится... И вдруг он снова начал думать о том, кого искал в гостинице этот молодой человек, приехавший на «мерседесе». Его появление здесь почему-то казалось Павлу важным. Странная мысль внезапно посетила его: «И этот незнакомый человек в бе­лом плаще - тоже моя судьба?..» Павел усмехнулся и задернул штору.

            III . 

            На следующий день мысль о встрече с Лидой пугала Павла и заставляла нервничать. По-прежнему его мучило чувство необъяснимой   вины. Он не знал, как вести себя с ней. И чем больше он думал об этой странной женщине, тем нестерпимее становилось понимание своей вины. Вернувшись вечером с завода в гостиницу, Павел утомленно опустился в кресло и закрыл глаза. Позади был нелегкий день - множество интервью с начальниками цехов, технологами и инженерами, слушая которых, Павел пытался разобраться в непонятной технической терминологии, выделить из их монологов мысли и образы, способные придать всей производственной истории нечто занимательное и яркое. Но все они говорили сухим однообразным языком, да и вообще встречались с корреспондентом неохотно, давая понять, что интервью - это дело пустое, отрывающее их от важной работы. Как только Павел включал диктофон, на людей нападали приступы смущения и косноязычия. Если бы и директор Колокольцев был бы таким же бесчувственным технократом, то Павлу не оставалось бы ничего иного, кроме как уехать с завода несолоно хлебавши.  

            Павел вздрогнул от стука в дверь, и ему показалось, будто стук заставил его очнуться от какого-то сонного забытья. «Да ведь это она пришла!»- осенило его. На пороге действительно стояла Лида.

            - Это я...Уже второй раз прихожу. Тебя не было, - сказала она, неуверенно улыбаясь.

-          Да, я только что с завода пришел... - кивнул он.

-          Ну...Войти-то мне можно?

-          Да, да...Извини! -   заторможенно произнес Павел, отступая в глубь номера.

Лида вошла, слегка коснувшись плечом его груди, и от ее мимолетного прикосновения, как и от сильного запаха духов (кстати, вчера от нее не пахло духами!), Павел ощутил, что у него по телу прошла знобкая дрожь, он едва справлялся с внезапно охватившим его паническим волнением.

- Я хотел искать тебя...- начал он, - Искать, чтобы извиниться. Пойми, я действительно не ожидал, что...- Павел запнулся и не знал, как выразить все то, что он сейчас чувствовал и о чем думал.       

            Лида стояла у окна, спиной к Павлу, опираясь руками о подоконник. «Подойти и обнять?..» - подумал он, но не двинулся с места. Внезапно она обернулась.

-          Мне понравилось быть с тобой, - произнесла она, сверкая смеющимися глазами. 

-          Мне тоже...Но почему ты убежала вчера?

-          Не знаю.

-          Знаешь, я страшно рад, что ты пришла...Я все время о тебе думаю.

-    За что ты хотел извиниться?

-          Мне показалось, я тебя разочаровал...

Она улыбнулась.

-  Странно, как ты умудрился о многом догадываться. Как ты почувствовал, что я чего-то боюсь, что я здесь одна живу...Ты поразил меня.

-          Догадаться было нетрудно. Тогда в кафе у тебя был такой потерянный вид...

- Знаешь, мне так неловко...Может быть, стыдно говорить об этом...- Лида замялась, смущенно отвела взгляд, - Но когда вчера между нами это произошло, передо мной будто бы целая вселенная открылась. Я будто бы впервые поняла, кто я такая. Мне показалось, что я испытала те чувства, которые переживает младенец в момент рождения. Наверное, я вспомнила то, что всякий человек забывает - ведь мы же не помним свой первый крик, не помним, как яркий свет нас ослепляет, как мы впервые в жизни видим свою маму. Я всю ночь думала об этом,   так переживала отчего-то и даже плакала...Боже, я зря это говорю, ты на меня как на дуру смотришь...Неприлично говорить об этом. 

- Что ты!.. Наоборот, я тобой восхищаюсь.

- Паша, ты не мог бы спуститься в кафе и купить водки?- спросила она.

            Павел всмотрелся в ее спокойное лицо, пытаясь понять, шутит она или нет.

            - Водки? Ты пьешь водку?

            - Не пью. Но сегодня надо выпить. Купи, пожалуйста.

            Павел спустился на первый этаж, купил в кафешке пузырь «Флагмана», упаковку сока и бутерброды. Когда вернулся, на пустом столике стояли два граненых стакана.

            - Из стаканов?..Как заправские алкаши?..- усмехнулся он.

            Лида болезненно улыбнулась. Павел заметил, что на бутылку водки она посмотрела с опаской. «Не много ли испытаний на сегодня?»- подумал он. Отвинтив синюю кры­шечку, Павел разлил водку.

            - За знакомство!- поднял Павел свой стакан.

            Чокнулись. Неумело, держа стакан обеими руками, Лида выпила, шумно перевела дыхание и схватила бутерброд.  Съев бутерброд и запив соком, она откинулась на спинку кресла и словно онемела. Видимо, ждала, как на нее подействует водка. Павел подумал, что, скорее всего, водку она пьет впервые в жизни.  Она будто бы приняла яд и наблюдала за своими предсмертными ощущениями. Выглядела эта ее сосредоточенность немного за­бавно, но Павел понимал, что Лиде тяжело. 

-          Почему ты меня сегодня ни о чем не спрашиваешь? - спросила она.

-          Потому что ты не хочешь ничего говорить о себе...

- Ошибаешься. Я действительно боюсь все это рассказывать...Но, знаешь, нужно когда-нибудь рассказать то, что не знает никто. Не могу больше держать в себе. Я действительно замужем, но, можно сказать, с мужем мы ни одного дня не прожили вместе.  Я вышла замуж за человека, который убил моего отца...- сказала Лида и замолчала, глядя себе под ноги.

-          Господи!..- вырвалось у Павла.

Окончание следует...