Ну, и что слышно...
(публикуется впервые)
Эту маленькую глиняную статуэтку подарила мне женщина из Израиля.
Подарила и сказала:
- Эта статуэтка сделана по картине Марка Шагала. Я думаю, скорее всего, он не был художником, он был волшебником. Я никогда не видела скрипача, играющего на крыше дома. А теперь мне кажется, что весь мир играет на крышах домов. У Шагала всё играет и движется. У него ничего не стоит на месте, его картины не имеют времени.
+++
Моя мама рассказывала, что у них в местечке был мальчик, который играл на скрипке, но не на крыше дома, а во время расстрела евреев в небольшом овраге у реки.
Последним расстреляли его. Маме удалось спастись, но она каждый день напевает ту мелодию и плачет.
Я посмотрел на статуэтку. На крыше домика сидел скрипач и играл на скрипке.
Я сжал статуэтку и закрыл глаза....
+++
- Мойшеле, зайди в дом, - я тебе уже сто раз говорю, слезь с крыши и зайди в дом, или ты меня не понимаешь? Так ты так и скажи своей маме, - мама, я тебя не понимаю и всё. И я пойму, что ты мишигенер. Это же надо иметь такую привычку - залезть на крышу родного дома и играть на скрипке. Если бы твой папа дожил до сегодня, он бы поломал эту скрипку у тебя на глазах. Зайди домой, горе моё, мне ещё не хватало, чтобы ты упал на свою голову. А вы что смотрите? Это вам не кино,- и тётя Циля замахнулась полотенцем, вечно висящим у неё на плече: - А ну, по домам, босяки, уже поздно.
Но мы стояли у старого покосившегося забора и завороженно смотрели на нашего друга Мойшу. А он сидел на крыше дома и дрожащим смычком прикасался к струнам маленькой скрипки, и она издавала волшебные звуки. Скорее всего, это была не мелодия и играла не скрипка, а сердце нашего друга Мойшеле. А он, закрыв глаза, шевелил губами. До сих пор не знаю, о чём пел мой друг. Но он пел, он произносил слова, а его мама, спрятавшись за дверь, плакала и вытирала слёзы всё тем же полотенцем, висящим у неё на плече. Мамы просто так не плачут, значит, она знала, о чём поёт её единственный сын Мойшеле. Её больное сердце в это время болело в два раза сильнее.
А мы, его друзья, - Янкеле, Клара, Береле, рыжая Сонечка, толстенькая Берточка, Наум стояли и радовались за нашего друга, который так хорошо играл на скрипке.
Да, меня зовут Эйнех - Эдик. Друзья прозвали меня Эйнех де кукла. Наверное, это потому - что я был красивым мальчиком. Так решила моя бабушка. Она говорила: ты красивый, как большая кукла. А Мойшеле прозвали - Мойше фиделе (скрипка). А Наума - пуриц. Сонечку - лейках. Яника - шмаркетыня. Он постояннобыл сопливым и шмаркался. Клара... наша Кларочка, говорили, что она станет балериной. Так её и прозвали, Клара - балерина.
Мы не дружили, мы не знали, что такое дружба. Мы жили одной большой семьёй. Тем более, в местечке все давно переженились и приходились друг другу родственниками. Мы отвечали друг за друга и жили счастливо. С тех пор, как у Мойшеле появилась скрипка, - это папа подарил ему перед тем, как отправится на небо, - он каждый вечер забирался на крышу и что-то играл. Наверное, для того, чтобы папе было лучше слышно.
Наше детство закончилось быстро. Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года в воскресенье в обед...
Мой папа забежал домой, посмотрел, все ли на месте, и громко сказал:
- Всё! Я так и знал! Война! Вы слышите, война!
Потом он сел и замер. Мама поставила на стол тарелку, налила суп и сказала:
- Иди кушать. Война закончится раньше, чем ты пообедаешь, у нас же есть Красная Армия. Или её нет?
Папа посмотрел на маму, встал, обнял её:
- Есть, у нас всё есть, и Армия есть, и вы у меня есть, а уезжать надо.
Местечко опустело быстро. Немцы наступали, и нашу армию почти не встречали, и вот-вот могли появиться на нашей улице.
Последними уходила наша семья. Папа считал себя ответственным за всех евреев и обошёл все дома, чтобы убедится: евреев в местечке нет.
Проезжая мимо дома моего друга Мойшеле, я услышал знакомую мелодию.
Мой друг сидел на крыше и играл. Папа остановил лошадь:
- Мойшеле, сходи вниз! Скажи маме, что нужно уезжать! Где мама, почему её нет?
Но Мойшеле играл, а мамы не было.
Я тоже стал звать моего друга. И побежал к дому. Но папа схватил меня за руку и посадил на подводу:
- Нужно ехать, сынок. Мы не успеем. А Мойшеле нас догонит. Он только дождётся маму.
Но мой друг нас не догнал. А его мама лежала на деревянном полу и просила моего папу взять с собой её сына. Её брать не надо, ей осталось жить недолго. А вот Мойшеле ещё маленький, и ему жить и жить. Она кричала Мойшеле, чтобы он перестал играть и слез с этой проклятой крыши!..
Но никто не слышал её слов. И вскоре она перестала шевелиться.
А Мойша, закрыв глаза, играл и не увидел, как в местечко вошли немцы. Они подошли к дому, где на крыше сидел мой друг, и стали слушать волшебную музыку. Один солдат бросил музыканту шоколадку. Другой достал мундгармонику и стал подыгрывать.
А через два дня в местечко вернулись беженцы. Единственный мост через реку был кем-то взорван, и бежать было некуда.
Нам повезло. Нас подобрала машина, и мы успели переправиться на другой берег реки.
Потом папа ушёл на войну, а нас с мамой отправили далеко в тыл. С войны папа не вернулся, и мама вышла замуж за дядю Лёню. Он был начальником на каком-то заводе. Потом мы переехали в Москву. Дядя Лёня стал очень большим начальником. Ко мне и моей сестричке он относился хорошо. Мы были сыты и обуты. Мы учились в школе, потом в институте. Потом дядя Лёня умер. И только тогда нам стало ясно, что мы его любили, что он был нам настоящим папой. Но сказать ему об этом мы не успели.
Все эти годы мы с сестрой вспоминали наше местечко. Мы знали, что никто из наших друзей в живых не остался.
Но меня тянуло на родину, и я решил: ехать надо. Добрался я до местечка к обеду. Когда подошёл к нашему дому, слёзы полились сами собой, без спроса.
Я стоял, смотрел на дом и слышал, как играла скрипка. Эту мелодию я не забуду никогда. Так мог играть только Мойшеле. Но чудес не бывает. Мойшеле в живых больше нет, так говорили люди, которых я расспрашивал сразу после войны о нашем местечке.
Я решил пройтись по улицам и навестить могилы моих друзей. Прохожий объяснил мне, где находится братская могила, и я направился туда. Но меня всё время сопровождала мелодия скрипки, которую я помнил с детства.
Но странный звук нёсся над местечком, как будто кто-то пытался играть на скрипке.
- Мойшеле! - закричал я и побежал к его дому. Звуки скрипки становились громче и громче, и наконец я увидел Мойшеле. Маленький, седой, в старом ватнике, он сидел на низенькой скамеечке и, закрыв глаза водил смычком по струнам.
- Мойшеле, Мойшеле, - это я, Эйнех! Ты меня не забыл?
Мойшеле открыл глаза, посмотрел на меня, и как ни в чём не бывало, спросил:
- И что у тебя слышно? И как дела?
Я не знал, как вести себя дальше. Мне хотелось обнять друга и говорить с ним, а он смотрел на меня и ждал ответа на свой вопрос: "Что у меня слышно?".
- Мойшеле, у меня всё хорошо, я приехал в гости. Хочу навестить Янкеле, Клару, Береле, рыжую Сонечку, Берточку и Наума. Как у тебя дела, Мойшеле?
- У меня? У меня всё хорошо. Я один остался. Вот скрипка у меня есть. Она вчера ещё играла, а сегодня нет.
И он пальцем коснулся струны. Тонкий режущий звук пронёсся над местечком.
- Эйнех, идём, я проведу тебя к нашим друзьям. Они ждут тебя.
Он с трудом встал и, прихрамывая, пошел впереди, показывая дорогу. Не доходя до братской могилы, он остановился:
- Иди, Эйнех, иди сам, я тут подожду. Я вчера с ними разговаривал. Они тебя ждут.
На памятнике сияла покрашенная свежей краской красная звезда. Среди многих фамилий я прочёл имена моих друзей:
- Янкеле, Кларочка, Береле, Сонечка, Берточка, Наумчик, - это я Эйнех де кукла! Я пришёл навестить вас. Я вас не забыл.
- Спроси, спроси, что у них слышно. Они мне не отвечают. Скажи, что я пришёл с тобой. Скажи...
- Ребята, Мойша со мной!.. Хотите, чтобы он вам сыграл на скрипке? Хорошо, он сыграет. Мойшеле, играй, ребята просят!..
Мойша попытался что-то играть, но у него ничего не получалось. Он одил смычком по струнам, но ничего, кроме странных звуков, скрипка не издавала.
- Играй, скрипка! - кричал Мойшеле. - Играй, я тебе говорю, - ребята попросили!..
Но скрипка не играла. И тут я заметил, что на скрипке была всего одна струна.
- Играй скрипка, играй! - просили мы с Мойшей - и скрипка заиграла. Мойшеле водил смычком по одной струне, и странные, волшебные звуки, как тогда в детстве, поднимались в небо к нашим друзьям.
Расставался я с другом почти без слов. Обнял его, попросил не болеть и жить как можно дольше. Дал ему денег на новые струны для скрипки и пообещал навестить.
Он тоже сказал, что приедет в гости. Только никак не мог запомнить название города, где я живу. Переспрашивал, переспрашивал, а потом сказал:
- Иди, иди, Эйнех, тебе домой нужно.
И я пошёл.
Тонкий режущий звук одинокой струны сопровождал меня до самого вокзала.