- Только с твоего урока? - спрашивал папа.
- Нет, со всех...
- Вот и хорошо,- говорил он
- Да что хорошего? Тут подключалась бабушка:
-Если бы они сбежали только с твоего урока - ну, подумай сама - ты могла бы огорчаться - значит, им с тобой неинтересно. А если со всех...А, потом ведь пришли к тебе?
- Пришли, - вздыхала мама, - извинялись... Но странное ка-
кое-то извинение - нагло гладили меня по головке и утешали -
не огорчайтесь, мол, мы вам цветочки принесли, и фотографии...
- Какие фотографии? - удивилась бабушка?
- Ну, они, когда удрали с урока - сфотографировались на берегу пруда со связкой баранок...
Тут папа и бабушка засмеялись:
-Дурочка! Значит, они тебе доверяют.
Вот такой был смешной подслушанный ночной разговор. А фотографию эту я потом сама видела - уже много позже - в том же альбоме - рослые парни с баранками и цветами в руках, а рядом фотография, где они же и мама - на каком-то школьном вечере.
На фотографии учительница и ученики выглядели ровесниками.

Шли годы. У нас был веселый дом. Старый, деревянный, все время наполненный народом. Друзья....папины и мамины, мои друзья, мамины ученики, папины аспиранты...
И все то же воспоминание... мы все ложимся спать, а мама проверяет тетради.

Когда я стала постарше и училась уже в старших классах, оказалось, что ближайшие мои друзья стали мамиными учениками - мы учились в одном классе, и она у нас преподавала литературу. Хорошо преподавала. только ко мне придиралась ужасно - чтобы не подумали, что она мне ставит хорошие отметки по блату.
В школе мы пытались скрывать наше с ней родство. Первое время, во всяком случае...Но правда вылезла, и одна из моих одноклассниц со священным ужасом у меня спрашивала: А как ты ее дома называешь - тоже по имени- отчеству?
Вот так и получилось, что мама - и учительница, и мама, и подруга...Все сразу...
Вместе ездили всем классом в Михайловское, вместе читали стихи, вместе...
Нет, дальше не вместе... Мы поголовно начали влюбляться, занятия стали лететь к черту, мы безбожно прогуливали...
При этом нам не приходило в голову, что у взрослых тоже своя личная жизнь...
Нам казалось, что у них - все другое. Они - другие. Им не до нас, но ведь и нам не до них.

Правда, иногда мы чуть ближе подпускали их в свою жизнь. Мою маму, например, ученики даже прозвали "Главная мать", признавая за ней кое-какие права...

Влюбляясь, мы писали письма.
Это потом я узнала, как трудно расставаться с письмами любимого человека, и что обычно они хранятся долго, вечно...Иногда они даже долговечнее любви....

" Одни лишь письма от любви, одни остались,,,
Как-то я нашла в доме пачку выцветших писем....Адресованы они были маме. Ее девичья фамилия на конверте. Обратный адрес - полевая почта.
Читать я не стала.
"Чужие письма читать нехорошо", - Из бабушкиных наставлений.
Позже даже фильм был - "Чужие письма". Хороший, кстати.
Но спросить я спросила.
- Это Данины письма,- сказала мама. И замолчала.

Мы все тогда довольно мало знали о жизни наших родителей в молодости. В их молодости. У нас была наша молодость. А они были - родители. Свои, домашние, иногда не в меру строгие, иногда - чаще всего, занятые своими делами, и не всегда нас понимающие.
И мы, их дети, чаще всего были не совсем такими, или совсем не такими, какими они хотели бы видеть нас.
( Так же, как и теперь - наши дети....история повторяется...)

Время юности наших родителей было другим - война.
И они не любили об этом вспоминать.

Это уже потом я узнала, что бабушка родилась в Самарканде, но большую часть жизни прожила в Ленинграде, пережила блокаду и чудом выжила.
Что мама детство и юность провела в Одессе, потом война, эвакуация, разные города, Ташкент, Ленинградский университет. Что папа воевал, был ранен, учился в том же ленинградском университете, где и познакомился с мамой.

Семейный альбом...
Когда я вставляла в него карточку своего сына - ему было тогда полгода, я снова натолкнулась на фотографию Дани.
Даня, письма, стихи....
Стихи - это потом...

Потом я прочла стихи. Листок, исписанный маминым почерком...
" Кто виноват, что не его ребенку, принадлежат капризный милый
рот, и серые глаза, и голос звонкий... "

Я была - не его ребенок... Не мальчик... С серыми, а не карими глазами...Капризная девочка ( ленивая, с переменчивым характером, болезненная...)
Девочка...А не мальчик, повторяющий черты лица, характер любимого человека.
Я была - любимая, балованная дочка.
А мог быть - сын.
- Я всегда мечтала о дочке, - говорила мама. И прибавляла. - И о сыне.

А потом родился мой сын. Черноглазый. Маленький будда, с мудрым младенческим, загадочным взглядом.
В книжке о Мэри Поппинс скворец уверяет, что грудные дети, до момента, когда у них прорезываются первый зуб, - все понимают, и чрезвычайно мудры. А потом это все пропадает.
---
Мудрость и впрямь пропала. И остался кареглазый, шаловливый малыш. Живой, подвижный, веселый.
Я любила его фотографировать. Как он гоняется за белкой, бегает по парку, смеется...
Мама хранила все его фотографии. Для них даже понадобился новый альбом.
-----
Но как-то я нашла наш старый семейный альбом.
Да, все по-прежнему - бабушка, дедушка, папа и мама в детстве, я - маленькая - забавная кудрявая девочка...
И отдельная страница - Даня.
Коричневый задумчивый чистый взгляд. И неожиданно наталкиваюсь на точно такой же взгляд. Рядом. Те же глаза. Фотография моего сына. Редкий момент - он задумчиво смотрит прямо перед собой.
И знает, что-то неведомое ...