Месть: подготовка

 Свадебная месть была назначена на первое июня. Рая отдала шить новое платье, специально к событию. Платье должно было быть блестящим, прозрачным и открытым везде. Как по заказу, к майским праздникам выбросили в магазине тканей на базаре полупрозрачный полиэстер с люрексом. Рае позвонила подруга – брать, что ли!

«Она еще спрашивает! – возмущалась за чаем Райка. – Это именно то, что надо. Дякин умрет от зависти!»

Платье Рая принесла в библиотеку и вечером, когда Клара Исааковна уже ушла кормить своего Сметану ужином, девочкам продемонстрировала.

«Они в церкви не венчаются? - деловито спросила Марина. - Это хорошо, что нет,  а то ты своим платьем даже попа возбудишь!»

В пятницу после закрытия библиотеки провожали Валю в отпуск. Валя, сразу после ухода Клары Исааковны, убежала домой готовить еду. За полчаса до закрытия они с мамой принесли в библиотеку вкусно пахнувшие сумки со всякой снедью. Девочки загодя сложились на шампанское и лимонад, купили шоколадно-вафельный торт, Валин любимый. Ели-пили-веселились. В конце ужина Валя призналась, что едет в Песчанку. Там в исправительно-трудовой колонии работал бывший школьный физик, Валина первая и постоянная любовь.

«И правильно! - помогая Вале укладывать в сумку кастрюлю с остатками картошки с мясом, говорила Инка. – Посмотришь, разочаруешься, и любовь пройдет. Ему, физику твоему, уже – тридцать шесть, шутка ли. Небось, в морщинах весь, лысый, потасканный. Езжай, тебе на пользу!»

Вся неделю в обеденный перерыв Райка моталась по магазинам в поисках нового лифчика. Старые лифчики были видны из чересчур щедрого выреза на спине и груди. Белья под такое мстительное платье Рая, конечно, не нашла, поэтому решила идти вообще без лифчика. Она опять  демонстрировала платье, уже на голое тело. Девочки только головами качали.

«Ох, Райка, - предупреждала Мика, - смотри, чтоб во время танцев у тебя все не повываливалось! Скандал будет, позору не оберешься!»

Полные богатых впечатлений от Райкиного платья и от замужества Клары Исааковны, девочки почти не отреагировали на Иннину новость, что ее Петин друг пригласил быть «спутницей» на той самой свадьбе. Только Маринка поинтересовалась: «В чем пойдешь?» и Иннин выбор одобрила: «Ага, хорошо, тебе идет, фигурку видно. Бусы нацепи хорошие, мои бирюзовые можешь надеть». Но, благо повод появился, Инна, наконец, решилась купить набор из сережек и ниточки бирюзовых бус, которым она любовалась в витрине ювелирного магазина почти полгода. Красота, конечно, но ведь две месячных зарплаты – жалко! Вот перед самой свадьбой и купила. После ухода Клары Исааковны, которая теперь ни на секунду не задерживалась и ровно в пять часов бежала готовить своему Сметане диетический ужин, Инна бусы и сережки девочкам показала.

«Так ты на Пашу рассчитываешь! – догадалась Рая. – А он даже ничего из себя, не противный. Петюня говорил, что он был женат, но не сложилось. Может быть с тобой сложиться!»

В субботу первого июня в библиотеке работали Маринка с Микой. Валя – в отпуске, Рая и Инна – на свадьбу идут. Маринка Мику уже не первый раз пытала, мол, почему с Игорем своим не спишь. И квартира у него есть, и тебе, по всему видать, нравится мужик.

«Ты боишься, что ли? – донимала ее Марина. - У тебя ж, признайся, никого не было. Ну, колись! Не скажешь – ты мне не подруга!»

Мика краснела, бледнела, заикалась, но настырная Маринка просто лезла в душу: «Вот он придет сейчас – и идите к нему! Я без тебя закрою, всего час остался. А вы идите, пусть Игорь тебя человеком сделает! Ты даже близко не понимаешь, что это такое. Ну?»

Бедная Мика устала сопротивляться. В три часа в библиотеку пришел Игорь Николаевич в полном параде: рубашка голубая наглажена (сам гладил, рукава мятые!), брюки серые отутюжены, туфли бежевые – как с картинки. Принес им с Маринкой коробку эклеров, сам чай заварил. Он уже изучил их библиотечное хозяйство, знал где что лежит. За чаем Маринка и сказала Игорю, чтобы Мику к себе повел, квартиру свою, малосемейку, ей показал. Вы, говорит, так давно знакомы,  и Мике, мол, интересно как Вы живете. И усиленно Мике моргает – подтверди, подруга. Игорь Николаевич просто расцвел, разулыбался как будто ему вот прямо сейчас «Жигули» в подарок вручают. Маринке руку поцеловал, Мику за плечи обнял и повел «как живет» показывать. Маринка только хмыкнула: мужик одинокий известно как живет. Холодильник, небось, пустой, простыни застиранные, занавесок вообще нет. Ничего, Мика заботливая и любит таких нескладных. Б-г захочет - и веник выстрелит, так что, может и у нескладного сегодня сложится!

Закрыла Маринка библиотеку Шевченко и пошла домой. Дома у нее Диана, дочка, и мама с папой в соседнем подъезде в такой же хрущебе двухкомнатной. Удобно: и отдельно и рядом. В любой момент можно Дианочку к ним отослать. Только моментов таких у нее все меньше. Может, замуж еще раз сходить?

Свадьба с тремя библиотекарями,  скандалом и дракой

На свадьбу люди как приходили? Правильно, с цветами и с конвертом. В конверте деньги – двадцать пять с пары, либо пятнадцать с одинокого мужика – это не закон, просто так положено. Типа, как у всех. Но, конечно, еще и расчет на честность. Наприглашаешь едва знакомых – кто-нибудь тебе поднесет в конверте рубль, а то и просто пустой конверт в руку сунет. Рассматривать некогда, гости уже в очередь выстроились. Музыканты для каждого гостя марш играют. Только-только жених с невестой (а ноги уже отваливаются стоять, особенно, в свадебных туфлях на шпильках!) присядут, - музыка гремит марш, другие гости подошли. И назначено на три часа, и уже пять, а еще половины гостей не пришло! Так что, стоять еще и стоять невесте с женихом напротив двери.

Как только гости отойдут к другим гостям и начнут обсуждать стол и невестино платье, к жениху подходит специальная бабушка. У бабушки этой в руках большая сумка, а в сумке все конверты. Ну, во-первых, у жениха карманы не резиновые – все конверты до конца свадьбы таскать, а во-вторых, давно гуляет по городу байка, что в райцентре одном свадьбу на вокзале в ресторане играли. Так вот, жених там все конверты по карманам распихал и на проходящий поезд вскочил. После этого случая, на каждой свадьбе есть специальная бабушка, ну, или тетя. Она все деньги забирает и до следующего утра  их стережет. Ее домой на машине отправят, на машине назавтра в дом к невесте вместе с сумкой  привезут. Почет ей и уважение, а главное, - доверие обоих семейств, которое потом годами длится. Ей будут деньги на хранение отдавать, у нее кольца с бриллиантами и облигации трехпроцентные прятать, когда на юг в отпуск поедут.

Петины мама с папой – родня близкая – еще с утра в кафе помогали. Как сказала Юлечкина мама: «Что там официантки из заказанного на стол поставят, я проверять не буду. Но, мое они не возьмут, не для них я делала!» А сделала она копченые свиные окорока, колбаску домашнюю, буженину. Рыбки привезла собственного посола, помидорки и огурчики маринованные – да всего не перечислить. Вот мама Петина с отцом и трудились все утро, нарезая, раскладывая и на столы разнося эту красоту. В конце работы, стало им всем официанток жалко, и накрыли они им отдельный стол со всеми деликатесами. Сразу установилась у них любовь и всеобщее уважение, а когда папаша невесты напомнил, что каждой официантке даст по «сиреневой», если лениться не будут, то они захлопотали по-настоящему.

Ну, вот, значит, сумка у бабушки уже порядком потяжелела, а столы от еды просто ломились, когда Петя с Раей, наконец, на свадьбу прибыли. Инна с Пашей их полчаса перед кафе дожидались. Вместе и вошли. Музыканты загремели маршем, жених приосанился, Юлечку под ручку подхватил. И на Раино платье уставился. Петюня Раю по дорожке к молодым вел – рот до ушей, голова вверх задрана, только что носом потолок не роет. Конверт Дякину протягивает, цветочки – Юлечке. И улыбается при этом - чисто клоун. А Дякин глаза Рае в вырез платья запустил и оторваться не может, а невестину руку в перчатке кружевной от напряжения намертво сжал. Юлечка тоже заулыбалась, руку Дякина от себя отцепила и с Петюней расцеловалась по-родственному. Рае улыбнулась как своей, Инне с Пашей тоже. У Паши еще один букет приняла, а конверт Дякин машинально в карман пиджака запихал. В белом платье Юлечка выглядела почти хорошенькой. На груди оборочки, у шеи рюшечки, глазки тенями голубыми увеличены, локоны вокруг лица наверчены – красавица, можно сказать. Очки Юлечка свои огромные сняла, щурится близоруко, понять не может, отчего Дякин так разволновался. Паша ее вовремя отвлек, стал с Инной знакомить, супницей ее от волнения назвал, вместо спутницы. Тут за спиной опять марш заиграли, другие гости подошли, и двинулись Рая с Инной и с кавалерами к столу. Они-то отодвинулись, а Иван Кузьмич за Раей головой вертит как подсолнушек за солнцем. Рая стол изучает, руку правую на бедро положила, а левой Петюню по плечу гладит, вроде бы машинально. И ногу отставила, и бедром качает. И уже половина мужского контингента не нее вылупилась.

Паша высмотрел два стула в уголочке у стенки и Инну туда повел. Сели они, разговаривают. Паша ей про техникум, да про студентов, а Инна про Клару Исааковну, вредную, и читателей, которые каждый день книги на полках путают. Потом еще Паша стал ей про свою машину рассказывать, что колеса поменял, и как техосмотр проходил, и что новые свечи купил по случаю. А Инна ему про родителей рассказала, что все лето они и на даче живут, там же зимние заготовки делают, помидоры в бочках солят, грибы маринуют.

Тут тамада стал в микрофон приглашать всех за стол, стали рассаживаться. Рая ухватила места почти напротив молодых, и для Инны с Пашей два места заняла. Первый тост отец невесты говорил. Микрофон «фонил» сильно, никто слова не разобрал, но все равно хлопали. Выпили по первой, на еду накинулись – вкусно, оторваться невозможно. Да и голодные все – звали к трем часам, а за стол сели в полшестого. Минут пятнадцать в зале было тихо, как на партсобрании все равно. Разговоров не слыхать, только вилки чуть позвякивали и вода в бокалах шипела-пузырилась. Наконец, отвалились от стола для второго тоста. Мама невесты читала по-бумажке, но до конца не дошла, расплакалась. Только и повторяет сквозь слезы: «Береги ее, Ваня!» Иван Кузьмич к теще разбежался, утешал ее, к столу отвел. Тут официантки стали пирожки горячие разносить с мясом и с капустой. Под пирожки еще выпили. Потом пили за счастье, потом за любовь. После любви уже каждый пил сам по себе. Закуски съели. Начались танцы.

Сначала все смотрели как Иван Кузьмич Юленьку в вальсе кружит. Фата развевалась, цеплялась за форменные пуговицы, невеста во все глаза смотрела на своего Дякина и улыбалась. У Раи аж в горле запершило – вспомнила как с Дякиным в Доме Офицеров вот так же… Эх! Тут вальс закончился, гости расхлопались, а музыканты сразу же без перерыва ударили «семь-сорок». Молодежь потянулась к пятачку перед ансамблем, Петюня потянул Раю за собой. Ох, не зря Мика Раю предупреждала, не зря говорила, чтоб поосторожнее танцевала. Грудь у Раи, под свадебное «семь сорок», мелькала в вырезе платья почти целиком. Подол задирался, открывая, неотрывно глядящему на танцующих Ивану Кузьмичу, Раины ножки, и все, что повыше, почти до поясницы. Наконец, «семь сорок» замолкло, гости скакать перестали, и начался медленный танец. Инна кружилась с Пашей. Он, оказывается, и вальс умел, и даже танго танцевал в кружке Дворца Пионеров. Иван Кузьмич танцевал с Юленькой, но на Раю все равно глядел во все глаза. Еще бы! Петюня, весь потный, еле ногами переступал. Платье-то почти прозрачное, сквозь него видать как через марлю, даже лучше. И груди у Раи блестят, и соски в такт музыке качаются. И все это то поверх бутылки «Столичной», вдвоем с Пашей распитой под хорошую закуску. Далеко ли до греха! Раю пытались пригласить другие парни, тем более, что со стороны жениха все гости были сплошь военные. Те самые лейтенанты-капитаны и майоры. Но Петя стоял на смерть: «Моя невеста танцует только со мной!» - заплетающимся языком отказывал он, держа Раю за талию.

Наконец, уже после горячего, когда убирали со столов закуски и расставляли тарелки для сладкого, исхитрился подобраться к Рае с Петюней сам Иван Кузьмич. И Раю танцевать приглашает. А Рая идет. Это у них с Петюней была часть плана, ими за предсвадебный месяц выпестованного. Идет Рая танцевать, бедрами виляет и к Ивану Кузьмичу прижимается, заводит его. Юленьке-то не видно, что там в толпе происходит. Иван Кузьмич уже и красным был, потом бледным стал, потом в желтый цвет его кинуло, от злости, наверное. Как, говорит, тебе, Раечка, Петюня. Рая улыбку изобразила и Ивана Кузьмича огорошила: «Как же я Вам благодарна, дорогой Иван Кузьмич! Вы меня с настоящим мужчиной познакомили. Он самый лучший из всех кого я знала!»

«Что, - ухмыляется Дякин, - лучше меня?»

«Ну, как кремневое ружье, - выдает Раечка домашнюю заготовку, - против  автомата Калашникова!»

И снова делает Дякину в лицо голливудский оскал. И это притом, что платье у нее прозрачное и везде открытое.

Ну, надо ли удивляться, что как только Рая в туалет вышла, Иван Кузьмич туда  ворвался и стал на ней платье рвать. Сама его провоцировала. Потом на Раины вопли в туалет влетел Петюня, за ним Паша, а потом чуть ли не все гости. И все выпившие, наевшиеся и жаждавшие поразмяться. Милиция быстро приехала, четверти часа не прошло. Протокол составили. Спрашивали у Раи, станет ли она заявление подавать за попытку изнасилования – платье-то все измочалил, пол юбки оторвал. Рая на Ивана Кузьмича, разом протрезвевшего, глянула и орет: «Платье пусть новое покупает!» Милиция ушла, даже не стали никого забирать – все на ногах держались. Тут к Дякину с Петюней Юлечка подошла, каждому в руку стопку всунула, водки бутылку со стола взяла.

«Мы – родня, одна семья, - говорит, - а в семье чего не бывает, но по-семейному все миром решается. Выпейте и поцелуйтесь!» И Раю обнимает. И Инну, которая платье Раино булавкам прикалывает, тоже обнимает заодно. Не такая уж глупенькая это Юлечка оказалась.

Просто замуж хотят все, во всяком случае, все библиотекари.

 Свадебный завтрак

 Пока Рая своим платьем держала в напряжении свадебных гостей, Мика с Игорем сидели в его малосемейке. Комната 16 метров, кухня большая. Стол круглый и сервант маленький в кухне поставить можно. Душ и туалет совмещенные. Но не тесно. Машина стиральная под стенкой возле ванны стоит, и еще места полно. Окна голые, диван-кровать Игорь уже при Мике пледом накрыл. И чайник поставил, банку с растворимым кофе открыл и банку сгущенного молока консервным ножом открывает. Руки у него дрожат, крышку до конца не дорезал, отрывать стал и порезался, конечно. Мика руку его под воду сунула, пластырь в сумочке нашла, порез заклеила. Там возле мойки Игорь и стал ее целовать. «Микуся, - говорит, - я тебя так люблю, так тебя хочу…», и еще другую чепуху Мике в ухо шепчет. И хочется Мике попробовать, как же это бывает, и боится она, что Игорь на смех ее подымет. А тот времени даром не теряет, уже блузку на ней расстегнул, лифчик, (и как только сообразил, что застежка спереди!) в стороны отбросил. И руки его уже прямо на голом теле, а Мика еще ему не сказала про свою проблему. И говорить-то она уже не может, а только стонет от удовольствия. Ей даже показалось, что звуки эти от кого-то другого исходят. Оглянулась она назад, а Игорь понял это по-своему. На руки ее подхватил и потащил в комнату на диван. Пока он раздевался, Мика успела в себя чуть-чуть прийти и про фригидность свою ему сказать. Так и сказала: «Игорь, я должна тебе сказать, что я женщина в сексуальном плане холодная, счастлив ты со мной не будешь, а потому, нам лучше, лучше…» - чуть не заплакала Мика, но сдержалась. Хорошо, что фразу эту она давно сложила, готовилась! Хотела еще про фригидность добавить, но Игорь рядом с ней на диван плюхнулся и поцелуем рот закрыл. И как-то само собой получилось, что Мика и говорить перестала, и думать, и даже личностью себя ощущать. Одно тело осталось. И нравилось ее телу все что Игорь с ним делал, это точно…

К девяти вечера проголодались они здорово. У Игоря кроме консервов ничего в холодильнике не нашлось. А потому, решили они выйти поискать еды какой-то. И еще Мика должна была маме позвонить, та, наверное, места себе не находит, волнуется. Телефон-автомат, на Микино счастье, работал. Мама и правда беспокоилась. На Микины отговорки, что она у подруги заночует, сказала, что у них гости, доцент пришел.

«Цветы бесподобно красивые! – щебетала мама в трубку, - сладкое шампанское, мое любимое, Киевский торт. Мы тебе всего понемножку оставим!»

«Жаль, что Мики нет, правда!» – это уже к доценту. Мика быстро с мамой попрощалась. Магазины были закрыты, а есть хотелось. Мика и не помнит, когда же она такая голодная была, ну, разве что в детстве в пионерском лагере, когда обед прогуляла. Игорь провел Мику тропинкой через дворы к задней двери нового кафе: «Здесь свадьба сегодня, сейчас нас покормят!» За десятку официантка вынесла им полный бумажный пакет и еще бутылку шампанского, открытую, но полную и с пробкой. Видно, так со стола убрали. А может, слили остатки из других бутылок в одну, кто теперь разберет. На кухне у Игоря попробовали они и копченое мясо, и колбаску домашнюю, и буженину, и огурчиков маринованных. Рыбку, официантка им отдельно в полиэтиленовый пакет упаковала, даже хлеба дала.

Наутро позавтракали они остатками свадебных закусок, кофе попили со  сгущенкой, и решили идти к Микиной маме объясняться. Мика юбку свою погладила, а то, когда с едой пришли, то Игорь юбку ее за диван забросил, рубашку Игорю свежую дала.

У дверей своих Мика заробела и, вместо того, чтобы своим ключом открыть, решила позвонить. Дверь открыла мама, почему-то в Микином халате, хотя всегда критиковала его, называя ядовито-розовым. Мика маме Игоря представила, тот ей букет вручил, по дороге купленный, и прошли они в комнату. А там стол накрыт по-парадному, с белой скатертью и сервизными тарелками. И сидел за столом доцент в мамином халате из темно-синего панбархата. Этот халат она Мике даже стирать не доверяла, прямо тряслась над ним, а тут чужому человеку надеть позволила! Или уже не чужому?

«Я…мы..», - запиналась мама.

Тут доцент широко улыбнулся и, протянув руку Игорю, сказал: «Присоединяйтесь к нашему свадебному завтраку!»

Приятный все-таки мужчина, доцент этот, повезло маме!

После огромного куска Киевского торта поверх маминых пирожков и салатов, Мике хотелось только спать. Но Игорь тянул ее на улицу, да и мама не протестовала, ей, видно, хотелось еще немного с доцентом наедине пообщаться.

«А куда мы идем?» - спросила Мика уже в троллейбусе.

«Фригидность твою лечить!» - прошептал Игорь ей на ухо.

Игорь с Микой в четверг заявление в ЗАГС подали. Ждать надо месяц, а если в торжественной обстановке сочетаться хотите, - тогда три месяца. Игорь ждать не хотел ни одного дня. Он в понедельник пришел за Микой на работу и повез ее вещи перевозить. Мика в пятницу после ЗАГСа пришла расстроенная – ей хотелось свадьбы в белом платье, во Дворце бракосочетания. Наш городской ЗАГС в то время дворцом только спьяну можно было назвать. Так, первый этаж жилого дома, да еще, словно в насмешку, возле витрины кукольного театра. На каждой второй свадебной фотографии позади яркие афиши с куклами. Хорошо, что хоть лестница есть широкая, можно групповую фотографию сделать, всех гостей на ступеньках выстроить. Мама Микина тоже расстроилась: «Люди скажут, что я тебе и свадьбу настоящую не сделала!» Доцент мамин, услышав про их с Игорем проблемы с регистрацией, успокоил, что все будет улажено, пусть, мол, Мика платье свадебное покупает и не волнуется. Игорь отпросился на следующий четверг и возил Мику с мамой на своем «Москвиче» в райцентры за платьями, туфлями и фатой.

Платье выбрали просто ослепительное!

«З нимэцькых гэдээривськыих кружевов!» - гордо сказала продавщица.

Еще купили платье для мамы – бело-розовое, креп-жоржетовое, все в оборках. Туфли белые Мика сначала не хотела покупать, но потом увидела белые лаковые босоножки и не выдержала, купила. Мама колебалась недолго, спросила свой размер и купила себе такие же.

«Все равно, - говорит, - твоих босоножек из-под длинного платья никто не увидит, а мне они очень нравятся!»

А фату Игорь выбрал: короткую, мягкими складками, узким шелковым жгутом на концах отделанную.

«У Вас, Игорь, оказывается, есть вкус!» - удивилась мама.

«Да у меня масса достоинств! – смеялся Игорь, укладывая коробки с босоножками в багажник. – Вы меня еще не знаете!»

Мика рассказывала о мамином замужестве в обеденный перерыв. Клара Исааковна слушала с просветленным лицом и, когда Мика закончила свой рассказ, сделала заключение: «Ты, Рая, напрасно ухмыляешься и считаешь, что семья на сексе держится. Семья строиться на взаимном уважении и общих интересах, особенно в зрелом возрасте!»

«Я понимаю, Клара Исааковна, -  невинно опустив глаза, отвечала Райка, - но, что делать, если мы, в нашем возрасте, очень заинтересованы в сексе?»

Но вывод, в общем-то, девочки сделали правильный: замуж хотят все, даже не очень молодые и даже не библиотекари.

 А кто еще за него пойдет!

 Рая с Инной отрабатывали вторую субботу подряд после скандальной свадьбы. В три часа, как по звонку, в библиотеку заявились Паша с Петюней. Петюня принес бидончик вишни: «Мама с дачи послала, мытая!» Поели они вишен, проводили последних читателей, закрыли и сдали под охрану объект «Библиотека Шевченко». И от нечего делать пошли в кафе. То самое, где две недели назад сначала Иван Кузьмич на Рае платье порвал, а потом Петюня ему все пуговицы с мундира «с мясом» выдрал. По дороге в кафе, Петюня рассказывал, что его мама говорила, что Юлечка уже беременна, «бо дужэ рыгае!». В кафе Рая велела ему принести себе два молочных коктейля. Оказалось, что Петя их тоже «уважает», так что он и себе взял два. Инне Паша принес кофе с пирожным, себе тоже.

«Как странно, - думала Инна, - у нас даже вкусы совпадают».

Паша рассказывал, что его друг в Америку уехал и такие деньги там зарабатывает, что купил машину пять метров длиной. И сам он, Паша, уехал бы завтра, но одному там делать нечего, нужна жена, семья, поддержка в чужой стране. И, рассказывая это, на Инну смотрел.

«Какая там Америка, - думала Инна, - мне бы здесь свою жизнь устроить!»

Рая с Петюней смеялись до упаду его шуткам, Инна с Пашей переглядывались и вежливо улыбались.

«Вот и шутки мы одинаково понимаем, - опять думала Инна, - вот бы такого человека найти, чтобы с полуслова понимал!»

И все ей не верилось, что Паша этот именно тот человек.

После кафе гуляли, сидели над речкой у школы, смотрели как плещется рыба. Домой идти никому не хотелось. Петюня уже несколько раз отлучался за угол школьного здания покурить. Рая потянула Инну за рукав: «В туалет хочу – умираю! Давай отойдем!» Они обошли вокруг школы и нос к носу столкнулись со школьным сторожем.

«Дяденька, - сразу заканючила Инна, - пустите нас в туалет, мы просто умираем в туалет хотим!»

Она приплясывала перед сторожем с поспешно вынутой из сумочки мятой рублевкой. Сторож молча повел их к боковым дверям, открыл замок, махнул рукой: «У кинэць калидора, йдить!» Райка бежала по коридору, словно и вправду все ее жизнь зависела от заветного места! Инна, не стала ее дожидаться и зашла в дверь для мальчиков. Рая не показывалась долго. Наконец, вышла. Лицо бледное, руками холодными в Иннину руку вцепилась: «Мне домой надо, срочно, у меня расстройство желудка, живот крутит, тошнит…» Инна вывела Раю на воздух, и они медленно пошли в сторону речки. На улице показалась милицейская «канарейка», затормозила возле школы – аж шины завизжали. Выскочили из машины два милиционера и резво побежали к берегу. Пока Инна с полусогнутой от боли  Раей, доковыляли до угла, навстречу им показалась процессия. Впереди два милиционера вели Петюню, который то хватался за живот, то наклонялся вперед, прижимая руку ко рту. За ними шел Паша, размахивая руками и пытаясь что-то объяснить стражам порядка. Замыкал шествие школьный сторож, который, увидев Раю с Инной, заорал, указывая на них пальцем: «Дивкы попросылыся, а шо ж нэ пустыты интелигэнтну людыны посраты! А ця скотына…» Дальше сторож кричал такое, что Инна предпочла закрыть уши. Петюню увезли, и Паша, пытаясь поймать такси, поспешно объяснял девочкам ситуацию. Петя, как и Рая, наевшись в библиотеке вишен, запил их двумя большими стаканами молочного коктейля. И это в конце летнего дня, когда молоко завозят с самого утра! В общем, пока они над речкой сидели, Петюня успел сходить пару раз за углом школы. Когда девушки ушли, устроился на том же месте еще разок. Тут его и застукал сторож, обходивший здание по периметру. Петюне уже было так плохо, что он и убежать не смог, так, лежа на скамейке, и дожидался милиции. Наконец, сверкнув зеленым огоньком, остановилось такси. Паша довел Раю до самой квартиры и сдал с рук на руки ее перепуганной тетке, потом сбежал вниз и они с Инной покатили в милицию выручать Петюню.

Почти всю ночь просидели Инна с Пашей в больнице, дожидаясь, когда им выдадут промытого до чистой воды многострадального Петю. Инна позвонила родителям из вестибюля второй городской. «Не волнуйся, мама, я не одна!» - заверила она. Трубку перехватил отец и прогудел невпопад басом в самое ухо: «А если ты до конца года забеременеешь, то я тебе машину подарю! Швейную!» Отвезли они страдальца-Петеньку домой под утро. Два раза такси останавливалось и Петюня убегал в кусты. Но все-таки довезли, сдали родителям, коротенько рассказали про милицию. Выбрались от Пети – уже светать начало.

«Хороша первая ночь!» - вспомнила Инна невесть из какой книжки. Паша взял ее под руку: «Пойдем ко мне, - предложил он устало, - спать все равно уже поздно, а у меня кофе есть хороший!»

В конце концов, какая разница: ночь это, день, или рассвет. Они шли пешком к Паше домой, и Инне казалось, что он и есть тот самый, которого она все свои двадцать шесть лет ждала. И совсем не важно, при каких обстоятельствах она это поняла. Не обязательно полурастворенное окно и свеча, и чтобы все красиво. Оказывается, иногда люди сходятся и на чужой диарее.

Иннино «падение в кровать», как обозвала новость Рая, прошло почти незамеченным на фоне Валиного отъезда. Она за время отпуска не только сошлась со своим физиком, но и успела с ним расписаться в Песчанском районном ЗАГСе. Валиных маму с папой и сестер ее с мужьями и детишками, доставили на свадьбу в милицейском «воронке». Гуляли в Песчанке два дня без просыха. В понедельник Валина мама принесла ее заявление об уходе «в связи с переездом по месту службы мужа». Бывший физик, соблазнившись зарплатой и жилплощадью, надел милицейские погоны и теперь, уже в звании капитана,  заведовал в колонии учебным комбинатом. Валя приезжала прощаться, но даже чаю с девочками не попила в удовольствие – муж торопил обратно в Песчанку. «Милиционер, что с него возьмешь!» - подвела итог Инна.

Через два месяца состоялся товарищеский суд. Председатель суда прочитал представление из милиции о том, что Дякин Петр Васильевич совершил мелкое хулиганство и оштрафован на двадцать пять рублей. Коллективу предлагалось обсудить поведение Дякина П.В. Петюня уперся и категорически отказался объяснить в чем же состояло его хулиганство. Родителям и Паше с девочками он запретил рассказывать суть преступления, угрожал уехать в Сибирь на заработки, если хоть одна душа узнает. Председатель возмущался, обвинял бедного Петюню в неуважении к суду. Рая, Инна и Паша сидели во втором ряду с родителями страдальца.

«Зарубят ему должность начальника отдела!» - прошептала Инна Паше. «Спокойно, я тут одного свидетеля пригласил, за бутылку, конечно!» - шептал ей в ответ Паша.

Свидетелем оказался тот самый школьный сторож. Сегодня он был в костюме и при галстуке, трезвый и, сознавая значительность момента, старательно жестикулируя, говорил «по-русськи». «Так это я що, я и вызвав ту милицию. Хлопэць навалыв таку купу, шо вэдром нэ прикрыешь. А ихни дивкы пишлы в туалэт як интэллыгентни жинкы. А такэ нещастя з каждым можэ случытыся!»

Зал валился от хохота. Председатель, весь красный от смеха, вытирая, выступившие слезы, предложил поставить Дякину П. В. «на вид». «Действительно, с каждым может случиться, - хохотал он, перекрывая смех в зале, - даже со мной, время от времени случается!»

После собрания, дожидаясь подсудимого на лавочке у входа, Петина мама сказала: «Ты, Раечка, теперь не можешь отказаться от Петьки нашего. Кто еще за него, засранца, пойдет? А мы вам машину купим, и полдома отдадим, и детей я вам глядеть буду. Выходи за Петьку! Вон, у Ваньки, племянника нашего, скоро дите будет. И ваше бы вместе выросло!»

В свободную субботу Петюня с Раей поехали на папиных «Жигулях» подавать заявление ЗАГС. Свадьбу назначено было играть через месяц. Рая и Петюня разносили приглашения с калачами. Каждому принесла Рая в библиотеку приглашение-открытку и калач, маком посыпанный. Петина мама пекла калачи каждый день, а «молодята» - Рая с Петюней - после работу развозили приглашения по родным и знакомым. Туфли Рае прислали из Киева – лаковые на громадных каблуках, платье (в совхозе покупали!) – на белом шелковом чехле и с рюшечками по подолу в десять рядов. Фата длинная и прицеплена к огромной шляпе. Последний крик моды – невеста в шляпке! Единственная в городе мастерица-шляпница работала в местном драмтеатре. Она на невестах состояние сделала!

Клара Исааковна сама предложила отработать за девочек в субботу и прийти на свадьбу с опозданием.

«Мне причесок не делать, а платье я утром в библиотеку принесу. Борис Петрович за мной к четырем заедет, мы успеем, я уверена, что еще даже за столы не сядут!» - говорила она.

«Ну, что ж, - изрекла на Кларино предложение Инна, - замужество некоторых гораздо человечнее делает. Замуж должны выходить все поголовно!»