Господа,      
продолжаем дискуссию на молодежную тему - о студентах и школьниках и предлагаем вашему вниманию эссе нового автора Инны Рябовой -воспоминания о студенческих годах.
Редколлегия.

Ощущение счастья

Сегодня теплый яркий день конца мая. Необычно для Чикаго, где нет продолжительной весны с постепенным нарастанием температуры. Вместо этого промозглые ветренные дни начала весны почти сразу сменяются жуткой жарой. Вчера я случайно нашла на дороге проездной билет на все виды автобусов сроком на неделю. Неделя эта только началась. Мне жаль бедолагу, ещё потерявшего изрядную сумму денег на повторное приобретение «трансфер кард»,но билет не именной, возвращать некому. Своего транспорта у меня нет - годы не позволяют - вот и решила воспользоваться неожиданной удачей и получше узнать город.

Неторопливо приближаюсь к остановке, хотя автобус уже подошел, люди выходят. Я уже год в Америке - почти старожил! Уже не бегу стремглав через дорогу. Мне дети сказали, что по тому, как люди стараются быстро перебежать дорогу, сразу можно распознать русских. Уже не стремлюсь остановить отправляющийся автобус нервно-беспорядочной жестикуляцией. Коренные американцы переходят дорогу неспеша, не оглядываясь по сторонам. Знают, что водителю задеть пешехода - «себе дороже». Была свидетелем, как в утренние часы водитель останавливался (уже тронувшись от остановки) перед жующими и пьющими кофе из бумажных стаканчиков американцами. Они с достоинством, спокойно и издалека, сигналили рукой, а автобус дожидался, пока они подойдут. Именно - с достоинством! Вот и я «выдавливаю из себя по капельки раба»: в магазинах не обхамят, при посадке в автобус не оттолкнут, в маленькой очереди вперёд не пролезут, деньги через голову не передадут.

Сегодня я выбрала маршрут через Даун Таун (Down Town), по центральной улице Мичиган, через «Великолепную милю» - средоточие дорогих магазинов, бутиков, ресторанов, отелей - на юг, к Музею Науки и Индустрии. Мне нужно сделать пересадки ещё на два автобуса, но это меня не пугает.

От Роджерс-парка и моей индусско-русской «комьюнити» (общины) на замусоренной  Devon Avenu(«Диван») автобус, отчаянно пыхтя, неторопливо ползёт по Лейк-шор-авеню. Слева от маршрута - непрестанное шуршание от проносящихся по скоростному шоссе автомобилей, справа - пёстрая лента зданий. За лентой скоростного шоссе, левее, вьётся зелёная парковая зона, повторяя изгибы озера Мичиган. Справа красивые многоэтажные жилые здания - «кондоминиумы» - сменяют друг друга, не повторяясь архитектурно. На каждом - какая-то лепнина, горельеф, розетка, словом - архитектурный изыск. Перед фасадами нарядные пёстрые клумбы со вкусом подобранных цветов. Здесь живёт люд побогаче. Вот и Линкольн-Зу (Lincoln Zoo), бесплатный зоопарк, роскошный по своему содержимому и уходу. Когда-то, в начале Х1Х века, вся эта местность представляла собой черные от угля и копоти железнодорожные пути вдоль Мичигана. А на месте Зоопарка вообще было кладбище для погибших в период гражданской войны между Севером и Югом.

Постепенно передо мной сменяются не только городские пейзажи, но и люди и в своей будничной жизни. Вот индусы на «Диване» в чалмах, длинных белых полотнянных рубахах и штанах, напоминающих солдатские подштанники. Мужчины сопровождают многочисленные семейства - смуглых женщин в традиционных ярких сари и стайки разновозрастных ребятишек, одетых уже по-американски. Возле ешивы (школы для евреев-ортодоксов) мужчина, одетый в черный лапсердак и черную фетровую шляпу, из-под которой свисают длинные пейсы, даёт наставления группе мальчишек в белых рубашках, черных брючках, но с такими же пейсами и тоже в черных шляпах. Какими забавными смотрятся эти маленькие «ортодоксальные копии»!

            На Шеридан-авеню слоняются без дела негритянские парнишки среди озабоченного, работающего люда. Некоторые покуривают в рукав «травку», некоторые уже сидят на тротуаре, привалившись спиной к зданию с бессмысленной ухмылкой. Вот бегут маленькие, согбенные фигурки в широкополых соломеных шляпах, толкая перед собой нагруженные овощами тележки. Это вьетнамцы или корейцы, в основном, женщины, работающие на огородах на задах зданий вдоль Шеридан и прилегающих улиц. Эти огородики снабжают свежей зеленью близлежащие ресторанчики. Стайка миниатюрных филиппинок высыпала из Лойола-юниверсити; им приветливо машет из полицейской машины красивый белозубо-улыбающийся негр-секьюрити. Вежливо кланяется круглолицый улыбчивый японец, приглашая в свой ресторанчик. Возле богатых «кондоминимумов»  водитель и секьюрити помогают выйти из роскошных длинных лимузинов седовласым бабулькам, некоторые из них - с собачонками под мышкой или на поводке, с массой красивых пакетов. Снуют по своим делам просто и демократично одетые - в основном, разнообразные джинсы и футболки - люди всех цветов кожи.

Раньше меня весь этот американский «плавильный котёл» не то, что впечатлял - поражал. На Белмонт-авеню под памятником генералу Шеридану ходят пары прекрасно одетых молодых людей, держа друг друга за плечи или за талию. Оказывается, неподалёку район геев. О, американская толерантность!

Наконец, мы приближаемся к сердцу города - Даун Тауну. Чикаго недаром числится архитектурной лабораторией. Вдоль нарядной Мичиган-авеню высятся разномастные небоскрёбы, один красивее и оригинальней другого, ничто не повторяется дважды. Посредине, вдоль улицы, разделяя потоки едва ползущих из-за плотного «трафика» машин, протянулась лента красивейших цветников из редких декоративных растений, но с вкраплениями и простых полевых. И облик людей сменился: среди праздной толпы покупателей и приезжих экскурсантов много мужчин в строгих деловых костюмах, при галстуках, и женщин на высоких каблуках, тоже одетых деловито-нарядно. Мы проезжаем мимо Арт-музея (музея изящных искусств) и прелестного сквера при нём с роскошной гладью сине-пресинего пруда, фонтаном над ним в виде женской композиции в стиле древнегреческой мифологии. Моё внимание привлекает самозабвенно целующаяся пара, безучастная к снующей мимо толпе. Какая свобода нравов в ранее пуританской Америке!

Внезапно память переносит меня на Украину, в мой родной студенческий город, в ранние шестидесятые. Тоже воспитанные в пуританизме послевоенных лет, мы не смели выставлять напоказ свои чувства. Влюблённость, первые робкие незаметные прикосновения во время танцев в общаге. Парням легче было друг другу моду набить, чем признаться девушке, что она ему нравится!

В тот день наши две параллельные группы одного потока сдавали в соседних аудиториях экзамен по сопромату (сопротивлению материалов). Среди студентов ходила шутка: сдав сопромат - можно влюбиться, сдав диамат (диалектический материализм) - можно жениться! За окнами бушевала щедрая поздняя весна, с обилием пышной сирени,цветущих душистых пионов,бело-розовой кипени яблонь.

Я давно его «присмотрела», но Он всегда ходил с группой «своих» девчонок, у меня не было даже надежды привлечь его внимание. А тут... Мы с подружками выскочили из «физического» корпуса, разгоряченные и ещё оглушенные тем, что «столкнули» трудный экзамен. Как он оказался рядом - не припомню. Среди возбуждённого хохотка студентов при обмене впечатлениями Он вдруг предложил: «Хочешь мороженого?» Товарищи тянули его в разные стороны, предлагая  варианты «празднования», но Он упорно оказывался возле меня. Захлёбываясь смехом и перебивая друг друга, мы двинулись, вспоминая разные «прикольные» ситуации дня. Незаметно для себя, оказались в центре города, в сквере, перед кафе-«стекляшкой» среди бело-розовой пены яблонь. Заказали такое же бело-розовое мороженое в стеклянных креманках, но не ощутили его вкуса.Нашлось много интересных тем для разговора:книги,музеи,фильмы,любимые артисты,архитектура.

Оказалось, у нас общие вкусы. Не заметили, как длинный, светлый вечер перешел в ночь. А мы всё бродили по улицам и говорили, говорили... не смея прикоснуться друг к другу. Мне было уже поздно возвращаться в общежитие и натыкаться на запертые двери, а Он не хотел оставлять меня одну. Короткая ночь перешла в алый рассвет, мы стояли возле общежития и не могли расстаться. Наконец, договорились встретиться в12 дня в институтской библиотеке и готовиться к следующему экзамену.

В библиотеку Он не пришел. И вообще не пришел. Не выразить меру моего отчаяния... Я не могла ничем заниматься, щемило сердце, на глаза навёртывались слёзы. На следующее утро меня растормошили девчонки, когда я лежала плашмя на кровати, уткнувшись зарёванным лицом в подушку. «Вставай, к тебе пришли!»

Он стоял в дверях комнаты, переминаясь с ноги на ногу. «Вчера мой отец не мог меня добудиться, а сегодня расспросил, что за девочка такая, с которой ты провёл платоническую ночь. Старший брат вообще меня высмеял: разве так проводят ночи с девушкой?» Отец потребовал, чтобы Он нас познакомил. Я не знала, что этот «отец» был известным профессором, проректором нашего института и преподавал в нём.

Сессия подошла к концу, была середина лета, нужно ехать на каникулы в родительский дом. Мне было очень грустно - предстояло расставание с любимым, единственным, чьи горячие поцелуи погружали меня в океан блаженства. Накануне Он с таинственным видом пообещал «Завтра я поведу тебя в ресторан и мы обсудим кое-какие планы!» (Боже, я впервые пойду в ресторан?!!!)

Я пришла в ресторан в лучшем, что было в моём скудном гардеробе, сгорая от любопытства и застенчивости. Он вёл себя с небрежностью завсегдатая, снисходительно не замечая моих промахов . Зато мы лихо «сбацали» твист и рок-н-рол под полуподпольную музыку «западного» джаза. «У меня есть «Биттлз» на костях!» - небрежно кинул мой друг,провожая меня к столику. К своему стыду, я не понимала, о каких «костях» идёт речь. Тогда мне снисходительно пояснили, что это музыкальные записи на использованных и ненужных рентгеновских плёнках.

Вечер стремительно катился к концу, и тут Он объявил свой «план». Тот состоял из двух частей: план-минимум заключался в поездке в Москву и Ленинград («по музеям» - сказал Он); план-максимум включал дальнейший перелёт в Крым, к Черному морю, на отдых. «Поездку финансирует отец, ты ему очень понравилась!»

Два дня в Москве оглушили меня, беготня по музеям Кремля, музею на Волхонке и по Третьяковке обезножили,оставив месиво впечатлений в голове. Остро запомнилось только вкуснейшее мороженое-пломбир, что мы ели, сидя в Тайнинском саду Кремля. Вечером мы даже дотащились к памятнику Маяковского на встречу с поэтами Евтушенко, Вознесенским, Ахмадуллиной, но от страшной усталости я запомнила только огромную колышущуюся толпу молодых любителей поэзии.

В «Красной Стреле» отсыпались. Раннее утро провели на Обводном канале, дошагав туда по свежеумытым тротуарам, попадая под струи поливальных машин, веером двигавшихся по пустынным улицам. В гостинице «Московская» нас встретила запылённая купеческая роскошь и хамство администраторши. По важной «записочке» его поселили в комнату на двадцать шофёров. Мне дали двухместный номер, где соседкой оказалась вышедшая на пенсию балерина. Она черкнула «пару слов» к знакомым художникам - реставраторам Петергофа. Те оказались прекрасными гидами, возили нас на стареньком, разваливающемся «Опеле» по таким красивым местам Ленинграда, которые обычным туристам и не снились. Художники пригласили к себе в гости. Тёмная, большая, захламлённая комната в «коммуналке» в центре города никак не вязалась с изяществом и эрудированностью этой пожилой сухонькой четы. Угощали нас варёной цветной капустой и галетами. Я впервые попробовала и то, и другое, с трудом проглотив предложенное от сердца угощение.

Вот мы уже стоим в очереди в Эрмитаж, взяли билеты, наше время - через полтора часа. Мы идём к Неве, облокачиваемся на парапет и смотрим на проплывающие туристкие «трамвайчики». Мой любимый осторожно обнимает меня, укрывая от холодного невского ветра своим пиджаком. Я заглядываю в его глаза - нам очень хочется поцеловаться, но нельзя, стыдно - ведь вокруг люди! Он украдкой губами приникает к моему виску. И вдруг огромное чувство счастья пронзает меня: всё, о чем я мечтала в своих детских грёзах - сбылось! Я любима и люблю, я увидела Москву и Ленинград, Кремль, я стою возле Эрмитажа, у Зимнего Дворца - колыбели нашей революции! Да, мы были так воспитаны,для нас это были значащие понятия.

Вышли из Эрмитажа, шатаясь от усталости, и всё же пошли бродить по мостам и улицам города,так знакомым по описаниям классиков. Сильно проголодались, однако редко встречающиеся кафе и столовые почему-то все были закрыты. Тут мы увидели, что начали разводить мосты. Стало понятно (счастливые часов не наблюдают!) - вокруг светло от белых ночей! Пора в гостиницу.

План-максимум осуществить не удалось: родители требовали моего возвращения в родные пенаты. Однако даже эта поездка в Москву-Ленинград для меня приравнивалась (при нашей неизбалованности и скромных возможностях) к поездке за рубеж.

Я очнулась от своих воспоминаний от резкого толчка автобуса. За окном картинка изменилась полностью. Та же Мичиган-авеню, но её окружают остовы многоэтажных «коробок» с выбитыми стёклами,забитыми фанерой. В них видны ещё признаки жизни. Закопченные фасады домов, провисшие парапеты балконов - неужели это следы какой-то войны? Грязь, мусор, пустыри с пожухлой травой, ни одного деревца - и везде, группками или поодиночке фигуры темнокожих обитателей. Чикагский Гарлем? Встречаются роскошные особняки старинной архитектуры, но все - со следами запустения и разрушения. Когда-то, в конце Х1Х века, это был богатый район, но позднее состоятельные жители переехали севернее, а обитателями стали черные жители трущоб.

Сцена за окном ещё раз полностью поменялась: мы въехали в ухоженный район Хайд-парка,населённый сотрудниками здешнего Университета,крупнейшего в Чикаго. Аккуратненькие аллеи, зелёные лужайки, цветники. Старомодные двухэтажные краснокирпичные «немецкие» коттеджи чередуются с современными жилыми небоскрёбами. Мы приближаемся к Музею Науки и Индустрии,мощно распластавшемуся серому зданию псевдогреческой архитектуры,с ионическими и коринфскими колоннами. Музей раскинулся на территории бывшей Всемирной Выставки 1883 года, в окружении парков и искусственных озёр.

Выхожу на территории Чикагского Университета. Массивные серые здания архитектурного стиля арт-деко перемежаются со старинными невысокими тёмнокрасными зданиями с элементами готики, увитыми плющом. Несколько зданий в стиле «прерий» построил здесь известнейший архитектор Фрэнк Ллойд Райт, уроженец чикагского Оук-парка. Сочетание несочетаемоего - атмосферы покоя от старинности зданий и молодой энергии от снующей вокруг молодёжи. Рваные джинсы, кроссовки, «провисшие» просторные джемперы или футболки,тряпичные рюкзачки за спиной вместо портфелей и «дипломатов» - вот стиль основной массы молодняка. Ещё - банданы на головах, проколотые металлическими бусинками и колечками мочки ушей, кончики языков, губы, пупки. И это - наряду с респектабельными белыми рубашками, строгими пиджаками и юбками, отличной обувью. Демократизм и толерантность!

Вновь окунаюсь я в дни своей молодости. Только сейчас понимаешь, как мы не ценили счастья просто быть молодыми! Мой роман закончился обыденно-просто. Наступил новый учебный год, и моего милого увлекла другая, более сговорчивая (или - как пелось в песне: «красивая и смелая дорогу перешла»). Вскоре он отдал предпочтение какой-то третьей, женился, развёлся. Время залечило мои раны, я потеряла его из виду.

Месяц назад у меня дома раздался звонок, и рокочущий голос спросил: «Как дела? Не узнаёшь?» Было что-то знакомое и незнакомое в этом звуке. «Это N. Звоню из Бостона, мне твой телефон дала наша общая подруга К.» Боже мой, как я могла забыть Его голос? Но ведь это было так давно, в «другой» жизни! С каким-то смешанным чувством торжествующей справедливости и мягкой грусти слушала я его признания. Был дважды женат, развёлся, защитил докторскую, переехал вслед за сыном в Бостон. Стареет, грустит... Всегда помнил меня, следил за моей судьбой. Приглашал в гости.

Вокруг кипела молодая жизнь в уютном интерьере сочетания старины и модерна. Поехать? Можно ли вступить в одну реку дважды?

июнь 2009