- Кто вы?- изменившимся голосом спросил он, чувствуя, что мышцы лица от страха одеревенели.

            - Здравствуйте. Извините за беспокойство. Не могли бы вы пройти со мной...- ска­зал молодой человек и улыбнулся.

            - Пойдемте, Павел Владимирович, - неожиданно сказал кто-то за плечом Павла и он, обернувшись, увидел другого мужчину, который также бесшумно спускался с верх­него этажа. Этот человек был немолод, широкоплеч, одет в черную кожаную куртку и уз­кие потертые джинсы. Он жевал жвачку, и его квадратные челюсти энергично двигались. Смотрел серыми с холодным блеском глазами, правый глаз чуть прижмуривался.

            - Не бойтесь, сейчас мы все объясним. Просто на лестнице говорить неловко...- во рту мужчины сверкнули золотые коронки.

            - Почему я должен с вами идти?

            - Так будет лучше для вас...- сказал молодой человек, стоящий внизу лестницы.

            - А мне кажется, что для меня будет лучше с вами не ходить!

            - Это не тот случай, Павел Владимирович, когда нужно спорить.

            - Вы из милиции? Из ФСБ? Ваши удостоверения? На каком основании я задер­жан?...

            - Мы не из милиции и не из ФСБ, но если хотите пообщаться с представителями правоохранительных органов, то они тоже ждут вас внизу. Вы не задержаны, но мы настоятельно просим вас идти с нами.  Давайте спустимся в ма­шину...- сказал мужчина в кожаной куртке и слегка прикоснулся к локтю Павла.

            Стали спускаться. Молодой человек впереди (Павел упирался взглядом в его широ­ченную спину), затем, словно арестант под конвоем, шел Павел, за ним на некотором рас­стоянии спускался мужчина в кожаной куртке, который на ходу звонил по мобильнику: «Мы спускаемся. Сейчас будем, предупредите Геннадия Петровича...»  Когда в вести­бюле проходили мимо администраторши, она поднялась и остолбенело проводила их взглядом. «Похоже, она считает меня трупом...» - подумал Павел, посмотрев в ее рас­красневшееся, с прыгающими губами лицо.

            Перед Павлом распахнули заднюю дверцу черного, раскалившегося на солнце джипа, он залез в салон, оглашаемый негромкой музыкой и пахнущий сигаретным дымом. Как только он сел, водитель, бросив назад взгляд сквозь темные очки, вышел из джипа, и Павел остался вдвоем с сидевшим на переднем сиденье человеком, который курил, держа сигарету в отведенной руке. Павел уставился на короткие, поросшие черными волосками пальцы, массивный перстень с зеленым камнем...   Человек повернулся, и Павел увидел его крупное, с крючковатым носом, лобастое лицо. Человек снял очки, положил их в нагрудный карман полосатого пиджака  и улыбнулся тон­когубым ртом.

- Здравствуйте, Павел Владимирович, - произнес он грудным голосом,- извините, если мои сотрудники вели себя с вами недостаточно деликатно. Меня зовут Геннадий Петрович Лемехов, я - муж Лиды...

- Вы ее муж?.. А где сама Лида?  

            - Чтобы вы мне поверили, могу предъявить вам паспорт, - Лемехов дос­тал из внутреннего кармана паспорт, открыл и сунул Павлу под нос страницу, где была отметка о регистрации брака с Лидией Викторовной. Брак был зарегистрирован чуть больше пяти лет назад.- О Лиде не беспокойтесь, она в полной безопасности. У нее все хорошо.

            Павел молча вернул ему паспорт

            - Видите, я не обманул вас. Вообще, поверьте, мне очень не хочется вас чем-нибудь обидеть...Поверьте! Не хочу, потому что мне следует быть благодарным. Вы, Павел, ве­роятно, спасли жизнь моей жене.

            - Ничего не понимаю. Почему - я?..

            - Наверное, вам неизвестно, что Лида тяжело больна. Несколько последних лет она живет на грани самоубийства. Мы - все ее близкие, друзья - никогда не бываем за нее спокойны...Я устроил ее в хорошую клинику в Москве, где ей были созданы прекрасные условия. Она сбежала из клиники месяц назад (в свой день рождения!) и исчезла. Представляете наше состояние?

            - Подождите! - перебил Павел ,- Вы что, хотите сказать, что она...что Лида - сума­сшедшая?!

            - Ну...Павел, мне очень трудно произносить такие слова. Я люблю Лиду, сильно-сильно люблю, и ее болезнь - моя трагедия. Она не доверяет мне, вообще ей кажется, что она окружена врагами. Ей стало казаться, что я изменяю ей, что у меня есть любовница, которая родила мне дочь. Кажется, в психиатрии это называется «бред ревности».  Будто бы я хочу избавиться от нее и даже...убить...В чем она только меня ни подозревала, Гос­поди! Представляете, как далеко зашла болезнь?  

            -  Я не замечал за ней никаких отклонений, - сказал Павел.

            Перед Павлом сидел человек, которого он ненавидел. Кажется, ни разу  он не испыты­вал такой жгучей и необузданной ненависти, какую пробуждал в нем этот респек­табельный, спокойный мужчина, встреченный им впервые в жизни. Он называл его зве­рем, подлецом, убийцей...В последние дни он ни о ком не думал так часто, как о Леме­хове. Зло, которое совершил этот человек, казалось Павлу запредельным. Но вот они си­дят рядом, в одной машине, и спокойно беседуют, и Павлу вовсе не хочется убить или хотя бы просто ударить его. «Может быть, я ненавижу его потому что ревную?..- подумал внезапно Павел, - Я люблю его жену, он отнял у меня женщину, которая нужна мне, кото­рую я хочу!..» Слушая негромкий грудной голос Лемехова, Павел пытался угадать, что он собирается сделать со своей беглой женой, как накажет ее. Может быть, он уже решил, что Лида должна умереть. Но почему-то Павлу вдруг подумалось, что с Лемеховым можно договориться. Не может же этот человек так сильно и так холодно-расчетливо не­навидеть  женщину, которая ничего не сделала ему дурного...Нужно убедить его, что не следует причинять Лиде зла, что она не опасна для него, она хочет жить самостоятельной жиз­нью и не претендует на деньги своего покойного отца. Единственное, чего она хочет - быть свободной. Это все, что нужно для счастья этому исстрадавшемуся созданию, этому капризному тридца­тилетнему ребенку. Сжалься же над ней, слышишь! - хотелось крикнуть Павлу, но он промолчал.

-   Ну, вы ведь мало с ней общались...- продолжил Лемехов,- Ее болезнь вообще-то не все замечают...Хотя все в общем-то признают, что у нее есть странности в поведении, но...кто без странностей?.. Перед тем, как я положил Лиду в клинику, она постоянно го­ворила о самоубийстве. Поэтому, когда мне сообщили, что она сбежала, я стал думать о самом страшном. Откровенно говоря, я уже не думал увидеть ее живой. Возможно, она совершила бы это. Если бы ее что-то не остановило, и я полагаю, что благодаря вам она осталась жива...Вы отвлекли ее от мысли о смерти. Павел, я вполне допускаю, что между вами было что-то...ну, как между мужчиной и женщиной...Допускаю, но не задаю ника­ких вопросов. И не держу зла! Она молода, красива, одинока, и настоящий мужчина, ока­завшись рядом, непременно захочет помочь, поддержать, развлечь, наконец.  И она могла увлечься вами. Я понимаю и не осуждаю вашу связь, если, конечно, она была. В отличие от Лиды, я не стану мучиться ревностью. Не будь вас, она бы свела счеты с жизнью. Более того, Павел, я хочу предложить вам...- Лемехов замялся, - Я понимаю, вы человек небога­тый. В общем, как бы вы отнеслись к тому, если я предложу вам большое денежное возна­граждение?

- Вознаграждение за что?

- Как - за что? За спасение жизни самого для меня дорого на свете человека - Лиды. 

            - Я не спасаю людей за деньги!.. Я вообще никого не спасал...

            - Подождите, Павел. Наверное, я был не очень деликатен. Умоляю, простите, если я обидел вас. Я поставлю вопрос иначе. Вы - журналист, творческий человек. Для таких людей самое важное - самореализация. У вас наверняка есть замысел какого-нибудь про­екта. Ну, например, собственное издание - журнал или газета. Или книга. В этом случае я готов быть вашим спонсором. Давайте начнем совместный проект. Средства - мои, идеи - ваши. Зарплату назначите себе сами...Соглашайтесь, Павел. Поверьте, я искренне хочу вас поддержать. Никто, Павел, никогда не сделал для меня столько, сколько вы, мой доро­гой. Без Лиды я не мыслю своей жизни. 

            - Не будем это обсуждать!- прервал Лемехова Павел, - Какую-то странную сделку вы предлагаете...Я вам не верю. Лида вас ненавидит. Она боится вас.

            Лемехов посмотрел на Павла с сожалением и грустью.

            - Зря вы так, Павел. Что вы хотите от меня?..

            - Дайте ей свободу. Не преследуйте.

            - Я ее не преследовал. Я искал жену, не зная, жива ли она.

            - А вам не кажется, что это из-за вас она живет на грани самоубийства?

            - Почему вы так думаете, Павел?- спокойно произнес Лемехов, - Ведь только по­тому, что Лида соответствующим образом описала вам наши отношения. Но, поверьте, это ее больное воображение, расстроенные нервы. Вы ведь определенно знаете, что она пережила трагедию, чудом выжила, на ее глазах был застрелен ее отец. Мало кто выдер­жит все это, а Лида с рождения была впечатлительной, ранимой. Если вы мне не верите, то можете обратиться к лечащему врачу Лиды, я скажу вам адрес и телефон московской клиники. Проверьте, убедитесь...

            - Не нужно мне никакого адреса, - спокойно и вызывающе сказал Павел,- Я все вижу и понимаю сам. Безо всяких врачей.  Знаете, нам больше не о чем говорить...

            Он открыл дверь джипа. Стоило ему сделать несколько шагов по направлению к гостинице, как дорогу преградили те двое, встреченные на лестнице. Павел остановился перед ними, и молодой человек в черном костюме сделал быстрое движение, собираясь схватить его.

-         Не трогать!..- раздался за спиной Павла голос Лемехова.

Павел обернулся.  Лемехов вышел из джипа и стоял, опершись рукой о капот. Оказалось, что Лемехов довольно низкорослый и коротконогий, его толстый живот нависал над туго затянутым ремнем. Серый в черную полоску костюм сидел на нем мешковато, как пижама. Галстука не было, и расстегнутые верхние пуговицы белой рубашки обнажали волосатую грудь. Он стоял, широко расставив короткие ноги в остроносых лакированных ботинках.  Прищуренные глаза смотрели без гнева, выражение их  было утомленным и несколько растерянным. В эту минуту Лемехов показался Павлу пожилым и очень усталым. Неожиданно Павел представил себе Лиду рядом с Лемеховым, ее тонкую гибкую фигурку рядом с этим массивным, неповоротливым человеком, ее крошечную головку с мальчишеской стрижкой рядом с его крупной лобастой головой, посаженной на плечи почти без шеи, и почувствовал приступ рвущей душу тоски. «Как она может любить его, это чудовище?.. Но ведь любит, любит, черт возьми, несмотря на все то, что он сотворил с ней, боится до смерти и любит...И сегодня, наверное, она покорно отдалась в его руки, понимая, что ей грозит. Это противоестественно!»- подумал Павел. Он не сомневался, что Лида не стала сопротивляться, что она покорно подчинилась Лемехову, последовала за ним. 

- Пропустить его...- сказал Лемехов. - Павел Владимирович, не бойтесь. Не бойтесь ничего. Все-таки жаль, что мы друг друга не поняли. Прощайте!

            Телохранители расступились.

            Из окна своего номера Павел выглянул вниз. Дорожка перед гостиницей была пуста, ни джипа, ни милицейской машины, безлюдно. Словно ничего не было.

            Он быстро вышел, поднялся на четвертый этаж. Издали заметил, что дверь в номер Лиды распахнута. Заглянув, Павел увидел горничную, которая застилала постель. На пороге номера белел какой-то мятый клочок.

-  Молодой человек, вам кого?- спросила горничная.

-  Извините, номером ошибся...

В коридоре расправил бумажку. Это оказалась квитанция сберкассы - денежный перевод на счет Свято-Духова монастыря. 

            Вечером он уезжал из города. Работа на заводе была успешно закончена, материала для статьи было собрано более чем достаточно.

            Около семи в номере появился Николай Николаевич Басов. Павел сидел в кресле, в куртке и кепке, около его ног стояла сумка... Поезд из провинциально-машиностроительного Эдема уходил через полчаса. 

            Всю дорогу до вокзала проехали молча.

На перроне вокзала Павел вдруг остановился, замер.

-         Музыка...- прошептал он.

-         Что случилось? - начав беспокойно озираться по сторонам, спросил Басов.

-         Вы музыку слышите?

Перрон вокзала оглашала фортепьянная музыка, причем звучала та же самая быстрая, порхающая, как птица, мелодия, которую Павел услышал несколько дней назад, сойдя с поезда в этом городе.

-         Слышу.

-         Знаете эту мелодию?

-         Нет, у меня музыкального слуха нету.

-  У меня тоже нет, но эту мелодию я знаю. Это «Ярость по поводу утерянного гроша» Бетховена.

            - Чудное название...- равнодушно сказал Басов, посмотрел на часы и вдруг со странным оживлением сообщил: - Бетховен был совсем глухой.

            VI.

Статья о машиностроительном заводе была закончена быстро, главный редактор газеты прочел ее и одобрил. Павел и сам понимал, что статья вышла удачная, в ней запечатлелись фантасмагорические идеи Бориса Афанасьевича Колокольцева, которого Павел изобразил этаким мечтателем-реформатором, настоящим поэтом и вместе с тем одним из самых успешных менеджеров новой России.  

Павел приходил в редакцию позже всех, часам к двенадцати, демонстративно бездельничал и внезапно, никого не предупреждая, уходил...Он сам удивлялся тому, что никто не задает ему вопросов, никто не делает замечаний по поводу опозданий и внезапных отлучек. В его глазах, в выражении загарелого и осунувшегося лица появилось что-то, не позволявшее окружающим задавать лишние вопросы.  «Фантазер Колокольцев считает, что для счастья и ощущения независимости достаточно купить электростанцию, - думал Павел, -  Но на самом деле, чтобы быть счастливым и независимым, нужно жить в провинциальной гостинице с той женщиной, которую любишь. Только и всего». Он сидел за своим редакционным столом, наблюдая за снующими вокруг коллегами, которые стали казаться ему излишне нервными, погрязшими в бестолковой рутине, и сам не мог поверить, что совсем недавно он жил такой же, как они, странной суетливой жизнью.   Павел чувствовал на себе недоверчиво-вопрошающие взгляды: все заметили, что из командировки он вернулся непохожим на себя, хотя понять и объяснить сущность этой перемены было невозможно.  

«Могут ли воспоминания быть ярче и интереснее того, что ты постоянно видишь вокруг себя?..- подумал однажды он. Когда воспоминания важнее настоящего, это ненормально...Может быть, это даже болезнь. Павел с удивлением обнаружил, что его воспоминания о Лиде не стали чем-то определенным и неизменным, они словно бы сами себя воспроизводили, он вспоминал то, чего не помнил несколько дней назад - ее слова, жесты, смену настроения.   Оказывается, у памяти есть какие-то резервные возможности. Павел думал о Лиде и чувствовал ее, близкую, мягкую, теплую, как инвалид, должно быть, чувствует ампутированную руку.

Несколько дней подряд он порывался позвонить Жене Шевцовой. Собственно, ни с кем, кроме нее, он не мог посоветоваться по поводу переданных Лидой материалов. Что делать с ними?.. Наконец, решился, набрал номер служебного телефона Евгении. Договорились встретиться завтра утром.  После этого коротенького разговора ему стало легче, словно бы Евгения уже знала его тайну и пообещала помощь. А может быть, потому, что Павел соскучился по ней. «Черт возьми, я действительно соскучился...»- подумал он, вешая трубку.

...Чем пахнет метро?.. Трудно описать этот запах, специфический, только в подземке живет этот густой, насыщенный, словно бы смешанный из запахов резины, металла, краски. Вкрапливаются, вмешиваются в этот запах подземки людские запахи - будоражащие, праздничные духи, клубные одеколоны солидных мужчин, очищенные мандарины,  дешевое курево, нафталин обсыпанных старческой перхотью выцветших пальто, свежая терпкость скрипучей кожи, благоухание финской полиграфии глянцевых журналов с белозубой улыбкой на обложке, пахнущий болотом и хвоей рюкзак. Не поймешь, один ли это, неизменный запах подземки, или вечно меняющийся, летом он один, зимой совсем другой.

На станции «Фрунзенская» в вагон вошел пожилой мужчина в синем поношенном плаще и с пухлым желтым портфелем.  Мужчина достал из кармана плаща спичечный коробок, осторожно открыл и, заглянув внутрь, ободряюще подмигнул и усмехнулся. Кому он мог подмигивать - сидящему в спичечном коробке? Таракану или подкованной блохе?.. Мужчина не походил на сумасшедшего. Скорее это был фокусник, который, репетируя перед выступлением, готов был вынуть за уши кролика из спичечного коробка

Павел стоял, прислонившись спиной к двери громыхающего вагона, который несся в темном тоннеле мимо змеившихся кабелей, и смотрел на читающих пассажиров.   Кажется, подземка осталась единственным местом, где водится исчезающий биологический вид - homo legens - человек читающий. 

            Потом он поднимался на людном эскалаторе станции  «Сенная», и вдруг услышал приближающееся быстрое постукивание брошенной кем-то наверху монеты, которая летела по поручню эскалатора. Он машинально протянул  вбок руку с растопыренными пальцами. Монетка мягко упала в его ладонь, будто траектория ее полета была кем-то продумана именно с учетом попадания в его руку. Павел поднес ладонь к глазам и посмотрел на новенькую блестящую пятирублевку. И в его сознании мгновенно всплыла быстрая, легкая мелодия бетховенского рондо «Ярость по поводу утерянного гроша»... Сжав пальцы, он опустил руку в карман.  

Когда Павел открыл дверь кабинета, «железная леди» петербургской журналистики Евгения Шевцова  сидела за столом, смотря сквозь узкие очки в золотой оправе на лист корректуры.  Увидев Павла, она вскочила из-за стола и бросилась навстречу, раскинув руки. Павел, с неожиданным восхищением оглядел суперскую, топ-модельную фигуру ее.   На ней был кремовый пиджак и короткая белая юбка.

            - Наконец-то объявился, подонок! Где ты пропадал, гад?..- целуя его в щеку и в шею, прошипела она.

            Ах, Боже мой, этот ее голос!.. Все слова она произносила правильно и четко, но Павлу постоянно слышался в ее речи какой-то чужеземный акцент, чудилось то гортанное, то странно вибрирующее произношение, и Павел думал, что таким голосом  невозможно произносить простые и банальные фразы вроде «я пришла» или «подожди меня», голос этот создан, чтобы рассказывать детям сказки или проводить спиритические сеансы. 

            Схватив Павла за галстук, Евгения протащила его по кабинету и, резко толкнув обеими ладонями, усадила в большое кожаное кресло.  Павел безвольно плюхнулся, едва не выронив папку из рук, утонул в кресле.

            - Как ты, милый?- прозвучал экзотический ее голос.

            - Вроде жив.

-  Вялый какой-то, на себя не похож. Что-то случилось?..

Он неопределенно пожал плечами.

- Скажи, ты не пробовала изучать древние языка?.. Какой-нибудь шумерский  или аккадский...- спросил он.

-         Нет...- удивленно произнесла она, пытаясь понять, куда он клонит. - А что?..

- Просто так спросил...Голос у тебя такой чудесный, как раз для какого-нибудь таинственного языка.

-         Ты что, чокнулся?..- изящно улыбнулась она.

-         Да.

-         Что ты постоянно сжимаешь в кулаке?

Он разжал пальцы, показывая ей упавшую только что ему в руку новенькую пятирублевку. Евгения опять посмотрела на него недоуменно.

- Юродствуем, стало быть, - заключила она. - гражданин, с вами все ясно.

            Госпожа шеф-редактор уселась в кресло напротив, и  короткая тесная юбка полностью открыла ее великолепные ноги без колготок, покрытые золотистыми волосками.

            - Эти материалы две недели назад мне передала женщина, которую  есть основания считать погибшей.- протягивая ей папку, сказал Павел, - Не буду пересказывать содержа­ние, сама все поймешь. Я уверен, что все сказанное там - абсолютная правда, хотя  дока­зательств негусто. Имя Геннадия Лемехова тебе что-нибудь говорит?

            - Конечно. Один из воротил строительного бизнеса. Шишка!

            - Так вот, речь, в основном, идет о нем.

            - Ты предлагаешь на него наехать?- сощурилась Евгения.

            - Милая, я тебе ничего не предлагаю, кроме этих материалов.

            - А ты сам с этим Лемеховым встречался?

            - Недавно.

            - И как впечатления?

            - Нормальные. Жив остался чудом.

            - Ага, уже интересно...- она резким мужским жестом раздавила окурок в пепель­нице.- Договоримся так. Если здесь действительно есть зацепки, я господина Лемехова с большой радостью буду размазывать по стенке!

            - Женька, ты это действительно можешь? Игра опасная.

            - Могу ли я?..- переспросила она, презрительно скривив губы, - Ты что, совсем меня забыл?..

            Евгения сидела в кресле, закинув ногу на ногу и крепко сцепив руки на колене, и было заметно, что в эту минуту бешеная энергия распирает ее, жилки на смуглой шее на­пряглись, ноздри тонкого, с легкой горбинкой носа раздувались, язычок часто пробегал по приоткрытым маленьким губам. Ей не терпелось посмотреть, что принес Павел. Кажется, в эту минуту они могли читать мысли друг друга. Они смотрели друг другу в глаза, и ме­жду ними словно бы происходил бессловесный диалог. «Я думала о тебе. Я скучала!»- го­ворили ее прищуренные возбужденные глаза. «Не важно, думал ли я, скучал ли. У меня своя жизнь, у тебя своя.  Главное все же, что я к тебе вернулся...Надолго? Не знаю...Мы ведь рано или поздно надоедаем друг другу. Мне очень нужна твоя помощь. Я пережил тяжелые дни, о которых, наверное, когда-нибудь расскажу тебе. Сейчас я не готов, слиш­ком больно...» Евгения слегка прикрыла веки в знак того, что понимает его взгляд. 

            Она поднялась и вновь села - на ручку дряблого и бесформенного, как медуза,  кресла, в котором сидел Павел. Он не посмот­рел на нее, опустил глаза на носки своих ботинок. В поле его зрения оказалось ее высоко задранное колено, блестевшее, словно только что смазанное кремом. Шевельнувшееся было желание пробраться рукой под ее юбку быстро растаяло. Евгения по­целовала Павла - так, как целовала только она, схватив цепкой рукой за шею и властно прильнув ртом к его безвольным губам. Павел почувствовал ее мягкие губы, пахнущие табаком, трепещущий язычок, который оказался у него во рту... Близко-близко он видел ее немигающий, такой гипнотический, бездонный черный глаз, красноватые прожилки белка, длинные, закрученные вверх ресницы, напоминающие крыло бабочки. Павел задохнулся до головокружения в этом варварском поцелуе.

            - Сегодня ты ночуешь у меня!- заявила она, поднимаясь и одергивая узкую юбку. 

            Покачивая бедрами и цокая копытцами каблуков, Евгения вернулась за свой редак­торский стол и взяла в руки лист корректуры.  Надев очки, она стала похожа на строгую учительницу, читающую классный журнал.

            Вечером по дороге на Разъезжую, где жила в двухкомнатной квартирке Евгения, Павел чуть было не купил цветы и шампанское. Он уже подошел к цветочному киоску возле метро «Владимирская», как вдруг представил себя стоящим в прихожей женькиной квартиры с букетом в руках, явственно увидел свое растерянное, глупое выражение лица. Герой-любовник приперся. Как он будет жалок с букетом в протянутой руке! 

             Она встретила его в прихожей в красной футболке с портретом Эрнесто Че Гевары, в трусах и тапочках. Она клюнула его носом  в небритую щеку и сказала:

            - Иди в комнату...

            Павел остановился перед фотографиями, которыми была завешана вся стена в гостиной. Многие снимки он помнил, но появились и новые. В этих фотографиях была летопись беспокойной и порой опасной журналистской работы Евгении Шевцовой.  Вот она запечатлена на фоне окутанного черными клубами дыма «Белого Дома» - октябрь 93-го.  А вот их совместная с Павлом поездка в Иерусалим три года назад, нисхождение Благодатного Огня - после этой поездки к Гробу Господню Евгения, еще недавно совершенно не интересовавшаяся религией, приняла Православие.  А вот совсем свежий снимок: Евгения на оранжево-революционном киевском майдане берет интервью у двоих длинноволосых студентов с апельсинового цвета ленточками на рукавах. Павел прочел недавно Женькины «Помаранчевые хроники», посвященные украинской революции, - текст был написал в ее всегдашней иронично-издевательской, зубастой манере, пересыпан остренькими метафорами, и читался взахлеб. 

            Евгения вошла в комнату и поставила на столик бутылку шампанского.

            - Пашка, ты сегодня притащил бомбу! Этим материалом можно так жахнуть, что полетят десятки оторванных голов. Скандальная версия убийства одного из провинциальных боссов, и это притом, что заказчики убийства до сих пор не найдены...Заточение несчастной женщины в сумасшедший дом!.. Что ни эпизод, то просто тихий ужас.

            - Ты хочешь сказать, что материал о Лемехове пойдет в печать? - чувствуя, как холодеет спина, спросил Павел.

- Да, дорогой. Но не сразу, нужно еще провести кое-какую работу. Обезопасить тылы. Договориться с теми, кому выгоден наезд на Лемехова. А такие люди есть в нашем государстве. В общем, я подыскиваю «крышу». Но это уже тебя не касается.

-         Боже, понимаешь ли ты, куда влезаешь?

-   Не-а-а, я тока вчера родилась, глупенькая еще. Скажи лучше вот что.  У тебя ведь было что-то с этой особой, чей голос записан на диске?

            - Было.

            - Да, друг мой, сочувствую. Ты попал. Решил, наверное, просто решил поухлестывать за первой попавшейся девчонкой, а тут поимел ворох неприятностей на свою задницу, да?

            Павел молча отвернулся.

            - Ну, ну, не дуйся, открывай шампанское! - велела Евгения.

            Он стал откупоривать бутылку, неумело снял проволочный колпачок и вдруг почувствовал, как пластмассовая пробка с шипением выскальзывает из-под ладони. Джинн шампанского рванулся из бутылки, накрыв Павла и Женьку брызгами белого пенистого фонтана. Евгения радостно завизжала, подставляя под струю бокал. 

            -  Я вся мокрая, ты меня облил!..- захохотала она, вытирая влажные щеки.

Евгения сняла мокрую футболку, и, усмешливо глядя на Павла, обхватила груди руками.

- Молодой человек, вы слишком юны, чтобы видеть мою наготу! Не смущайте меня своим взглядом, я стесняюсь...

окончание следует...