EN
Старый сайт
«Я ничем не могу тебе помочь», - бормотала я, а в мыслях, сначала слабо, а потом,
по мере стенаний Арика, отчетливее и настойчивее возникала маленькая коричневая
шелковая сумочка... в ней хранилось всё, что у меня есть, вернее, осталось от прошлой жизни"
/ Исповедь одной репатриантки /
Я уже прожила в стране десять лет. И страну считала за свою, и себя в ней считала своей. Окружающая среда, поначалу состоявшая целиком из новизны, постепенно стала привычной, словно я всегда здесь жила. И мне было так легко и так светло жить, несмотря на то, что в мои 36 лет у меня не имелось мужа, мы развелись еще «там», и на то, что были нелады с сыном подростком, он не слишком хорошо учился. Но всё-таки моя жизнь сложилась, вопреки моим страхам, удачно. Я летала - на своей работе, в ювелирном отделе большого и модного магазина, на улицах нашего уютного зеленого города, у меня постоянно было хорошее настроение, как сейчас говорят - я была целиком «в позитиве».
Этой весной, пришедшей после холодной дождливой зимы, на меня нашло то самое состояние, которое предвещало мне если не любовь, то влюбленность - я не была против любого поворота событий. Ну да, мне нравился один мужчина, который часто стал заходить к нам в магазин, но ничего не покупал. Он только смотрел. Но не на витрину со сверкающими кольцами и сережками, а на продавщицу, то есть, на меня. Иногда он приценивался к чему-нибудь, но, похоже, ему не для кого было покупать. Он не лез с разговорами, как здесь любят, не говорил мне комплиментов, но я кожей чувствовала, что вот-вот... и мы познакомимся, и нам найдется о чем поговорить, а потом и куда пойти. Здесь, под горячим солнцем, воздух, наполненный ароматами цветов, фруктов и моря, словно всегда пронизан любовью, сильными страстями, искры пролетают между людьми, и они забывают о реальности. Может, это я так преувеличенно воспринимала окружающее, и поэтому, однажды кинувшись с головой, и душой, и телом в страстный роман, с трудом пережила расставание. Но теперь наша непростая история уже перестала меня мучить. Ведь действительно «всё проходит». И, если я вспоминаю, как и что это было, то уже без прежних переживаний, словно к случаю из чьей-то, близкой мне, но уже не моей жизни.
... Я тогда уже год встречалась с Ариком, израильтянином по рождению, и все знакомые были в курсе наших отношений, и мой хозяин в магазине, где я работала - он и его окружение были с ним в друзьях, и все любили его, веселого, обаятельного и непредсказуемого. У Арика имелся свой маленький бизнес, и всегда были деньги на цветы и дорогие подарки для меня, он меня баловал, как истинно любящий мужчина. Но его бизнес в одночасье рухнул, Арик остался без денег и в больших долгах. Об этих долгах он и рассказал мне, на моей уютной кухоньке, куря одну сигарету за другой и наливая одну рюмку за другой из бутылки коньяка, который принес собой. Раньше приходил с цветами, а теперь с бутылкой, отметила я про себя. «Я ничем не могу тебе помочь», - бормотала я, а в мыслях, сначала слабо, а потом, по мере стенаний Арика, отчетливее и настойчивее возникала маленькая коричневая шелковая сумочка... в ней хранилось всё, что у меня есть, вернее, осталось от прошлой жизни. Деньги, полученные за продажу квартиры в Киеве, восемь тысяч долларов, я их свято берегла, то ли на учебу сыну, то ли вообще на крайний случай, мало ли что может произойти с нами в жизни. Арик собрался уходить, да и почти уже ушел - переступил через порог... Я смотрела ему вслед и одновременно вглядывалась внутрь себя. Да что же это такое, что со мной происходит, с моей душой, или уже произошло безвозвратно?.. На моих глазах пропадает человек, да не просто посторонний человек, а любимый мужчина, а я... «Подожди! - крикнула я. - Вернись!»
Я бросилась в свою комнату, отперла ящичек комода... Прибежала обратно в кухню и высыпала перед Ариком на стол зеленоватые купюры. «Здесь восемь тысяч... это все мои деньги, возьми, сколько тебе надо». Арик оторопел от неожиданности. «Н-нет, что ты, я не м-могу», - заикался он. Я отсчитала три тысячи и протянула ему: «Этого хватит?..» Он взял и стал горячо благодарить меня, обещал отдать, как только дела поправятся, порывался целовать, но я отстранялась, почему-то мне мешали деньги в его руках...
Арик опять собрался уходить, но с порога вдруг вернулся. «А! - воскликнул он. - Пожалуй, я все возьму, если ты не против...». И он взял сумочку, рассыпаясь в клятвах, что отдаст все деньги, сразу, как только...»
Он не отдал. Он вообще пропал. И от друзей и из моей жизни. Ходил слух, что он проигрался в казино, потому и бизнес рухнул. Я по глупости рассказала своему хозяину Марку о том, что отдала Арику большую сумму, Марк несказанно изумился. «Как ты могла? Этому безалаберному шлимазлу!» Марк попытался его искать, но безуспешно. Как в воду канул. «Он с твоими деньгами за границу укатил, точно», - мрачно сказал мне Марк.
Прошло два года. Я ехала в автобусе и увидела Арика. Он стоял у выхода и с безразличным лицом смотрел в окно. Вид у него был довольно потрепанный, мятая рубашка и дешевые джинсы, а каким франтом он был прежде... Я окликнула его. Я уже давно не думала о потерянных деньгах, давно прошла моя любовь к Арику, но при виде его... у меня просто это вышло спонтанно. Как оживилось его лицо, каким дружелюбием осветилось! Мы ехали с ним несколько остановок, и разговаривали о всякой всячине - такая незначительная, не слишком содержательная беседа двух старых друзей. Ни он, ни я не заикнулись о деньгах, их будто и не было... Арик вдруг глянул в окно и сказал, что проехал свою остановку. Он махнул мне рукой и выскочил, я проводила его сквозь стекло взглядом.
Так окончательно, без прощаний, ушла наша любовь, и деньги тут ни при чем. Я ведь давно уже о них не думала, но знала, что случись это снова, и я опять отдам, не раздумывая. Не обязательно именно Арику, но тому, кто будет сильно в них нуждаться. Ну да, глупая и наивная, пусть. Пусть весь мир обзовет меня как хочет, вряд ли я от этого изменюсь. И меня давно не тревожат ни пропавшие деньги, ни прошлая любовь, время ото всего успешно лечит. И с некоторых пор мужские взгляды снова волнуют, хотя и сидит внутри меня если не осторожность, то... какой-то скепсис, что ли, или неуверенность. Если быть честной с самой собой, то... Арик лишил меня некоторой части наивности моей души, он поколебал во мне безоглядное доверие к людям, и я полагаю, что навсегда. Хотя... время покажет.
Вот, в последнее время мне кажется, я так почувствовала, что мужчина, который приходит в магазин, но ничего не покупает - это не закончится просто так, возможно, здесь меня ждет какой-то поворот в моей жизни... Я, неожиданно для самой себя, ответила на его внимательный и заинтересованный взгляд, и мне стало так хорошо... Он явно уже собирался что-то сказать, но пришли сразу несколько покупателей, и он ушел.
Моё прекрасное настроение рухнуло в тот же день и в один момент. Хотя, кажется, ничего ужасного и непоправимого не случилось - так бы подумал любой, но для меня...
По пути домой с работы я иногда заходила в один небольшой магазинчик. Я люблю покупать себе хорошее белье, конечно, не часто, оно довольно дорогое, но ведь хочется порой порадовать себя. В этом магазинчике всегда находился мой размер и любимый фасон, и еще - наверху, если подняться по лестнице, имелась маленькая мастерская, которая мне иногда была необходима - мои индивидуальные проблемы легко решались там. При хорошей фигуре у меня довольно большой бюст и, чтобы поддерживать его в надлежаще высоком состоянии, требуются широкие лямки. И хозяин магазина всегда посылает со мной наверх свою служащую, она тут же на швейной машинке заменяет мне лямки, и за эту работу с меня не берут никакой дополнительной платы.
И вот я, после работы, в самом расчудесном настроении, надумала зайти в этот магазин - вдруг решила, что мне срочно нужен новый лифчик и непременно очень красивый. Хозяин, солидный седовласый мужчина, выложил передо мной на прилавок несколько образцов. Я выбрала самый лучший - черный, весь кружевной, но лямочки, конечно, на нем были для меня узковаты.
Объяснив свою проблему - на хорошем иврите, разумеется, я оглянулась в поисках девушки-работницы, но ее не было. Хозяин молча показал рукой наверх, я поднялась по лестнице, через минуту он появился и сказал, что помощница задерживается, но он сам всё сделает. Он сел за машинку, и через минут пять протянул мне готовый лифчик и велел одеть его за занавеской. Я вышла из-за занавески в юбке и в новом лифчике. Девушки я снова не увидела, но хозяин ко мне с готовностью подошел. Почему-то никакого неудобства я не испытывала, ну разве чуть, хотя передо мной был чужой посторонний мужчина, а не, допустим, доктор. Просто мои мысли были не здесь, я словно отсутствовала, я всё думала о том мужчине...
Хозяин поправил на мне новые лямки, потянул их слегка вверх, отпустил... Не торопясь, просунул руку внутрь лифчика, под левую грудь и приподнял ее... как бы на место определил. С тем же спокойным выражением лица то же самое проделал с правой. Разве брови чуть приподнялись, но взгляд по-прежнему упирался мне в грудь. Я стояла перед ним в полном ступоре. Не могла ни пошевелиться, ни что-то вымолвить. Если бы он сильно захотел, мог бы сделать со мной в этот момент, что ему угодно. Настолько я была ошеломлена. Он сказал «коль тов», мол, всё хорошо, и по-прежнему, не глядя мне в лицо, повернулся и пошел к лестнице.
Когда я одевалась, у меня тряслись руки. Я ненавидела себя, свою грудь, свою женскую суть, с которой только что обошлись как с девкой или как с муляжом, я и чувствовала себя этим самым муляжом, манекеном, с которым можно обойтись как угодно, который можно трогать во всех местах и даже не думать об уважении к нему... Господи, ну почему я не дала ему по морде, почему?.. Меня унизили. Раздавили как женщину. Меня словно отбросило назад на десять лет, в то нелегкое для меня время, когда я не знала языка, не знала местных порядков, всех боялась, особенно мужчин - они всегда так смотрели... Но ведь потом я привыкла, заговорила на иврите, научилась противостоять хамству, обзавелась друзьями, и русскоязычными и местными израильтянами - из того Израиля, в который, как пишут в русских газетах, мы не ходим. А я вот ходила. Я полностью вошла в эту новую жизнь и давно никого не боялась. А тут... я позволила себя оскорбить, в одно мгновение лишить самоуважения и женского достоинства. Притом, будто бы - без всякого насилия. Хуже всего, что я не могла избавиться от ощущения собственной вины в случившемся.
И вот, с этого происшествия, я снова, как в прежнее и теперь, казалось бы, далекое время, стала бояться. Буквально всего. И более всего - мужчин. Ну точно, как когда-то, шарахалась и вжималась в себя от каждого мимолетно-случайного или наооборот, внимательного взгляда. И никому не могла рассказать, ни одной подруге, я стыдилась себя и думала, что никто меня не поймет, и будет меня презирать, как я и сама себя презираю. Вытащить себя из этого состояния я была не в силах, просто замкнулась в себе наглухо. И тот мужчина, который, как мне точно казалось, приходил в магазин ради меня, он ушел. Совсем. Потому что я больше не отвечала ему ничем, я вообще не смотрела на него, я его «не замечала». По улицам я ходила, опустив глаза, чтобы не столкнуться с кем-нибудь нечаянным взглядом. Я больше никогда не проходила мимо того магазина. В каком бы задумчивом или рассеянном состоянии я не находилась, всегда успевала перейти на другую сторону улицы. Как будто красный светофор зажигался внутри еще за несколько метров.
Прошел год. Конечно, я успокоилась. Как и тогда, после расставания с Ариком. И однажды я не стала переходить на другую сторону улицы. Вместо этого я вошла в магазин. Хозяин стоял на своем месте, за прилавком. В магазине никого больше не было. Я подошла к прилавку и встала напротив. Он любезно улыбнулся и спросил, что мне угодно и какие товары я хотела бы посмотреть. Я молчала. Он перестал улыбаться. И я сказала ему всё, что я думала. О его поступке, о нем самом. О том, как он надолго уничтожил и опустил мою личность, о том, с какими надеждами я приехала в страну, и как здорово у меня всё получалось, пока он не разрушил мою удачную жизнь и не сломал во мне тот стержень достоинства и самоуважения, на котором держится жизнь женщины. По мере того, как я говорила, он все больше бледнел и, наконец, стал белее стены. Теперь он меня узнал. А может, узнал с того момента, как я вошла, не знаю. Он начал ужасно нервничать, поглядывал по сторонам, на входную дверь.... «Нет, - усмехнулась я, - я не подам на тебя в суд. Хотя могла бы, и ты заплатил бы мне большие деньги. Мне достаточно того, что ты теперь точно знаешь, какой ты мерзавец. Я могла бы сделать так, чтобы об этом узнали твоя жена и твои дети, но и этого делать я не стану. Мне достаточно того, что ты теперь сам о себе знаешь. Ведь раньше не знал, не правда ли?» Он впервые за мою длинную речь посмотрел мне в глаза. Взглядом побитой собаки. Я отвернулась и вышла из магазина.
Теперь я могла жить дальше. Так же замечательно, как и год назад. Я освободила себя от груза собственной вины, который висел на мне и тянул вниз. Я опять живу легко и радостно, и даже могу обо всём рассказать. И об Арике тоже. Но в моей душе осталась дырочка. Которую время рано или поздно затянет. Я надеюсь.
Кроме того, я точно знаю, я предчувствую, что стою на пороге любви. А когда я предчувствую, это непременно сбывается.
Вайнер Ирина 
Гойзман Лилия 
Аарон Борис 
Аимин Алексей 
Талейсник Семен 
Мотовилов Анатолий 
Андерс Валерия 
Крылов Юрий 
Некрасовская Людмила 
Городецкая Лина 
