АППЕНДИКС  И  ЛЮБОВЬ

               Работал я тогда ординатором хирургического отделения Карагандинской областной больницы, куда приехал по направлению после окончания института. Оперировал весьма ограниченный набор хирургических заболеваний, как и надлежало молодому специалисту. Поднаторел в операциях по поводу аппендицита, внематочной беременности, ущемлённых  грыж, острых травм и пр., одновременно  прослыв среди коллег и студентов неплохим оператором в этих областях хирургии. Огромную помощь во время сложностей, возникающих иногда при самых простых, казалось бы, операциях молодым врачам оказывали, старшие по возрасту медсёстры, родом  из немцев Поволжья, которых благодаря «заботам» товарища Сталина там  было много. Эти женщины следили за выполнением  всех уставных положений в процессе подготовки больного  и во время проведения самой операции, в силу традиционно воспитанной в их среде любви к порядку - ordnung ist ordnung! Молодые хирурги дежурили, как правило, с наиболее опытными операционными сёстрами, оперировали в такой же бригаде и, только при необходимости, вызывали старшего врача или заведующего отделением.

                Довольно симпатичная, если не сказать весьма привлекательная и сексапильная студентка  5-го или 6-го курса мединститута, влюблённая по уши в молодого высокого кучерявого (похожего, кстати сказать, на некогда  популярного политика Немцова) инженера  горного НИИ,  пришла ко мне во время дежурства для приватного разговора с большой просьбой. Она страстно мечтала поехать к морю отдохнуть -  покупаться, позагорать, но только вместе с предметом её страсти, лелея надежду приблизить или окончательно осуществить там, в располагающей к амурным делам обстановке, свою грёзу о создании их совместного союза - семьи. Тем более, что девушка была старше своих сокурсниц, и время её расцвета было на грани девичьего перезревания... 

                Посвятив меня в свои тайные планы, студентка объяснила, что поездка может сорваться, если её  избранник не получит отпуск во время её каникул в мединституте, а в летнем отпуске ему, как молодому специалисту, уже отказали в пользу старших и, следовательно, более заслуженных сотрудников. Надежда одна: у молодого человека симулировать обострение хронического аппендицита, создать картину острого приступа, разыграв её перед дежурным персоналом, включающим немецкую матрону - фрау Х., и заодно прооперировать этот "острый" аппендицит... Девушка толкала меня на должностное преступление, и я это хорошо понимал.

Сам я, однако, тогда  был молодым, и подобные романтические страсти мне также были понятны, тем более что на «очной ставке» с обоими заговорщиками была озвучена и просьба "Ромео", того самого горного инженера, отважно подставлявшего своё молодое тело под нож хирурга во имя любви! И я согласился...

                 Где-то около 10-ти  часов вечера к больнице подъехала машина, из которой вывели, поддерживая под руки, «страдальца», испытывавшего, судя по его стонам и выражению лица, довольно сильные боли в правой половине живота. Он шёл, согнувшись, и каждый  его шаг сопровождался, якобы, усилением боли и позывами к рвоте, повторяющимися чаще, чем это бывает в подобных случаях. Не будем судить его строго, он старался, как мог, и играл свою роль достаточно правдоподобно. Чувствовалась помощь студентки, вызубрившей по учебнику картину острого аппендицита и заранее отрепетировавшей её с «актёром» -исполнителем этой роли. Режиссура была идеальной, поскольку даже дежурная операционная медсестра с сочувствием смотрела на эту мизансцену, хотя в её глазах и проблескивали блики недоверия, связанного, в первую очередь, с тем, что не машина скорой помощи привезла больного...

                 Мой тщательный осмотр больного, ощупывание живота, напряжённого «как доска» (каков молодец - и это не забыл!) и «резко болезненного» там, где надо, бледность с красными пятнами по лицу (?), очевидно, от волнения и стеснения, «продолжающаяся тошнота», учащённый пульс (ещё бы!). Всё это «подтвердило» предположение об обострении хронического аппендицита и о наличии его "острейшего приступа", требующего по всем законам («пронеси господи! - думал тогда я) срочного оперативного вмешательства. Тот показатель, что в анализе крови лейкоцитов было не более нормы, мог быть одним из вариантов - они ещё не успели размножиться, и температура тела оттого не поднялась...

                  Операция под местным обезболиванием (о, времена кошмарные!), которая обычно производится за 1 - 2 часа, началась около полуночи и закончилась около 5 часов утра... Совершенно спокойный червеобразный отросток, длиной около 10 - 12 см был прикреплён  своим, возможно некогда воспалявшимся кончиком, где - то на уровне печени, и мне пришлось продлевать, обычно небольшой, разрез кверху, постоянно проводя дополнительное обезболивание по ходу операции. Пациент страдал, но терпел во имя той же любви. Я  испытывал трудности и угрызения совести, обвиняя себя в неумении ускорить операцию,  и подавлял в себе желание вызвать кого-нибудь на помощь, а, кроме того, не мог смотреть в глаза операционной сестре, чувствуя, что её сомнения  нарастали... Обезумевшая от сочувствия и раскаяния "Джульетта", всю операцию простояла у головы "Ромео", уговорами, ласками и поцелуями помогала ему переносить боль, а мне - добиваться обезболивания.

      К чести операционной сестры, должен признать, что она проявила массу сдержанности, дисциплинированности и тактичности и ни разу не заикнулась о том, что, может быть,  стоит пригласить кого-нибудь на помощь. Операция благополучно завершилась. Осложнений не было. Рана зажила первичным натяжением. Спустя положенное время, были сняты швы, и больной оказался выписанным в срок, как обычно. Волнения и страдания у всех, замешанных в истории, остались позади.

      Отпуск для оздоровления был получен инженером. Влюблённые укатили в Крым или на Кавказ. Любовь победила! Я, правда, не знаю, чем закончился этот «хирургический» роман, но никогда впоследствии я не делал операций во имя чего-нибудь другого, помимо диагноза...