EN
Старый сайт
Каракалпакия с некоторых пор для Кремля стала объектом как пристального внимания, так и стратегического значения. Военные аналитики пришли к выводу, что Арал в дельте Амударьи является самым подходящим местом для расположения базы подземных военных лодок класса ПАЛ (подземные атомные лодки). Штаб базы военные предполагали разместить в городе Муйнаке. В Министерстве Обороны России уже не первый год вынашивалась мысль о создании Военного Подземного Флота (ВПФ), но только сейчас появились экономические возможности для воплощения этой замечательной идеи в жизнь.
Министерство иностранных дел России настойчиво искало реальный повод для установления между Россией и Узбекистаном прочных правительственных связей. Запланированное выступление писателя Совкофилова в Нукусе должно было стать той зацепкой, на основе которой планировалось начать серьезные переговоры о размещении базы. А убийство всемирно известного литератора на территории Каракалпакстана предполагалось использовать для шантажа, в качестве дополнительного веского аргумента.
Доклад Аполлова о срыве акции Президент воспринял спокойно. Доклад пришелся на поздний вечер, когда Первый допивал свой, предписанный ему, четвертый литр целебной водки, и находился в прекрасном расположении духа.
- Можете не волноваться, генерал, - со спокойствием обратился Президент к Аполлову, - мы уже нашли рычаги для успешных переговоров, наш посол этот вопрос прозондировал. Считайте, что долгосрочный договор о строительстве и обслуживании базы ПАЛ под Муйнаком, уже у нас в кармане. Пусть этот Тапочкин живет и здравствует, товарищ он свой, надежный, таких бы, как он, нам побольше, мы бы горы своротили.
Увидев немой вопрос в глазах генерала, охотно пояснил:
- Да-да, не удивляйтесь, именно такие, как Тапочкин, нам нужны в политике, - и добавил с восхищением, - мудрый он человек! А узбекам пообещали прорыть подземные каналы для орошения их земель. Воду возьмем из ближайших рек - Енисея, Иртыша, Оби, Волги, а не хватит - из Лены добавим.
Мечтательный взор Президента словно видел уже в недалеком времени цветущие поля, раскинувшиеся на некогда пустынных землях Каракалпакии, мощные волны прибоя вошедшего в свои древние берега Арала, полноводные реки и множество новых каналов. Его мудрый дальновидный взгляд искушенного политика созерцал небывалую экономическую мощь Узбекистана и те политические дивиденды, которые эта страна сможет принести со временем, благодаря неоценимому вкладу России в ее процветание.
- А и впрямь, - подумал генерал, - что стоит этим подземным лодкам пробуравить тоннели до рек? - и добавил про себя, - с мирной, так сказать, целью.
Генерал вышел из кабинета Президента окрыленный. Больше всего его обрадовало то, что отныне ему не нужно будет врать Никифору, и их дружба сможет выйти на уровень простой и искренней, уже взаимной, привязанности.
О подземном флоте у генерала сложилось свое мнение.
- Дело хорошее, - считал он, - важное и нужное.
Николай Семенович был несомненно прав. Подземные атомные лодки обладали многими положительными качествами. Во-первых, никакими спутниками такую лодку засечь невозможно, во-вторых, предполагалось их вооружить не обычными баллистическими ракетами подземного старта, которые есть и в подземном флоте США, а межконинентальными подземными ракетами (МПР), неограниченной дальности. МПР способны двигаться со сверзвуковой скоростью под землей на любой глубине и поражать объекты противника из-под земли. И в-третьих, боеголовки этих ракет снабжены новейшим сверхмощным зарядом, который в тысячи раз мощнее заряда обычных ядерных боеголовок. В этих зарядах используется реакция аннигиляции. Мощность одной такой боеголовки в тротиловом эквиваленте составляет примерно 500-600 гигатонн тротила. Испытания таких зарядов пришлось проводить в космосе, по понятным причинам. При испытаниях несколько сместились орбиты Плутона, Нептуна и Урана, в районе которых производились пробные взрывы. Один из российских ученых за этот выдающийся вклад в дело мира получил Нобелевскую премию.
Матвей Ильич о планах МО, Президента и генерала ничего не знал, он честно выступил перед жителями Каракалпакстана со своими стихами. Немного расстроился, что не встретился со своим другом Мустафой. От поездки на верблюде категорически отказался, пришлось Фариду ограничиться автомобильными маршрутами. Они посетили множество интересных мест.
Были в заповеднике Бадай-Тугай, побывали на каналах им. В. И. Ленина, Кызкеткен, посетили городище Кят (6-8века) близ Беруни, мавзолей Мазлумхан Сулу (14 век) и городище Миздохкан (4-15 века) в Ходжейли. Осмотрели памятники Хорезма: Кой-Крылган-Кала (4-3 века до н. э.), Джанбас-Кала (4 век до н. э. - 1 век н. э.), Гяур-Кала (первые века н. э.), Топрак-Кала (первые века н. э. - 6 век н. э.) Матвей Ильич остался очень доволен, сделал множество фотографий. Фарид познакомил Матвея Ильича с жизнью и бытом простых крестьян, много рассказывал о народных обычаях каракалпаков. Неделя промчалась незаметно, Фарид заказал авиабилет и отвез Матвея Ильича в Ташкент, в аэропорт. Прощались тепло, как старые добрые друзья. Расчувствовавшийся поэт обнимал Фарида и даже всплакнул:
- Фарид, ты теперь мне как брат, у меня еще не было такого друга, как ты. Приезжай жить к нам в Москву, а? Я тебе с квартирой посодействую, у меня связи есть.
- Никак не могу, - мягко высвобождаясь из объятий Матвея Ильича, отказывался Фарид, - мое место здесь, я без Кызылкума, без Устюрта, без верблюдов жить не смогу, - честно признавался Фарид.
И он не обманывал. Не только долг непростой службы держал Фарида в Каракалпакстане, а и бесконечная его любовь к своей земле, к своему древнему краю. Фарид был родом из этих мест и не представлял себе жизни на чужой земле.
- Я тебе письма писать буду, - обещал Матвей, влажнея глазами, - я к тебе в гости приезжать буду.
У стойки паспортного контроля простились и Фарид растворился в толпе.
К вечеру последнего дня пиршества под чинарами запасы Шахрисабзкой водки в кишлаке Некуз и в его окрестностях, закончились. Живой родник, как говорится, иссяк. Ни в одном доме не осталось ни бутылки, ни капли целебной водки. Билеты для Опреснока Кучкар уже заказал и рано утром собирался отвезти писателя в аэропорт, в Ташкент.
Трезвеющие на глазах гости погрустнели. Вдруг Никифор хлопнул себя по лбу и пошел в дом за чемоданом. Достал 5 заветных бутылок Крутки и вынес гостям под одобрительные возгласы.
- Это, друзья мои, - пояснил Никифор, - настоящая Кремлевская водка. Сам Президент пьет. Целебная.
Разлил гостям. Выпили, помолчали. Мустафа-ака одобрительно кивнул:
- Хорошая водка, - улыбнулся и добавил, - но наша Шахрисабзкая лучше, ты уж, Опреснок, не обижайся.
Никифор не обиделся, он и сам понимал, что Крутка уступает во многом Шахрисабзкой, что не дает телепатии и полного ощущения нормальной задушевной выпивки, с туманом в голове, с порывами к безумствам, но вслух высказал:
- А мне нравится. Я дома у себя хочу попробовать сделать такую. Если получится у меня, вам обязательно, друзья мои, пришлю.
Пройдя паспортный контроль, Никифор ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и увидел, в упор рассматривающие его сквозь очки в дорогой и тонкой оправе, добрые и внимательные глаза:
- Матвей! Мотя! - радостно кинулся он к поэту и заключил Матвея Ильича в свои объятия, - вот уж, воистину, гора с горой не сходятся, а человек с человеком... Ну, рассказывай, дружище, как у тебя, - хлопнул по плечу.
Матвей Ильич смутно подозревал, что стоящий перед ним, приветливый и радушный человек, стал причиной сумятицы в планах, несостоявшейся встречи поэта с Мустафой Шариповым. Но, в то же время, Матвей Ильич понимал, что совершенно не остался в накладе, и от поездки по Каракалпакии он пребывал в полном восторге. Понравилась поэту встреча с любителями изящной словесности и поэтического творчества в Нукусе, где его стихи оценили по-достоинству и пообещали выпустить книгу стихов "известного московского поэта Незнамова" в местном издательстве, понравилась поездка по Каракалпакии, организованная Фаридом.
Матвей Ильич не стал скрывать добрых чувств:
- Опреснок, дорогой, как я рад тебе, ты не представляешь! Все прошло великолепно, и встретили хорошо, и возили по священным местам, представляешь, у них есть памятники, построенные еще до нашей эры!!! - восторженно делился впечатлениями поэт, только жаль, что с Шариповым так и не увиделся..., - с грустинкой заключил Матвей Ильич приветственные излияния.
- С Мустафой?! - воскликнул Никифор, - да мы с ним в его Некузе неделю водку под чинарами пили! Ох и мужик он, я тебе скажу, мировой! Столько стихов наизусть знает, а до чего мудрый, интересный, не передать... - в эти слова полковник вместил весь свой восторг от недавней встречи с величайшим поэтом Узбекистана, - я бы еще хоть месяц с ним там просидел, да жаль - водка кончилась.
В салоне самолета друзья легко уговорили интеллигентную старушку пересесть на место Матвея, и продолжили свой, прерванный посадочными хлопотами, разговор. Никифор радостно делился своими впечатлениями с Матвеем Ильичом, рассказывал о Шахрисабзкой водке:
- Знаешь, Мотя, никогда еще не пил такую. Вот, посмотри, - подставил для обозрения макушку, - видишь?
Матвей Ильич посмотрел на макушку Опреснока Дормидонтовича, но ничего там не увидел, кроме буйной шевелюры, которую и прежде лицезрел на голове друга, чему немного завидовал, ибо сам был изрядно лыс.
- Ну и что, - спросил без любопытства, - что я там должен, по-твоему, увидеть?
- Так у меня же там лысина проступала, с ладонь величиной, неужели в прошлый раз не заметил? - удивился искренне, но тут же вспомнил как тащил на себе Матвея Ильича, понял, что удивился напрасно, - а теперь вот нету! - перешел на таинственный шепот, - лысина исчезла, совсем, а все Шахрисабзкая водка виновата, честное слово!
Матвей Ильич с сомнением глядел на собеседника, верил ему и, в то же время, не совсем верил. Поэт колебался в душе и рассуждал так:
- В следующий раз, когда поеду к Мустафе, попробую этой водки, Шахрисабзкой. А вдруг и впрямь волосы отрастут снова? - от такой мысли сладко закружилась голова.
- А еще, - азартно вещал разгоряченный воспоминаниями Никифор, - от ней, от этой водки, зубы вырастают, вот! - торжествующе поглядел на Матвея Ильича, чем окончательно смутил поэта и разбередил его раны.
- Непременно, непременно подкоплю денег и через месячишко наведаюсь к Шарипову, - горячечно планировал Матвей Ильич, думая о своих утерянных, от проклятого прогрессирующего парадонтоза, зубах, о верхней пластинке и нижних мостах меж редкими уцелевшими зубами.
Но Никифор выдернул поэта из сладких грез и вернул на землю:
- Пили мы неделю, не меньше, все запасы водки подчистую вылакали. А когда ее еще сделают, неизвестно. Для Шахрисабзкой водки воду запасают раз в году только, два-три куба примерно, из источника секретного. Так что раньше, чем через год, ее нигде не сыщешь, - разочаровал Матвея Ильича простодушный Никифор.
Говорили еще долго, впечатлений было у обоих достаточно, обменялись адресами, телефонами (Никифор дал адрес Энска, куда вознамерился вернуться тотчас по приезде в Москву), но вскоре, сморенные ровным гудением двигателей и однообразием обстановки, заснули мирным сном уставших пассажиров. Разбудило обоих настойчивое требование стюардессы пристегнуть ремни безопасности. Колеса шасси мягко коснулись посадочной полосы и самолет вырулил на стоянку. Матвея Ильича встречали целой делегацией Союза Писателей, пришлось распрощаться наспех. Генеральского шофера полковник узнал сразу и сам направился к нему. По-приятельски, поздоровались, вышли к машине, припаркованной на спецстоянке.
- Ну что, на дачу? - спросил Никифор шофера, усаживаясь поудобнее.
Шофер лишь утвердительно кивнул и тронул машину с места. Инструкция строго запрещала обслуживающему генерала персоналу вступать в разговоры с кем бы-то ни было.
- Никифор Кузьмич, дорогой ты мой, - с русским теплым радушием обнял друга генерал, - ты не представляешь, как я без тебя скучал здесь, - откровенничал Николай Семенович, провожая полковника в комнату, - ты давай, мойся с дороги, все свежее Вася тебе приготовил, а я пойду похлопочу там, - искренне радовался Никифору генерал, - ты уж извини, что сам не встретил, сам понимаешь, все дела, будь они неладны...
Дела, на которые ссылался генерал , представляли собой сегодняшнюю беседу с Президентом о дальнейшей судьбе, отставного гвардии полковника ракетно-танковых войск, Никифора Кузьмича Тапочкина. Телефонные переговоры Первого с главой Узбекистана о размещении базы ПАЛ ВПФ под Муйнаком прошли успешно, осталось только через МИД сторон заручиться подписями под официальным документом-соглашением. Президент пребывал в чудесном настроении, в разговоре по телефону с главой Узбекистана были упомянуты теплые слова Мустафы Шарипова в адрес писателя Совкофилова. Президент знал, как много значит мнение великого поэта для главы Узбекистана, и чувствовал, что на весы положительного решения стратегически важного вопроса, положена немалая лепта полковника.
- Я хочу представить Тапочкина к званию Героя России, с соответствующей формулировкой, за выдающиеся творческие достижения в области литературы, за вклад в дело мира, - начал Президент разговор с генералом, - он вполне заслужил это, - и посмотрел внимательно на Аполлова.
- Я лично буду только рад, - не отводя глаз, признался в сокровенном генерал, - хороший он человек, не чета другим, - Николай Семенович имел в виду большинство известных писателей, Президент понял его мысль и согласно кивнул.
- А ведь еще недавно убрать его намеревались и уже Фариду приказ отдали, не так ли? - с ехидцей поддел генерала и испытал немалое удовольствие, заметив недоумение на лице Аполлова.
Генерал не понимал, откуда Президенту стало известно о Фариде, о том, чтобы утечка шла от самого агента, не могло быть и речи. Его поражало и бесило свойство Президента возводить вину на него за то, о чем накануне договаривались вдвоем, без посторонних.
- Значит, меня под колпак определил, - с тревогой подумал генерал, - раз моего Фарида вычислил. Сам ведь из наших, не лыком шит, а вслух ответил:
- Что ж, каюсь, недооценил полковника. Крепким орешком оказался Тапочкин, вполне наш человек, чему только рад, и не скрываю этого. А что касается специфики ведомства и государственных интересов, так, сами понимаете, и собой пожертвуем, если потребуется... - без пафоса, но и не без достоинства, изрек генерал.
Президент потеплел глазами, сентиментальность отнюдь не была ему чужда:
- Полноте, Николай Семенович, в вашей преданности делу никто не смеет сомневаться. А про Фарида я сам догадался, мне доложили, кто опекал Незнамова в Каракалпакии, вот я и решил, что это ваш человек. Просто, как дважды-два. А на Тапочкина вашего у меня большие виды, - загадочно произнес Президент, и мягко приказал, - берегите его, не отказывайте ему ни в чем, а лучше всего присмотрите ему домишко какой где-нибудь поблизости, в Серебряном Бору, например. Глафиру туда перевезите с хозяйством ее всем, с курами, с гусями-поросятами, огородик помогите разбить... Ведь и сами, признайтесь, сдружились с полковником? - с теплотой и легкой завистью спросил Первый.
- Честно признаться, да, - с некоторым смущением признался генерал, - хорошим человеком оказался, нашим, - подчеркнул слово "нашим". Сделаю все, как велите, - добавил, не скрывая радости, - с удовольствием сделаю. Там у нас как раз одна дачка освободилась, маленько приведем ее в порядок и заселим туда нашего Тапочкина с Глафирой.
- Ну вот и замечательно, - на теплой, дружеской ноте завершил аудиенцию с генералом Президент и пожелал от души, - успехов вам, Николай Семенович.
Последнее время Президент все чаще задумывался о своем преемнике, о том, в чьи руки он сможет без боязни передать бразды правления Россией. Кто бы смог, не сворачивая с пути управляемой государством капитализации, удерживать общий контроль над внешнеполитическими вопросами и, по возможности, осторожно вмешиваться в процессы "геополитики", "глобализации". Уж кто-кто, а Президент четко понимал, что за этими красивыми словами кроется идея борьбы США за мировое господство, и что России, в результате реализации этой идеи, достанется совсем неприглядная и жалкая роль сырьевой базы высокоразвитых государств.
Растущее благосостояние небольшого процента счастливчиков и стремительное обнищание остальных жителей страны уже сегодня четко определило характер нарастающего лавиной процесса. Президент совершенно отчетливо видел, что бессилен противостоять этому. Что огромная махина государства подчиняется множеству, заложенных в нее ранее сигналов воздействия, которые уже свели работу всей сложнейшей системы к некоему, заданному ей извне, алгоритму. И участь более сотни миллионов элементов этой системы, ни о чем таком не ведающих людей, давно предрешена в рамках этого алгоритма.
Президент не хотел оставаться на третий срок. Он понимал, что его окружение привыкло к нему, к его высоким требованиям, к жесткой дисциплине, строгой отчетности, к его разумному, не в пример предшественнику, подходу к решению важнейших государственных вопросов. Главной причиной нежелания оставаться на третий срок была неспособность, а точнее, невозможность противостоять набравшему мощь процессу "глобализации" и растущему недовольству обреченного на обнищание и вымирание 120-ти миллионного населения страны.
Не лучшим образом обстояли дела и у республик-саттелитов, некогда входящих в единую политическую и экономическую сеть развалившегося на глазах гиганта - СССР, образчика тоталитаризма, насилия, воровства, коррупции и прочих прелестей загнивания сверху, снизу и изнутри. Все эти "прелести" благополучно перешли в наследство независимым государствам - бывшим союзным республикам и бывшим странам социалистического содружества, многократно усилились вседозволенностью и безответственностью, успешно преобразовав новые государства бывшего "сосилисического" лагеря в карикатуры на демократические страны. Будучи в прошлом неказистой и уродливой пародией на социализм, ничем другим они стать уже не могли, не смотря на помощь Запада, не смотря на надежды позитивно мыслящих людей.
Обо всем этом и о многом еще думал невесело Президент, после чего подошел к нише, замаскированной от постороннего взгляда, и открыл ее нажатием на, известный лишь ему, сегмент стены. В нише, над небольшой раковиной находился серебряный краник, а на специальной подставке стоял серебряный стакан. К кранику напрямую по трубе подавалась водка из специальной, президентской емкости. Емкость эта хранилась на, доступном лишь нескольким, особо доверенным, людям, третьем уровне. Для Президента водка производилась по особой, "президентской" технологии. Качество ее было выше качества обычной кремлевской Крутки, поскольку процент важнейших компонентов в ней был выше, а, стало быть, и целебный эффект эта водка давала гораздо более ощутимый.
Выпив свой, положенный по распорядку дня, стаканчик, Президент с головой окунулся в нескончаемый поток текущих дел.
Под тугими струями горячего душа, телу путника возвращалась бодрость, и Никифор громко запел от радости и приятных ощущений:
- Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек. Всюду жизнь, привольно и широко, словно Волга полная течет, молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет. От Москвы до самых, до окраин, с южных гор до северных морей, человек проходит, как хозяин, необъятной Родины своей.
Песня раздавалась под сводами высокой ванной, придавая голосу торжественность.
- Никаких караоке не нужно, - с удовольствием думал Никифор, он любил иногда спеть в хорошей кампании, под баян.
А на веранде, по особому случаю прибытия дорогого гостя, генеральского любимчика Никифора, хлопотал Василий, который всегда был рад гостям, а особенно Никифору, ибо гости вносили приятное разнообразие в его жизнь. Василий прекрасно готовил и любил щегольнуть своими коронными блюдами, такими как жаркое из седла барашка, шашлык из телячьих ребрышек, заливная осетрина и еще парой десятков не менее привлекательных и экзотичных блюд. Василию лестно было наблюдать на лице Никифора, привыкшего к нехитрому деревенскому своему рациону да к солдатским простым харчам, изумление и восхищение изысканным вкусом генеральских яств.
Наконец, Никифор, свежий и разрумянившийся после душа, вышел к столу, за которым его ожидал в радостном предвкушении приятной беседы, заметно повеселевший генерал.
2007.04.30.
