EN
Старый сайт
Устал, - отойди в сторонку, приляг, отдохни. А у меня продолжение имеется.
Упал директор совхоза в ноги колдыбанскому районному руководству или приварок какой в сейфе обнаружил, мне того не ведомо, только сумму в рублях, за вычетом почему-то именно питания, мы получили полностью и в срок. Питание, вы уже знаете, было условным, но на душевном здоровье коллектива не отразилось, за что, видимо, и вычли. Поступило также новое интересное в денежном выражении предложение укрепить очаг культуры, художественной росписью потолка, согласно того же плана прироста поголовья свиней и сельского населения. Общее собрание коллектива обсудило, а я решил, что дети переждут с бабушками, жены с соседями, но деньги на дороге не валяются даже в Дюжино. Тем более, что полученные за прославленную изгородь как-то быстро ополовинились в процессе обмывания сданного объекта с этой сладкой троечкой, - с Галей, Верой, Валей. Успокойтесь, до них еще дойдет очередь.
Потолок дома Культуры, надо заметить, был подвесным, провисным, высоким и кишащим хвостатыми. Задача стояла триединая - укрепить, расписать и изгнать. Чтобы во время гастролей в ДК Дюжино Лондонского симфонического оркестра под управлением фон Карояна на лысую голову солирующего Ростроповича, не дай бог, не ссыпался крысиный помет. Или сама облегчающаяся. С пола эту задачу не решить, крылья нам подрезали в Октябре 17-го, поэтому решено было строить башню. Дед Пахом оказался провидцем. Сложностей, на два пальца - четыре стойки меж собой скрепить площадкой 1,5х1,5, укосины не забыть и лестницу приторочить, всего и делов-то. Если б праотцы по такой схеме Вавилонскую ваяли, где бы мы сейчас были. Ладно, соорудили это чудо техники на гвоздях, послали наверх Амелю проверить высоту, свободу творческих движений, прочность конструкции и романтику впечатлений с птичьего полета. Сидим внизу, курим, ждем отчета. А он скрылся там за облаками и молчит, наслаждается. Мы ему снизу, - хватит, мол, испытывать оргазм от восхищения, давай, делись. Молчит, и не видно его. Только опоры скрипят и ходуном ходят.
- Ну ты, воробышек, чирикни! Откликнись, голубь сизокрылый! Отзовись, ворона щипаная! Дай знак, гнида подмудная!
Молчит, гад, не показывается. Ботинки носами вниз с площадки свесились, но обувь драная ничего ж не сообщит. Умный Кай нашелся, - столбняк, - говорит, - у него от высотобоязни. Видно парень в горах не ах. Выручать друга в беде надо, - и шасть наверх без подстраховки! Скрылся и молчит. Та же хворь охватила. Ботинки с противоположного конца свесились. Орем в поднебесье, уж полдеревни под окна сбежалось, волнуются, - Пожар, чи шо? - а оттуда ни слова ни шепота. Зато опоры скрип возвысили и на манер ног жирафих разъезжаться стали точно по сторонам света. Вовик опытным глазом запускателя тел в космические дали определил траекторию полета и увел нас от греха подальше в дверные проемы. Не зря я в начале этого правдивого повествования параметрам участников торжественного заезда такое внимание уделил. На двоих там на площади 2кв.м. разместилось 14 пудов живого, правда, молчаливо лежащего весу. Вся эта незатейливая конструкция, отчётливо напоминающая тянитолкая, медленно, но верно, испуская родившийся, наконец, вопль каскадеров, полетела вниз, разгоняясь до второй космической. Удар об пол потряс основы коллективизации, ввергнув отсталое советское хозяйство в незапланированное веселье. Обувь с замысловатым пируэтом отскочила, но участники трюка под куполом были еще живы. Они попытались даже вспрыгнуть на раздачу комплементов, но не смогли и это спасло им жизнь. Провисший подвесной потолок очага культуры не вынес такого удара по основам. Он оборвался и, круша портреты генерального секретаря, членов президиума ЦК КПСС, гипсовые бюсты вождей мирового пролетариата и стенды про задачи партии в планируемый период, накрыл героев-высотников. Но не убил, а только ранил. Деревня грохнула, со стоном свалилась в сугробы и долго корчилась там от хохота, пропустив вечернюю дойку коров и закладку корма детям.
Две основные задачи, тем не менее, были решены. Потолок стал ровным, а крысы сдохли в полете от перевозбуждения и вскипения кровей. Оставалось решить задачу творческую, - а как? В закромах трезвого завхоза из красок, - остатки кузбаслака, пожарная красная и серебрянка для труб. Мучительный поиск художественного образа, ограниченный таким набором, ничего кроме квадратов Малевича не подсказывал. Но за супрематические изыски сумасшедшего еврея в глухой деревне могли и побить. Интеллигенция снова залегла в койки, где ее ни на минуту не оставляли забота и внимание задорных дюжинских девчат, - Гали, Веры, Вали.
8. то не селезень
Теперь нервные и утонченные должны встать, уйти, закрыть глаза и заткнуть уши. Или перевернуть пару, тройку страниц, потому что начинается искусство в быт. Не все же с грохотом строить светлое будущее.
Бог и ты, несчастный читатель, - свидетели, - неформальная лексика на страницах этой пламенной дацзыбао места до сих пор не имела. Пора пришла. Она влюбилась. Эта неразлучная троечка. И понеслась душа!
Духовная пища, подаваемая дюжинянками была побогаче мясо-молочной и уж точно разнообразнее. Галя, Вера, Валя, постоянные участницы смотров, конкурсов, фестивалей, агитрейдов и вручений Оскаров и Греми на широких колдыбанских просторах, глубоко и мощно черпанули из залежей культуры народов мира. На скисшее урбанизированное воображение и примитивное понимание жизни современного села обрушился мощный поток художественной самодеятельности межрайонного уровня. Перед нами, сытно опрокинутыми в койки, разворачивались костюмированные спектакли, сцены из опер и оперетт, танцы народов мира, русские народные и аборигенов Австралии. Они пели, как они пели! Они пели революционное до и после, песни гражданской войны и ГУЛАГа, «Снова замерло...», советских композиторов и маэстро Раймонда, под Пугачеву, под Распутину, под Леонтьева и Поля Робсона. Галя упирала на украинские, Вера из пластинок Людмилы Зыкиной, Валя знала горловые мордовские, обрядные еврейские, тирольские, свободно пользовала эскимосский шаманский бубен и эту штуку изо рта чукчей и якутов. Они водили хороводы и колядки, крутили рэп, возносились к репертуарам «Самоцветов», «Машины времени», Демиса Русоса, «Лос Уругвайос», «Лос Парагвайос», «Лос Пальмос» и Битлз. Аккомпанировали им струнные, условные щекасто-духовые, ложки, вилки, тарелки и воображаемая арфа. А что они выделывали... Впрочем, что бы они ни выделывали и в каких бы одухотворенных позах, праздники народного творчества всегда заканчивались хоровым и сольным исполнением местных скабрезных частушек. Числа им не было. Топоры, ломы, трактора и паровозы, тыщами плывущие до села Кукуева, застревали и тонули именно в дюжинских незамерзающих болотах. Сколько рек страны Советов избороздил этот лёгкий металлолом.
А сколько нам открытий чудных и лечебно-венерических знаний принесла тема про манду с волосиком! А сколько истинной поэзии:
« Шел я лесом - просекой,
Нашел манду с волосиком...» или
« Шел я лугом босяком,
Нашел - - - - - - - - - - - - -...» или
« У самого у носика
Чую- - - - - - - - - - - - - - -...» или
« У дурного песика
Отнял - - - - - - - - - - - - -...» или
« Шла селедка косяком,
Вошла в - - - - - - - - - - --...» или глубоко литературное:
« Лев Николаич босяком
Пошёл в- - - - - - - - - - - - ...» и, наконец, транспортно-бурлацкий вариант:
« Тянул я баржу тросиком,
Втянул в - - - - - - - - - - -...»
Нескладухи вообще не знали границ.
Но самый оживленный спор вызвала орнитологическая тематика.
Казалось бы, все просто:
« То не селезень кричит,
То не утки крякают.
Мою милую е...т,
Только серьги брякают.»
Да не тут-то было! Вариант, спетый Галей, носил более тонкий, грустный, распевчивый, раздумчивый характер:
« Как на том берегу
Утки крякают.
Мою милую е...т,
Только серьги брякают»
Он пришелся по сердцу сентиментальному и мечтательному Амеле, как и сама исполнительница. О чем и поведал как-то в тихий послеобеденный час. Умный Кай был последовательным хранителем традиций живого русского языка и охоты на водо-плавающих. Он резонно возразил, - Утка без селезня - абсурд, не поддающийся обсуждению, - Не вижу предмета.
А хотя бы и так, - вступил в дискуссию Амеля, - но литературная логика и народная распевность «...берегу - у - е...у...», -
подсказывают именно такой вариант текста, - и вставил несколько дополнительных слов, условно называемых непарламентскими.
Кая задели столь непрофессиональный подход к тематике и
развязный тон, в котором было изложено «...берегу - у - е...у», а также короткий спич из нескольких дополнительных слов,
- Какими бы ни были ваши логические построения и мотивировка отношений между пернатыми водоплавающими, я не вижу смысла решать столь трепещущую проблему в таком, уводящем от
истины, ключе, - отпарировал он и показал на себе место, где хотел бы видеть оппонента.
Амеля, захваченный темпераментом научного спора, высказался в том смысле, что ему, в конце концов, не столь важен подход
докладчика, - Истина всегда лежит посередине, - и показал на себе, где именно.
- Вы мне еще про шелешпера расскажите! - сразил Кай
взволнованного меломана глубокими знаниями в ихтиологии и встал с места, показав, на сгибе руки, какого шелешпёра и какой величины именно.
- Если позволите, - обрадовался Амеля простым развитием
диспута и встал с места с намерением решить вопрос в пользу и окончательно.
- Брэг! - одернул я оживившихся интеллектуалов, схвативших друг друга за мантии бакалавров, - по местам! Уволю к такой-то конкретно матери! А завтра решение росписи потолка, мне на стол! На стол! - и показал на перевернутое фортепьяно «Россия» без клавиш, но тонко и художественно исцарапанного
хулительным словом.
Страница перевернута и изнеженные классиками могут вернуться к тексту и его героям.
9. не в деньгах несчастье.
Вы наверное подумали, что командирский мой окрик поверг кого-то в трепет?
А как же! Решение росписи потолка легче было за палку соевой колбасы изъять из глубин жизненного опыта деда Пахома, чем из мозговых извилин не разбившихся при посадке космонавтов. На все прямые и наводящие вопросы ответ был один, - мычание ягнят. Галя, Вера, Валя бдили тела и души раненых по голове художников, подливая им из той четверти. Куда деваться, - снова к Вовику. Тот уже не сопротивлялся. «Если надо, значит надо, значит будут шуметь сады!» - спел он вдохновенно, набросил телогреечку и в поля ударился, а мне доверительно так, - шли бы вы все!
- Это понятно, - отвечаю, - а что писать на потолке будем? И как?
- Молча, - был ответ, - пока я сработаю струментарий, рисуй на полу мелом.
- Что рисовать? И почему на полу мелом?
- Хохлому рисуй, не понятно? Красок сколь? Три. Какие? Черная, красная да серебрянка. Все в хохлому упирается.
- В хохломе вроде золото?
- А и серебро пойдет.
- А и верно, - возложил я на его плечи, - а зачем на полу-то?
- Рисуй, узнаешь, - вот и весь приговор.
И попер в поля, на склад запасных частей всей советской сельскохозяйственной промышленности под снегом.
Я тоже не дурак совсем, - растолкал Ерша, оторвал от него Валю, дал приказ, - ему на запад, ей в другую сторону.
- Вот тебе шаблон, к обеду хохлома должна лежать под ногами, иначе запущу наверх!
Никого никуда запускать не пришлось. К обеду посреди зала в руках народного умельца соткался самоходный агрегат прямого действия на потолок, - гибрид шагомера и перископа, подаренного дюжинскому совхозу моряками краснознаменной Балтийской флотилии за ударный труд во время Отечественной войны. Идея ясна? Верно! Шагомер в точности повторяет рисунок шаблона на полу, а притороченный к нему перископ в нижнем положении наполняется краской, в верхнем, - рисует сам. Истинный смысл забытого понятия «передвижники» раскрылся с новой силой. Восхитительные песни Веры, Вали, Гали, сопровождавшие испытания и запуск агрегата монументальной пропаганды, представьте сами. Через два дня зал дворца сиял как хохломская лаковая шкатулка. Надолго ли, - другой вопрос, поскольку кровля дворца травила сухим морозным снежком и пропускала холодный звездный свет. Но до весны еще было далеко, означенную в договоре сумму за вычетом того же питания мы получили, с кровью оторвали от грудей Галю, Веру, Валю. И давай рвать когти восвояси, преодолевая последние препятствия человеческой любви и озверевшей природы.
Вы наверное подумали, что командирский мой окрик поверг кого-то в трепет?
А как же! Решение росписи потолка легче было за палку соевой колбасы изъять из глубин жизненного опыта деда Пахома, чем из мозговых извилин не разбившихся при посадке космонавтов. На все прямые и наводящие вопросы ответ был один, - мычание ягнят. Галя, Вера, Валя бдили тела и души раненых по голове художников, подливая им из той четверти. Куда деваться, - снова к Вовику. Тот уже не сопротивлялся. «Если надо, значит надо, значит будут шуметь сады!» - спел он вдохновенно, набросил телогреечку и в поля ударился, а мне доверительно так, - шли бы вы все!
- Это понятно, - отвечаю, - а что писать на потолке будем? И как?
- Молча, - был ответ, - пока я сработаю струментарий, рисуй на полу мелом.
- Что рисовать? И почему на полу мелом?
- Хохлому рисуй, не понятно? Красок сколь? Три. Какие? Черная, красная да серебрянка. Все в хохлому упирается.
- В хохломе вроде золото?
- А и серебро пойдет.
- А и верно, - возложил я на его плечи, - а зачем на полу-то?
- Рисуй, узнаешь, - вот и весь приговор.
И попер в поля, на склад запасных частей всей советской сельскохозяйственной промышленности под снегом.
Я тоже не дурак совсем, - растолкал Ерша, оторвал от него Валю, дал приказ, - ему на запад, ей в другую сторону.
- Вот тебе шаблон, к обеду хохлома должна лежать под ногами, иначе запущу наверх!
Никого никуда запускать не пришлось. К обеду посреди зала в руках народного умельца соткался самоходный агрегат прямого действия на потолок, - гибрид шагомера и перископа, подаренного дюжинскому совхозу моряками краснознаменной Балтийской флотилии за ударный труд во время Отечественной войны. Идея ясна? Верно! Шагомер в точности повторяет рисунок шаблона на полу, а притороченный к нему перископ в нижнем положении наполняется краской, в верхнем, - рисует сам. Истинный смысл забытого понятия «передвижники» раскрылся с новой силой. Восхитительные песни Веры, Вали, Гали, сопровождавшие испытания и запуск агрегата монументальной пропаганды, представьте сами. Через два дня зал дворца сиял как хохломская лаковая шкатулка. Надолго ли, - другой вопрос, поскольку кровля дворца травила сухим морозным снежком и пропускала холодный звездный свет. Но до весны еще было далеко, означенную в договоре сумму за вычетом того же питания мы получили, с кровью оторвали от грудей Галю, Веру, Валю. И давай рвать когти восвояси, преодолевая последние препятствия человеческой любви и озверевшей природы.
Не тут-то было. Застоявшийся на морозе, окоченевший «Мустанг» ни с пол, ни с полных оборотов возрождаться к деятельности по перевозке тел не желал. Ну изо льда-то мы его вырубили и, напоив Пахома и Сивого, по колдобинам деревен-ским потаскали, но желаемого результата не достигли. Дредноут грустил, холодными фарами упираясь в горящий над болотами последний дюжинский закат. - Пойдем пешком, - скомандовал я, - до Колдыбани всего ничего, - сорок верст. Наливайте посошок, девушки! И знакомая четверть мутно блеснула в подступающей мгле.
- Не пойдем пешком, - догадался Вовик. Перехватил инициативу, бутыль, вскрыл зубилом пробку бензобака, залил в мертвое тело «Мустанга» первачку чищенного по особой технологии, подышал горячим паром на свечу, что-то где-то крутанул и тот сказал, - Таки да, поехали! Заурчал тепло и трепетно. Последние поцелуи, и мы рванули с бугра к сияющим огням цивилизации. И песня «Прости, прощай» во всем известном исполнении Гарика Сукачева накрыла засыпающие под снегами колдыбанские дали.
Потом Амеля, выплевывая оставшиеся зубы рассказывал, - Ефали мы быфро и фефело, фолько фуль фдруг ф офну фторону, а колефа ф друфую. Эфот ефаный фалец фылефел.
Спасли нас обильные снега, завалившие глубокие придорожные канавы.
- Держись! - успел крикнуть водила, но физические законы инерции, придуманные евреем туманного британского местечка, оказались куда проворнее. Впередсмотрящие ударились в лобовое стекло, а сзадисидящие в их затылки, хрустнувшими носами дослав счастливчиков еще раз туда же. Не изменю традиции, не стану приводить прямой речи участников дорожно-транспортного происшествия, в которой они выясняли причину автокатастрофы. Вкратце, - вылетел тот самый болт (или палец?) на котором висит (или держится?) передняя ось (или мост?). Болт (или палец) по счастливой случайности в глубоком снегу не утонул, а Старец Белый прислал нам подмогу в лице директора совхоза, возвращавшегося с кустового районного совещания в подпитии, вдохновлённый наказами партии и всем довольный.
- Че мучаетесь, мудилы? Столб видите? Открутите с пасынка проволоки, закрепите болт, и вперед! Только не быстро! Ну, мудилы! - и уехал поднимать народ на новые трудовые подвиги, не зная ещё, какую беду себе накликал. А мы не стали спорить. Открутили на всякий случай с запасом проволоки, закрепили, как велено было, болт, потихоньку тронулись, взбираясь на следующий бугор. Добрались до вершины, остановились, обернулись в благодарном прощании. Столб, отвязанный от пасынка, под тугим ветром Кулундинской степи и собственным весом поклонился тлеющему горизонту и рухнул, рванув провода, жалостно пропевшие отходную и брызнувшие искрами. Колдыбанское серое пространство треснуло и погасло. Дюжино, отрезанное от цивилизации, погрузилось во мрак. Мы сняли шляпы.
23.10.03. Хайфа.
