"Но тут явился «Степа-угодник» (Стефан Пермский) и стал всех крестить, а с угодником пришли царские слуги   требовать оброк. Тогда «чудя» бежала в леса и скрылась в вырытых там ямах со всем своим богатством".
                         Мифы финно-угров

 "Мифы, даже возведенные в ранг государственной тайны, к счастью, не вечны…"
       Серго Берия «Мой отец – Лаврентий Берия»

 

Книга вторая: ЕН БИКИНЬ (БОЖЬЯ ИСКРА)

 Часть 1. Чудесное гостеприимство: 1989, 1942-43 гг.

 Умные и честные

 – Ай, молодцы! Совсем, знаете ли, не похоже, но до чего забавно, – внезапно прервал свой рассказ старичок. И тут его новые друзья обнаружили на безымянном пальчике Календера кольцо с ярко зеленым камнем, похожим на изумруд. И из него, как из громкоговорителя, неожиданно понеслась довольно отчетливая речь – диалог «Сталина» и «Берии».

Неподалеку, на площадке возле Вечного огня и стенда «Мемориала», два актера местного самодеятельного театра разыгрывали небольшую сценку. Один с наклеенными усами и с трубкой в правой руке весьма неумело изображал Сталина, другой в пенсне еще более неумело пытался играть Берию.  Немногочисленная публика прощала актерские огрехи, смеялась, аплодируя чуть ли не каждой реплике.

Актеры, старательно демонстрируя грузинский акцент, рассуждали о современных событиях, партийных руководителях Коми республики, что-то о Брежневе, Горбачеве и опальном Ельцине. «Сталин», коверкая русский язык, спрашивал: «Берию»: «Лаврентий, каво бы ты расстрелял сейчас в первую очередь?» «Батоно, – отвечал «Берия», – я бы с большим удовольствием расстрелял этих мерзких актеров, которые нас с тобой изображают». Диалог был наивен, юмор бесхитростен, однако у старичка реплики актеров вызвали восторг еще больший, чем у зрителей.

Сидевшие на скамейке Хлестов и Лукин могли видеть только спины лицедеев, и, хотя те говорили в микрофон, напрямую слышать их диалог молодые люди возможности не имели, поскольку динамики были направлены совсем в другую сторону. Но речь актеров чудесным образом транслировал зеленый «изумруд», на который изумленно уставились друзья.

Первым, тщательно высморкавшись, прервал паузу Леонид:

– Это тот самый чудодейственный камень, которым вы остановили от рокового выстрела Юриного дедушку, а эсеру Зиедонису помогли пройти сквозь стену? В чем же его секрет?

Старичок радостно смеялся, внимая пародии на диктаторов, но, услышав про Лукина и Зиедониса, тут же умолк и довольно серьезно сказал с оттенком ностальгической грусти:

– Да, это тот самый камешек, но его секрет, любезные мои, извините – не вашего ума дело… Однако вернемся к заметке. Ваша версия, Юрий Олегович, абсолютно верная. А дабы вы в ней окончательно убедились, я помогу вам собрать экспедицию на север, в район Воркуты – туда, где вы и обнаружили ваши артефакты. И вас, Леонид Серафимович, приглашаю. Кто-то должен написать всю правду. Не сейчас, конечно, когда время придет. Только обо мне, разумеется, никому ни слова. Иначе забудьте про экспедицию.

– Вы моего деда сделали своим агентом, теперь и до меня добрались? –  раздраженно спросил Юрий, еще не отошедший от рассказа про своего предка, о котором он ранее ничего не знал.

– А вот и нет, молодой человек, новый кэртас мне без надобности. И все же я давно искал вас, Юрий Олегович. И нашел только благодаря газетной заметке. А сейчас взгляните на это.

Старичок, словно фокусник, вытащил из внутреннего кармана старую пожелтевшую фотографию:

– Узнаете кого-нибудь?

Юрий присмотрелся и, ткнув пальцем в изображение возвышавшегося над всеми бородача, неуверенно произнес:

– По-моему, это Курчатов.

– Верно, фото было сделано после испытания плутониевой бомбы 29 августа 1949 года.

– А это Берия, – указал на человека в пенсне Леонид.

– При чем тут Берия и атомная бомба?

– Мало газеты читаешь, Юра – укоризненно заметил журналист. – Берия возглавлял работы по ядерному проекту.

– Приятно иметь дело с умными и честными людьми, – отвесил еще один комплимент старичок. – А вот этого признаете?

Друзья не признали, только Леонид ухмыльнулся, кивнув в сторону Юрия:

– На тебя чем-то похож.

– И это верно, – с оттенком торжества согласился Календер. – Олег Александрович Лукин, ваш отец. Прошу любить и жаловать, любезные мои друзья.

От такого обилия сюрпризов Юрию стало не по себе.

– Мой отец по профессии филолог, он не мог иметь какого-либо отношения к ядерной бомбе. И потом, за такие вещи награждают, а его посадили в 1953 году, и он умер в сыктывкарской тюрьме, – забормотал ученый, будущая звезда этнографии.

– Не совсем так, уважаемый Юрий Олегович, – старичок хитро и ласково улыбнулся. – Его посадили много раньше, в 37-м. Сидел в Воркутлаге, работал на шахте. А в 42-м со своим другом Алексеем Федоровичем Зиедонисом бежал. Это был красивый, восхитительный побег – прямо из шахты по заброшенному штреку. Они, знаете ли, не захотели быть сталинскими рабами.

Из рабов в рабы

 – Интересный финал нашего «восхитительного побега», – с мрачным недоумением сыронизировал Олег, открыв глаза и осмотревшись.

Алексей находился напротив, приклеенный к странного вида лежанке зеленоватого цвета, висящей без каких-либо креплений под углом примерно сорок пять градусов к полу. Сам Олег возлежал на точно такой же лежанке. Все тело, даже руки и ноги оторвать от нее не было никакой возможности. Разве что голова еще немного вертелась. Но более всего оглушала тишина. Не слышно было не только привычных в шахте грохота тележек, ударов отбойных молотков, скрипа лебедок или, как в конторе, разговоров, окриков, ворчания и шиканья. Вообще не было никаких звуков. А уши Алексея и Олега к такой тишине не привыкли.

Само помещение имело еще более странный вид. Размеры небольшие, но выглядело оно просторно, никаких углов, освещалось равномерно, при этом каких-либо светильников глаз не обнаруживал. Воздух был свеж, но тело холода не чувствовало. И вот в таком салоне выставили Олега и Алексея совершенно голыми, как бы напоказ.

Только смотреть было не на что. Тело Олега имело жалкий вид: обвисший от голода животик, короткие ноги, круглое лицо с опущенными щеками. Алексей выглядел не лучше: длинный и худющий, ребра выпирали над впалым животом. А про их мужские достоинства лучше бы совсем умолчать. У Олега оно скукожилось до размеров наперстка, у Алексея обвисло крючком.

– Хорошо, что нас женщины не видят, – продолжал иронизировать Олег, осматривая своего товарища.

И именно в этот момент в помещение вошли две дамы. Впрочем, дамами их назвать язык бы не повернулся.
Это были две карлицы, очень носатые с красноватой кожей, одетые, как клоуны – в некие юбки, но не спадающие сверху вниз, а идущие от талии вверх до шеи. Кривые ножки прикрывали красные лосины. Самыми удивительными были зрачки – белого цвета на фоне зеленых глазниц.  Обе поочередно подошли сначала к Алексею, затем к Олегу, каждого тщательно и равнодушно ощупали, залезли в рот, пересчитали зубы, подергали – не больно – за мужские достоинства, перебросились несколькими словами на неизвестном языке и ушли.

– Кажется, мы им не понравились, – выдавил из себя долговязый Алексей.

– Напротив, они сочли нас очень хорошенькими.

– Вечно шутишь.

– Какие уж тут шутки! – оживился Олег. – Они говорили на финно-угорском языке, близком к коми-зырянскому. Я кое-что разобрал. Они назвали нас «хорошенькими» и то ли «верхними», или «наверхними», а может «поверхностными» … Слушай, куда же мы попали?

– Вероятно в плен к немцам. На НКВД это мало похоже. Стоило ли бежать?

 ххх

 Днем ранее они не сомневались в том, что бежать стоило. Знакомый лагерный «придурок» – писарь из секретной части – сообщил по большому секрету, что пришел приказ из Москвы этапировать их подальше от Воркуты. Весь Воркутлаг знал, что такое «подальше от Воркуты». Это означало, что их места необходимо освободить для новеньких зэков, поэтому их выведут в тундру, пустят каждому по пуле в висок и оставят на съедение местным грызунам.

Воркутлаг

План побега созрел довольно быстро. И Олег с горьким юмором назвал его «восхитительным», поскольку он почти не имел шансов на успех, но давал перспективу избежать унизительного расстрела, то есть лишить вохровцев маленькой радости выпустить из тела две живые души, а начальству не дать возможности выполнить приказ – возможно, схлопочут по выговору за то, что упустили.

Отсидка Олега Лукина и Алексея Зиедониса была не слишком тяжелой. Их, как и знакомого писаря, называли «придурками». Слово это – унизительное для свободных граждан – здесь означало лишь то, что они не работают на общих, как правило, непосильных работах. Олег трудился учетчиком в управлении шахты «Восточная», а Алексей проходил по части техники безопасности, то есть ежедневно спускался в забой и определял с помощью им же самим изготовленного дозиметра уровень метана в воздухе. При этом его приборчик показывал не только допустимый предел опасного газа, но и движение воздуха по многочисленным штрекам. И Алексей не мог не заметить, что в одну из давно выработанных и заброшенных лав воздух движется так, будто ведет она не в тупик, а куда-то очень далеко, скорее всего, к другому стволу, по которому спускались вольные.  Заходить туда запрещалось категорически, но Алексей никак не мог отделаться от мысли, что через эту заброшенную лаву можно каким-то образом выйти на другой ствол или затаиться на время, а потом… Потом, конечно, все равно поймают. Все планы побега рушились, как ни крути.

Но терять им было уже нечего. По предложению Алексея Олег напросился в забой заменить заболевшего шахтера. Целую смену крепил леса и возвращался в хвосте бригады, еле волоча ноги от неимоверной усталости.  Еще десять минут и клеть подняла бы его на поверхность, но незаметно подошел Алексей, взял за руку и резко затолкал в ту самую заброшенную лаву. Затем они минут двадцать бежали, выбиваясь из сил, и сгибаясь с каждым метром, поскольку высота лавы постоянно уменьшалась. Олег падал, Алексею приходилось иногда тащить его на себе, но через какое-то время начинающий шахтер находил в себе силы двигаться самостоятельно. Когда лава уперлась в тупик – в стену, покрытую белой шахтной плесенью, Олег рухнул и потерял сознание.

Алексей не мог сразу смириться с поражением и принялся отчаянно сдирать шахтную плесень. И содрал почти всю, разбив руки до крови. И всего-то добился, что заметил, как в самом низу шахтная водичка затекает ручейком куда-то вовнутрь стены. Рукой нащупал щель, просунул ее. Оказывается, там было что-то вроде норы, вероятно, крысиной. Хотел отдернуть, но почувствовал, что кто-то схватил его за пальцы, а затем и за кисть и так дернул, что Алексей ударился головой и потерял сознание вслед за Олегом.

 ххх

 Очнулся Алексей раньше Олега и был очень удивлен тем, куда они угодили. Странным было хотя бы то, что руки и ноги не ощущали и следов усталости. Организм чувствовал себя свеженьким, как после санатория. Смущала немножко обнаженность и вынужденная неподвижность собственного тела. И мозг тут же принялся искать ответ на вопрос: как тело держится на лежанке? Если оно приклеено сверхпрочным клеем, то кожа должна испытывать дискомфорт. Однако никакого дискомфорта. Разве что неподвижность.

Второй, еще более мучительный вопрос: где они? Если предположить, что беглецов подобрали – все равно шахтеры или вохра – и отправили в лагерный госпиталь, то лежали бы они на грязных занюханных койках с загаженными простынями.  Единственная, хотя и невероятная, версия приходила в голову: в шахте работали немецкие диверсанты. Они подобрали их, когда те потеряли сознание и сумели как-то на самолете переправить в Германию с тем, чтобы выведать у них какую-то необходимую им информацию. До ареста Алексей был однажды в командировке в Дании, и гладенькая Европа показалась ему после российской хляби и серости, совершенно нереальным миром, вроде того, где они сейчас находятся.  Как-то иначе объяснить происшедшее с ними Алексей не мог и долго смотрел на лежащего напротив Олега, ожидая, когда же он очнется.

Однако обсудить ситуацию, после того как Олег пришел в себя, они не успели. Откуда-то, со стороны, противоположной той, куда ушли карлицы, появился здоровенный мужчина в изящном серебристом комбинезоне и заговорил с ними басом и чисто по-русски:

– Здорово, братаны новорожденные!

После этого он провел правой рукой у каждого по обратной стороне лежанки, и тела бывших зэков сами собой освободились от «клея». Оба оказались твердо стоящими на полу. Алексей решил, что это предатель, работающий на врага.

– Если мы у немцев, то убейте нас сразу, мы говорить ничего не будем, – серьезно заявил Алексей.

– Забудьте вы про немцев, – добродушно усмехнулся здоровяк, – и про русских забудьте. И про евреев, и про японцев. Они остались наверху, а мы с вами под землей.

Не давая новичкам опомниться, он подвел их к овальной и неровной стене, слегка надавил на нее двумя руками, и тут же с легким жужжанием там образовались два углубления. Затем со словами «сначала вас надо приодеть» грубо втолкнул обоих внутрь. Непонятным образом стена за ними закрылась, и Олег с Алексеем оказались каждый в своем замкнутом пространстве и полной темноте. Они сразу почувствовали резкое дуновение теплого воздуха, а вслед за ним брызги густой жидкости, которая, однако, кожи не достигала. Все это произошло за несколько секунд, после чего стена опять приоткрылась, и они вернулись в помещение уже одетыми в серебристые комбинезоны.

– Ну, вот вы и готовы.

В это время откуда-то из-за стены появился еще один карлик, только мужчина, одетый в такие же лосины и юбки, что и те дамы, посетившие их десять минут назад. В руках он держал предмет, похожий на папку, которую первым делом открыл и что-то спросил на своем языке.

– Как вас звать? – перевел вопрос русский незнакомец.

– Я не буду ничего говорить, пока вы не скажете, где мы и у кого, – твердо заявил Алексей.

– Братаны, мне некогда вам что-то объяснять, у меня через два часа смена, – раздраженно сказал здоровяк. – Считайте, что вы снова попали в рабство, но здесь вам будет не хуже, чем наверху. Верьте мне! Кстати, меня наверху звали Николай. А здесь я такой же раб, как и вы. Но в моей бригаде вам будет хорошо. Ну, так как же вас звать-то? Етить-молотить!

Алексей и Олег неохотно назвали свои имена и фамилии, и Николай повторил их загадочному карлику. Тот удовлетворенно кивнул и, держа «папку» в одной руке, другой он пальцами постучал по внутренней ее поверхности. После этого сложил папку и ушел.  А Николай повел новичков за собой.

Стена еще в одном месте с легким скрипом распахнулась, и они попали в полутемный коридор, также не имеющий никаких углов и ровных поверхностей. Пол был твердым, идти было легко. Олег после потрясения медленно приходил в себя. В мозгу стучала только одна мысль: «Мы все сделали неправильно. Я должен был написать письмо товарищу Берии. Он меня помнит, он бы поверил, что мы невиновны…». И не заметил Олег, что говорит вслух. Николай не обратил внимания на бормотания новичка, а вот Алексей все услышал и полушепотом перебил:

– Не было бы никакого толку от твоего письма. Какое Лаврентию Павловичу до нас дело?

 Берия против Берии

Лаврентий Павлович Берия, поправив пенсне, задумчиво постукивал пальцами правой руки по пухлой папке с крупной надписью «ДЕЛО Лукина Олега Александровича».  Рядом лежала не менее пухлая папка «ДЕЛО Зиедониса Алексея Федоровича».  Он только что получил сообщение из Воркутлага, что заключенные с этими фамилиями исчезли, просто провалились сквозь землю. И произошло это именно в тот день, когда начальство лагеря получило секретный приказ, подписанный лично Берией, этапировать обоих в Москву.

У Лаврентия Павловича были на Лукина и Зиедониса свои виды. В старинном городке Саров глава НКВД затевал спецлагерь.  Он намеревался собрать всех разбросанных по необъятным просторам ГУЛАГа физиков-ядерщиков и создать секретную экспертную лабораторию по проверке сведений, поступающих в германский отдел внешней разведки, о том, что немецкие ученые создают некое сверхмощное оружие на основе цепной ядерной реакции. Зиедониса рекомендовал этот упертый черт Капица. Еще в октябре сорок первого он обмолвился, что можно создать сверхмощную бомбу на основе ядерной энергии. Ему бы и карты в руки, но ведь доверять ему нельзя, он, как волк, сколько его не корми – все равно в сторону Англии поглядывает, где у него, видите ли, была шикарная лаборатория под крылышком Резерфорда. А Родина, видимо, для этого гордеца ничего не значит. Что ж, будем подбираться со стороны его любимого ученика.  

Лукин, конечно, никакого отношения к физике не имеет. Но Лаврентий Павлович хотел сделать благородное дело и облегчить его участь. Берия не мог забыть, как в далеком 1934 году юный студент Олег Лукин сопровождал в очередной поездке по Грузии своего великого учителя Николая Яковлевича Марра. Маститый академик знал чуть ли не все кавказские языки и диалекты, и этот факт до глубины души потряс тридцатипятилетнего первого секретаря ЦК компартии Грузии. А юный Олег понравился ему своей искренностью и непосредственностью.

 Лаврентий Павлович принимал языковедов широко и радушно, не жалел ни вина, ни шашлыков. Вместе с Николаем Яковлевичем Берия перебрался в Сухуми: ученый хотел отдохнуть у моря, а глава Грузии готовился к приезду Сталина. Олег с ними не поехал. Его манили горы Сванетии, по заданию учителя он должен был изучить некоторые особенности языка сванов. Студент ездил по селениям, представляясь московским журналистом, не выдавая, что знает сванский язык.

В одном из селений его приняли в доме председателя местного сельсовета, как и положено, с кавказским гостеприимством: напоили вином так, что он быстро вырубился. Олега уложили в соседней комнате, но уже через час вино выветрилось. Студент решил не возвращаться к застолью, из комнаты все было хорошо слышно, и никто не мог помешать делать записи. Речь слегка опьяненных местным вином горцев ему была особенно интересна. Но после первой же подслушанной фразы запись пришлось прервать. Сваны обсуждали план покушения на Сталина. Хорошо вооруженная группа должна была напасть на машину вождя, когда она будет двигаться в сторону Гагр на дачу возле Холодной речки.

Через два дня Олег Александрович уже был в Сухуми и сообщил о слышанном лично первому секретарю. Лаврентий Павлович дал чекистам задание проверить информацию. Она подтвердилась. Террористы были обезврежены, причем за десять минут до того, как сталинский эскорт подъехал к роковому месту. Вождь увидел только трупы боевиков и услышал доклад первого секретаря, лично руководившего операцией по уничтожению банды. Сталин не забыл про этот случай и спустя пять лет перевел Лаврентия Павловича в Москву, назначил главой НКВД, ввел в политбюро ЦК ВКП (б).

Берия в свою очередь тоже не забыл про юного лингвиста, хотя и уговорил его молчать. В тот год академик Марр скончался, а Олег следующим летом был принят в Грузии с таким же почетом, как и его учитель. Ему предложили перевестись на филологический факультет Тбилисского университета, но он отказался. Больше Олег в Грузию не приезжал, Лаврентию Павловичу прислал теплое письмо, благодарил за гостеприимство и сообщал, что увлекся сравнительной морфологией более близких ему финно-угорских языков.

Перебравшись в Москву, Берия, помня о долге перед ученым, решил помочь ему, но оказалось, что Олег Александрович в столице уже не живет, уехал по распределению в Сыктывкар, преподает в местном пединституте. Новому главе НКВД объяснили, что там имеется хорошая база по изучению финно-угорских языков. Лаврентию Павловичу постеснялись доложить, что в Сыктывкар Лукина фактически сослали за то, что он выступил с критикой своего учителя Марра и его «нового учения о языке», смысл которого сводился к тому, что язык имеет классовую природу, а это целиком соответствует прогрессивному марксистко-ленинскому мировоззрению.

Кавказские языки Лукину приказали забыть и переключиться на финно-угорскую группу. Но этого показалось мало. В годы ежовщины будущие подчиненные Берии арестовали Олега Лукина, обвинив его в том, что он – немецкий шпион и, еще, будучи в Москве, участвовал в подготовке покушения на Сталина. Обо всем этом нарком узнал лишь недавно и совершенно случайно. Оказывается, с Зиедонисом они проходили по одному делу. Теперь их следовало во что бы то ни стало найти – хоть из-под земли достать. Если они погибли, то виновных в их гибели выявить и наказать.

Размышления Берии прервал его сын Серго, который, как всегда, вошел в кабинет отца без доклада, да еще демонстративно стуча сапогами по полу. На этот раз Лаврентий Павлович не стал по этому поводу злиться – Серго был вызван по важному делу.

– Здравствуй, сынок! Садись, – сказал нарком по-грузински и так, будто Серго вернулся из пионерского лагеря, и тут же обратил внимание на его недовольное выражение лица. – Тебе не понравилось, что я приказал вернуть ваш самолет? Сочувствую, не увидел красот северной Германии.

– Отец, мы не на экскурсию летели, – твердо ответствовал Серго и вздохнул. – Я столько мог бы сделать для Победы…

– Еще успеешь.

Серго Берия

Серго другого услышать и не ожидал. В Школе особого назначения, именуемую для краткости ШОНом, ему обещали самые ответственные и серьезные задания. И, действительно, после ее окончания сына наркома зачислили радистом в группу, которая должна была десантироваться в районе полигона Пенемюнде, где находится, по данным советской разведки, ракетный центр Вернера фон Брауна. Самолет с группой уже на бреющем полете шел над Балтикой, когда поступил приказ вернуться. После приземления в подмосковном аэродроме Серго Берии передали, что он должен немедленно прибыть к наркому НКВД. И тут юный разведчик все понял. Отец не даст ему воевать с фашистами. Вся эта комедия с разведшколой, зачисление в группу для выполнения особо опасного задания разыграна лишь для того, чтобы показать вождю и учителю, что человек, которого называют его «недремлющим оком», готов пожертвовать единственным сыном для спасения Родины. А потом окажется, что сын нужен для работы в Москве для выполнения «более ответственных поручений». И более безопасных, разумеется.

– Ты мне нужен в Москве, – в подтверждение догадок юноши сказал Берия-старший. – Для тебя будут более ответственные поручения.

А может быть мама, Нина Теймуразовна, в последний момент сказала отцу: «Что ты делаешь? Наш сын погибнет в Германии. Верни его немедленно», подумал Серго.

– Только имей в виду, сын, мама ни о чем не знает, и знать не должна. Для нее ты сейчас в Германии, – тут же опроверг догадки отец. – Поэтому я запрещаю тебе видеться с ней.

– Ну, и какие же это буду «более ответственные поручения»? – с ухмылкой поинтересовался юноша.

– А вот ирония тут неуместна! – неожиданно вскипел Берия, вскочив из-за стола. – В Москве действует враги, причем не только фашисты.

– Понимаю, троцкисты, вредители…

– Нет никаких троцкистов, – резким окриком прервал нарком. – Они кончились вместе с Троцким. Речь не о них.

Берия сел на место, поправил пенсне, наклонился к сыну и тихо сказал:

– Это дело я могу доверить только тебе. Больше никому. Тебе, понял?

Сын кивнул, хотя ничего не понял.

– Ты знаешь артиста Воропаева?

Серго снова кивнул, а про себя подумал, неужели и он враг народа? Ему не хотелось верить, что Михаил Воропаев, красавец-мужчина, блестяще сыгравший роль бравого танкиста в популярном фильме «Тучи над границей», может оказаться вражеским шпионом или еще каким-нибудь подлецом.

– Он наш секретный сотрудник, – спокойно сообщил Лаврентий Павлович, и у Серго отлегло от сердца. – Недавно доложил о существовании тайной организации. Ею якобы из глубокого подземелья руководит некий Кор. Тебе это не кажется странным? Говорит, что они нам якобы не враги, а какие-то тайные друзья. Знаю я таких «друзей»… В общем, надо встретиться с Воропаевым на конспиративной квартире по улице Чкалова, 22. Сегодня вечером, в 22.00. Все сам разузнаешь, и мы решим, что делать дальше. Как зовут их вожака запомнил?

Вопрос был излишним. Сына не зря три месяца обучали в разведшколе. Теперь он, и проснувшись среди ночи, мог сказать, что ему дано задание выяснить, что это за тайная организация, которой руководит какой-то Кор.

 Кор принимает решение

 Божественный Кор, как и сам себя заранее настроил, проснулся среди ночи. Ночь, конечно, понятие условное. Вичкор и его соправители сами определяют, когда благодарным поданным полагается спать, а когда бодрствовать. Но в последнее время правитель взял за правило собирать нужных ему уламов именно в те часы, которые сам назвал ночными. Время нынче тревожное, нужна бдительность, необходимо, чтобы ответственные лица приучились к готовности в любой момент. А то расслабились донельзя!

Кор поднялся с ложа – небольшого в полу углубления, целиком повторяющем изгибы его маленького приземистого тела, вскинул руки вверх, и тут же на него с шумом обрушился ушат холодной воды. Это взбодрило и заставило на время забыть о подступающей старости. Затем правитель раскинул руки в стороны, и с боков задул теплый воздух, вода с дряхлеющей кожи мгновенно испарилась, а тело покрылось мягкой тканью. Кор оказался одетым в толстый халат с отворотами внизу, весь расписанный трех -, четырех-, пяти- и шестиугольными звездами, и легонько поправил седые волосы. Свою длинную рыжую бороду и патлы до самого низа он отрезал еще тридцать лет назад. Божественному правителю совсем не обязательно поддерживать связь богом Омолем посредством своего волосяного покрытия.

Теперь можно приступать к работе.

Кор вошел в соседнее очень темное помещение, белесыми глазами разглядел углубление в полу и сел в наполовину опрокинутое кресло. Тут же зал заблестел тусклым матовым светом.

Это был ыджик – древний зал, предназначенный для совместной беседы правителя (юрлы), соправителей (юрасей), других членов Большого совета (юрадысей), который по имени этого зала называли Ыджиком. Зал в виде цилиндра со скошенной боковой поверхностью обладал исключительной акустикой, так что не требовалось никаких технических ухищрений, чтобы сидящему внизу правителю слышать все, что говорят присутствующие. Сзади стены были расписаны причудливыми узорами разнообразных животных – рыб, медведей. птиц.… Всего того, что здесь, под землей, никогда не встретишь.

Из своего запрокинутого кресла, не поднимая головы, Кор прекрасно видел, что и на первом и втором ярусах сидят в креслах, полу опрокинутых книзу, все те, кого он пригласил на ночной сбор. Весь второй ярус был заполнен носатыми карликами в одинаковых серо-голубых беретах и серо-голубых костюмах в виде бочек, обвивающих их тела. Второй ярус представлял полное многообразие всевозможных одежд. Внизу напротив – на небольшом возвышении – сидели в креслах, поставленных ровно, два соправителя – оба в халатах (синем и красном) с отворотами внизу только без росписей.

После небольшого ритуала полагающихся в таких случаях приветствий Кор негромко приказал доложить ему, как продвигается дело по «Божьей искре». Первым заговорил соратник в синем халате:

– Божественный! Спешу порадовать. Наши доблестные наблюдатели, защищающие нас от верхней угрозы, – последовал жест правой рукой в сторону третьего яруса и несколько карликов в серо-голубых «бочках» дружно приподнялись, – проявили чудеса мудрости, мужества, храбрости, хитроумия, героизма…

– Довольно, – прервал Кор, зная, что красноречивый соправитель способен до бесконечности расхваливать деятельность своих подопечных. –  Сколько раз, Гулень, я тебе говорил, чтобы ты докладывал покороче.

– Могу, конечно, и покороче, – ничуть не смутившись, продолжил Гулень. – Уловка с лейтенантом Флеровым[i] полностью удалась. Молодой ученый в городе советских оламов Воронеже имел беседу с Савусом и Мишусом, представившимися сотрудниками научного отдела местной библиотеки. Они продемонстрировали ему стопку журналов по физике, из которых явствует, что в Германской империи и Американской уже почти готовы создать «Божью искру». Журналы, разумеется, изготовлены у нас, группой «Гиперион», и там ни слова не было сказано по поводу ядерных исследований. От чего Флеров сделал правильный вывод, что эти работы засекречены. В тот же день он написал письмо советскому правителю Сталину, где предложил немедленно начать работы по созданию в СССР нового оружия. В городе Таганроге в тело убитого германского олама мы положили записную книжку с формулами и расчетами Божьей искры. Наблюдатель Никодимус сообщил, что записная книжка уже попала в так называемый Государственный комитет обороны…

– Я бы не стал так радоваться, – вмешался второй соратник в зеленом халате. – Пока они проверят сведения, пока начнут приготовления, немцы получат «Божью искру» и первыми нанесут удар. Советская империя рухнет. 

– Подождите, я не все сказал… – заговорил Гулень. Но Кор оборвал его:

– Продолжай, Спиру.

– Да, Божественный, – Спиру заговорил громко, так, чтобы весь второй и третий ярус услышали все четко и ясно. – Есть еще донесение, о которых Гулень не знает. Хорошо нам знакомый американский олам Роберт Оппенгеймер возможно уже начал работы по «Божьей искре»!

После этих слов по всему залу прошел гул. Особенно бурно принялись обсуждать эту информацию именно на втором ярусе.

– Упустили, упустили, упустили, – занервничал Кор, и, прежде чем призвать к тишине, спросил: –Как это случилось?

– Смотри, Божественный, это мне лично прислал Никодимус, – с этими словами Спиру повернулся вместе с креслом на 180 градусов и сделал знак рукой в сторону стены под вторым ярусом. – Он это раздобыл…

Договорить Спиру не успел, в тот же миг там сам собой возник сайод – призрачный экран. Видеть его могли Кор, Гулень и Спиру. Все другие участники совещания только гадали, что же лицезрят правитель и его соратники.

А увиденное не могло доставить им никакой радости. Экран показывал хорошо известных ученым мужам, а значит и трем соправителям, физиков Роберта Оппенгеймера, Нильса Бора, Энрико Ферми в далекой заокеанской стране. Сомнений, для чего они собрались вместе, не оставалось. Дело обстоит так, что хуже некуда. Повисла пауза.

– Нужно немедленно определиться с человеком, который мог бы возглавить работы по «Божьей искре» в советской империи, связаться с ним и убедить его взяться за это дело, – произнес Кор, взяв в себя в руки.

– Такая работа проводится, – встрял Гулень, – мы стараемся работать с разными оламами…

– А нужен один, – твердо заявил Кор. – Кто?

По залу опять прошел шум. И тут же со второго яруса послышался голос:

– Позволь сказать, Вичкор! Мы тут уже рассудили. Нужен человек военный и жесткий. Предлагаю Жукова.

– Жуков – тупой солдафон. Лучше Рокоссовского или Василевского, – возразил кто-то другой из второго яруса.

– А что скажут тэдыши? – поинтересовался Юрла.

На втором ярусе гул тут же затих.

– О, Божественный! – обратился один из карликов с этого яруса. – Тэдыши посоветовались и, как всегда, к единому мнению не пришли.

– А что еще от вас ждать! – выкрикнул кто-то с первого яруса.

– Но в одном мы, несомненно, едины, – невозмутимо продолжил ученый муж. – С военными такое серьезное дело ни в коем случае связывать не надо.

Первый ярус загудел сильнее прежнего, но ученый муж продолжал:

– Военные ненадежны. А надо, чтобы никто из правителей не догадывался, что мы помогаем им в работе по «Божьей искре». На роль руководителя подходит советский соправитель Молотов. Достаточно самостоятелен, второй человек в советской империи.

– У вас устаревшие данные, коллега, – бесцеремонно вмешался другой ученый муж. – Влияние Молотова значительно ослабло в последнее время. Сейчас вес набирает Берия. На мой ученый взгляд – идеальная фигура. Вот кто одарен, как говорят оламы, божьей искрой! Не в том, конечно, смысле, как употребляем это словосочетание мы. Он умен, хитер, коварен. Советские чэрыдеи, разбросанные по всему миру, в его руках. И этот факт будет работать на нас и на них.

– Принимаю, – удовлетворенно заявил Кор, и все тут же встали, возвели руки к верху, затем правую приложили к груди, и дружно поклонились. Весь это сложный жест означал одобрение и полное повиновение. А Гулень немедленно оживился:

– Божественный, прости меня, но ты мне не дал договорить. Мы уже начали работу по Берии, а он, в свою очередь, приступил к работе над «Божьей искрой». Нужен только человек, который был бы с ним знаком, чтобы передать ему наработки наших тэдышей. Но и по этой линии мы тоже работаем. Прямо над нами в Воркутлаге отбывает наказание его давний знакомый Олег Александрович Лукин.

Фамилия этого олама показалось Кору знакомым, и поинтересовался:

– За что наказан?

– Посмел выступить против своего учителя.

– Совершенно справедливо наказан, – рассудил Кор, – продолжай.

– Операция поручена Ульвану. Ульван, доложи о результатах.

Карлик с первого яруса нехотя привстал и поднял глаза кверху. Это означало, что он провинился.

– О, Божественный! Мне чэрыдей Юлиус сегодня сообщил, что заключенный Лукин пропал. Даже лагерное начальство не знает, куда он делся. Говорят, как сквозь землю провалился.

– Как, как говорят? Как сквозь землю провалился?! – почему-то улыбнулся Кор. – Так, стало быть, провалился от них к нам.

И тут правитель бешено захохотал, держась за живот и дергая в воздухе своими кривенькими ножками. Смех подхватили Гулень и Спиру, а затем заржали первый, второй и третий ярусы. Карлики хохотали от души, повторяя друг другу: «Как сквозь землю провалился! К нам провалился». И хохотали они так до тех пор, пока юрла не оборвал смех коротким приказом:

– Найти немедленно, хоть вверху, хоть внизу!

Полет сквозь землю

Олег и Алексей, даже находясь под землей, умудрились провалиться.

Они вместе с Николаем шли по тусклому коридору, не слыша собственных шагов и гадая про себя, какие работы им предстоит выполнять в его бригаде, как подошли две карлицы – те самые, что нагло ощупывали их каких-то двадцать минут назад. Они взяли новоявленных рабов за руки, быстро завели внутрь стены и полетели вместе с ними вниз. Николай, увидев их внезапное исчезновение, ничему не удивился, а только выругался: «Етить-молотить! Таких ребят понизили, сволочи. С кем я работать-то буду?..»

А ребята, пролетев несколько секунд в сопровождении не слишком прекрасных дам, мягко приземлились куда-то в темноту. Видны были только белесые глаза карлиц. Впрочем, испугаться они не успели. Одна из дамочек с силой толкнула Алексея вперед, и он очутился в маленькой камере в полном одиночестве. Задул теплый ветер, и Алексей почувствовал, что его серебристый комбинезон в буквальном смысле слова испаряется. Еще через пару секунд пол наклонился, Алексей упал и зажмурил глаза от внезапного яркого света, а себя ощутил летящим опять вниз, только на этот раз по гладкой водянистой горке. Он хотел было закричать, но в рот хлынула вода. Ноги ощутили дно. Алексей приподнялся, откашлялся и увидел, что стоит в небольшом бассейне по грудь в теплой воде.  Тут же он услышал крик. Сверху по горке, разбрасывая брызги, летело полноватое голое тело Олега. Расплескав воду, приятель приводнился рядом.

– С нами обращаются как со скотом, – недовольно пробурчал Олег, встав ногами на дно и стряхнув многочисленные капли с лица.

– А ты ждал другого? Мы же не люди, а рабы, – уныло произнес Алексей. – А, может, нас хотят здесь сварить и съесть?

– Черт побери, я жить хочу!

– А зачем?

 ххх

 Спор о смысле жизни завершиться не успел. Откуда-то сверху послышался крик: «Ой, мамочки! Ребятки, ловите меня!» С горки, по которой только что свалились приятели, летела обнаженная девушка с развевающимися золотистыми волосами. Реакция Алексея оказалась более быстрой, чем у Олега, и девушка попала прямо в руки физику.

Удовлетворенно осмотрев держащего ее худющего мужчину, она обняла его шею правой рукой и, посмотрев на Олега, заметила в его глазах искорку зависти. Тогда левой рукой она подозвала его к себе и обвила также и его шею. Окинув взглядом полноватого филолога, она радостно сообщила:

– Ребятки, вы мне нравитесь!

Ребятки, конечно, не поверили, но им было приятно. Они давно не видели обнаженного женского тела.

– Мы с вами уживемся, мне с вами хорошо, – прощебетала девушка и, освободив свои руки, стала на дно. Ростом она оказалась чуть пониже Алексея и чуть повыше Олега. Золотистые волосы успели намокнуть и прилипли к ее плечу. Сквозь воду было видно, что у девушки очень стройная фигура. – А сейчас будьте серьезнее.

Что означало «будьте серьезнее» приятели поняли не сразу, но заметили, что в помещении, где находился бассейн, вошел карлик в черном халате с маленьким воротом и огромным отворотом внизу. В руках он держал нечто вроде продолговатого жезла. Низким гортанным голосом он о чем-то спросил девушку, и она ему серьезно и даже немножечко торжественно на этом же языке ответила. Затем карлик направил жезл в сторону всей троицы, и вода в бассейне загорелась. Олег дернулся было бежать, чтобы выскочить из горящей воды, но девушка схватила его за руку. Оказалось, что бежать незачем – синеватое пламя не обжигало кожу. А после того, как карлик сделал жезлом в воздухе невидимый круг, огонь и вовсе потух. После этого карлик сказал еще несколько слов и удалился.

– Ну, теперь вы мои, – сияя от счастья, девушка обняла друзей.

– Твои рабы? – мрачно поинтересовался Олег.

– Ну почему сразу – рабы? – возразила девушка.

– Тогда, мужья, что ли?

– Ну не мужья, конечно.

– Ну, так кто же? – не унимался Олег.

– Считайте, что мы друзья, – примирительно предложила девушка, и, взяв обоих мужчин за руки, решительно повела их за собой в правую сторону бассейна, где дно было несколько наклонным, что позволяло без особых проблем выйти из воды.

Когда вся троица вылезла из бассейна, девушка задержала всех на пару секунд на одном месте. Задул теплый воздух, мгновенно испаривший с их тел остатки жидкости.

– Пошли, – коротко приказала повелительница и повела всех прямо в шероховатую как обычно стену. Та мигом распахнулась, и голая компания оказалась в овальной кабине лифта, стенки которого были покрыты бугорками. Лифт с легким шуршанием немедленно поплыл, только не вверх и не вниз, а в правую сторону. Девушка отпустила руки мужчин и потрогала один из бугорков. Лифт остановился, одна из его стенок уехала вниз, и вся троица оказалась в шикарной сиреневой комнате, не имеющей углов, с бархатными стенами и со странным ложем посредине.

Ложе состояло из трех частей. Центральная часть находилась пониже двух других. Никаких одеял и подушек ложе не содержало, зато вся территория вокруг была обставлено всевозможными цветами – розами, гладиолусами, гвоздиками… Цветы источали изумительный аромат, круживший голову.

– Хоть вы вроде как не совсем мужья – то есть, не как там, наверху, но я вас приглашаю на брачную ночь! – торжественно заявила девушка и, обняв мужчин, повела их к ложу.

– Извините, мадам, но мы даже незнакомы, – Алексей вырвался из объятий и отошел немного в сторону. – Давайте все-таки выясним, кто вы. А вы, в свою очередь, даже не знаете, кто мы. Как все это понимать?

– А зачем понимать? – ответила вопросом на вопрос незнакомка, еще теснее прижимаясь к Олегу.

– Не беспокойся, Алеша, нас уже повенчали, – как можно спокойнее сказал Олег, чувствуя, как вожделение берет верх над его рассудком. – Этот мужичок в бассейне спросил ее: согласна ли она взять нас то ли в рабы, то ли в мужья. Тут я не разобрал.

– Нас без нас женили! У вас что – женская полигамия?

– Ребятки, вы все скоро поймете. Вам еще надо пройти обряд омоления, но за этим делом не станет, я похлопочу. Тогда я от каждого из вас рожу по три ребенка. Я так хочу: иметь шестерых детей от двух мужчин! А меня, если хотите знать, зовут Мина. Наверху я была Марфой, – с этими словами девушка, не отпуская Олега, подошла к Алексею и потрогала его мужское достоинство, а затем, обхватив мужчин за талию, скомандовала: «Ложись!» и повалила всю компанию на трехместное ложе. В результате она сама оказалась на центральной нижней части, а Олег и Алексей лежали слева и справа от нее.

– Видите, как все здесь удобно! – с нескрываемой радостью щебетала Мина. – Как только я кого-нибудь из вас захочу, то дерну за руку, и он у меня. А первым я хочу… Как тебя, говоришь звать? Алеша? Иди ко мне, Алеша.

Мина-Марфа потащила Алексея, лежащего справа, за левую руку, и он, словно створка закрывающегося люка, опрокинулся на девушку. Олег вынужден был подождать. К счастью, Алексей занимался любовью недолго, и Олег вслед за товарищем очутился на горячем теле Мины. Затем удовлетворенная девица встала, подошла к бархатной стене, засунула руки куда-то во внутрь, вытащила оттуда два сосуда, похожих на пиалы с закругленным дном и, произнеся: «Ребятки, вам надо подкрепиться», подала их слегка изнеможденным мужчинам.

В пиалах оказалась холодная жидкость, похожая на пиво, но имеющая привкус то ли персика, то ли апельсина. Алексей недоверчиво посмотрел на пиалу, а затем выдул ее содержимое залпом. Олег выпил напиток небольшими глотками. Оба взбодрились, но почувствовали неимоверный голод.

– Надо бы поесть, – пробурчал Олег.

– Я вас замечательно накормлю, но сначала приодену, – Мина забрала у них пиалы, поставив на край ложи, подвела к стене, противоположной той, откуда взяла напитки, и нежно втолкнула их вовнутрь. Опять они оказались в одиночных кабинках, опять их обдул теплый воздух, и вскоре оба вышли одетыми с ног до головы.

Мины в комнате не было. Но Олег, увидев Алексея, не знал, смеяться ему или плакать. Его друг был одет в полосатую рубаху, похожую на матросскую тельняшку, но с отворотами внизу, такие же полосатые обтягивающие штаны, напоминающие кальсоны. На голове у него красовался полосатый берет с пампушкой.

– Черт, на кого ты похож? – вырвалось у Олега.

– А ты на себя посмотри.

На себя Олег посмотреть не мог – в комнате не было ни одного зеркала. Но если бы он себя увидел, то ужаснулся бы еще более. Несчастный филолог оказался одет в коротенькие шортики, ноги обтянуты в фиолетовые чулочки, на ногах туфли с пампушками, раздувшаяся рубаха немного скрывала полноту, но яркий малиновый цвет полностью дисгармонировал со всей остальной одеждой. Да еще сизая кепка с козырьком направо делала Олега самым безвкусно одетым клоуном.

ххх

Через полминуты появилась Мина. Она оказалась в костюме наездницы, в коричневых кожаных штанах, легких белых сапогах, легкой куртке и широкополой золотистой шляпе под цвет ее распущенных волос, то есть выглядела весьма эффектно. Оглядев нелепо наряженных мужчин, она даже не улыбнулась, а коротко бросила: «Вы мне нравитесь» и приказала:

– А теперь к гостям – отпразднуем то, что у вас называется «помолвкой».

Взяв своих «клоунов» за руки, она повела их к еще одной овальной стене. Та сама собой распахнулась, и все трое попали в ярко освещенную гостиную, заполненную карликами.

Комната, как обычно, не имела углов, зато блистала самыми разнообразными красками и оттенками. Карлики восседали в слегка опрокинутых сиденьях и ели нечто похожее на пирожные. При виде троицы они не встали, а просто положили еду на миниатюрные выступы в стене, дружно захлопали по груди и закричали: «Медолас! Медолас!»

Появись Олег и Алексей в таких нарядах перед обычными людьми, то сгорели бы со стыда. Но за последние часы они привыкли уже ко всему.

Мина отделилась от мужчин и, поочередно подходя к каждому карлику, целовала того в лоб. А ее мужья-рабы стояли на месте как истуканы, не зная, что нужно делать в таких случаях.

– Вообще-то они нас приветствуют, – перевел Олег возгласы карликов. – Может быть, нам тоже надо как-то их как-то поприветствовать?

– Ты бы нас представила гостям, – с упреком предложил Алексей, когда Мина вернулась к мужчинам, обцеловав всех карликов. – Неудобно как-то.

– Ничего неудобного, – сияла от счастья девушка. – Здесь не принято представляться, все знакомятся запросто, без церемоний. Кстати, они все говорят по-русски. Так что общайтесь свободно.

В том, что здесь можно свободно общаться по-русски, друзья убедились очень быстро. Олег, оглядывая гостиную, заметил, что его подзывает к себе полноватая расфуфыренная карлица, указывая жестом на местечко рядом с ней. Олег подошел и с сомнением посмотрел на маленький стульчик, на который ему предстояло сесть. Однако, опустившись в крохотное креслице, почувствовал себя вполне комфортно. Его сиденье каким-то образом приняло форму его собственного зада.

– Как вам у нас понравилось? – гортанным контральто на чисто русском языке заговорила карлица, назвавшая себя Аэлитой.

– Я еще не понял, где нахожусь.

– Придет время – поймете.

Их только начавшуюся светскую беседу прервала подошедшая Мина. Напомнив Олегу как маленькому ребенку, что он голоден, она поставила на выступ несколько пирожных, любовно погладила его по голове и тут же удалилась.

– Ваша дама просто прелесть, – сделала комплимент карлица, как будто Олег сам завоевал сердце своей дамы. – А вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Вы, оламы, вечно чего-то стесняетесь. А этого не надо. Хочется кушать – кушайте.

– Как вы сказали: оламы?

– Да. Оламы, по-нашему, это верхние люди, то есть ваши бывшие собратья, ну, те, что живут наверху, на самом верху. Да ешьте же вы, наконец! Эти штучки мы называем шанями, а напитки суром.

– Сур – это пиво у зырян, пермяков и удмуртов.

– У нас так называется любой напиток.

Олег осторожно взял одну из шаней в виде речной рыбы и надкусил. По вкусу оно напоминало яичницу. Другое пирожное, похожее на елочку, имело вкус свеклы.

– А вы попробуйте еще вот это, – Аэлита положила перед Олегом фигуру карлика в толстом халате со звездами. – Так выглядит наш правитель. Мы его называем Вичкор, то есть Божественный, по-вашему. Он юрла, правитель. А зовут его Кор.

– И вы не стесняетесь питаться «правителями»? – поинтересовался Олег, рассматривая фигурку.

– Конечно, нет. «Пожирать» правителей – любимое занятие уламов, то есть нижних людей, то есть нас. Так мы получаем от них силу нашего бога Омоля. А в остальном мы все равны. В вашем верхнем мире это называется, если я не ошибаюсь, коммунизмом, где от каждого по способностям, каждому по потребностям…

– Как же все равны, если мы – рабы.

– Ну, это временно. Пройдете обряд омоления и станете свободным гражданином нижнего мира. Но я неточно выразилась. Мы все равны в пределах одного яруса. На самых верхних ярусах действительно трудятся рабы. Но ведь и они равны между собой. И они не знают, как живут нижние ярусы. А, значит, не ведают того, что у вас называется завистью. Жителям верхних ярусов категорически запрещено спускаться вниз, а нижние могут подниматься, но не рассказывать о том, что делается внизу, как там живут. Поэтому у нас все счастливы.

– Ничего себе коммунизм! А мы сейчас на самом низу?

– Хо-хо-хо-хо, – чуть ли не басом засмеялась карлица и, указав пальцем в пол, ответила. – Там еще парочка ярусов. Мы, пожалуй, где-то ниже середины. Это ученый ярус, наша группа «Гиперион» занимается изучением верхнего мира. Все здесь присутствующие – большие специалисты по этой тематике.

В это время Алексей вел дискуссию с одним очень темпераментным карликом.

– Знаете, в чем наше преимущество? У нас, нижних, много богов, а главных – два! – с жаром говорил карлик, назвавшийся Рафаэлем. – Вы, верхние, предпочитаете одного бога. И он у вас – само совершенство. Например, Христос… Вы считаете человека несовершенным, а мессию – идеалом. И призываете людей стремиться к этому идеалу. А мы признаем верхом совершенства мир таким, какой он есть. И не надо его улучшать!

– Я не верю в Христа. Вера в Бога противоречит научному мировоззрению.

– Браво!

– Мы – марксисты. Для нас нет ни единого Бога, ни множества богов.

– Я вмешаюсь, – подошел еще один карлик, назвавшийся Константом, и нагло устроился между собеседниками. – Ваш марксизм – тоже религия. Вы в Маркса и Ленина верите также свято, как другие оламы в Христа. И тоже хотите улучшить мир, создать нового человека. Самого совершенного.

– А мы признаем людей такими, какими они есть, – поддержал товарища первый карлик. – Со всеми, как вы это называете, пороками. Кстати, в нашем языке таких понятий как «порок», «преступление» просто не существует.

В это время разомлевший Олег со своей собеседницей ни о чем не спорил. Фигурка Корта оказалась изумительно вкусной и, вероятно, содержала в себе алкоголь. Во всяком случае, Олег почувствовал в голове легкий туман.

– И у вас не воруют, не убивают? – сквозь туман к него пробивалось свойственное любому ученому любопытство.

–  У нас нечего воровать и не за что убивать, – развела руками интеллигентная карлица. И тут же перевела разговор на другую тему. –  Скажите, а вы были женаты? Я работаю по теме: семейно-брачные отношения у оламов.

– Да, был женат. Но мы развелись. Она живет в Москве на Ордынке, сейчас там зима и, наверное, идет снег. – Олег закрыл глаза и представил себе зимнюю Москву. – Вы знаете, что такое снег?

– Да, мне рассказывали…

– Но на Ордынке снег особый. О нем нельзя рассказать, это надо чувствовать.

Олег вновь закрыл глаза, и в затуманенном мозгу всплыли картины зимней Ордынки, и он даже почти почувствовал, как мягкий снег ложится на его ладони.

Особый снег Ордынки

Серго Берия вышел на улицу Большая Ордынка, огляделся, заметив, что за ним никто не наблюдает, облегченно вздохнул. Настроение улучшилось, и он даже обратил внимание, что снег на Ордынке не такой как во всей Москве. Правда, объяснить, чем снег Ордынки отличается от снега, например, Воздвиженки или Пресни, не мог. Может быть, все дело в том, что здесь он всегда чувствовал себя иначе, а сегодня накатили воспоминания о довоенной юности. Он, как и все его сверстники, повзрослел за один день 22 июня 1941 года. А теперь, когда после трехмесячного перерыва он вновь очутился в Москве, ему захотелось вернуться в ту пору – до роковой даты.

Правда, на этот раз попал он сюда вынужденно. Выйдя из здания НКВД, Серго заметил хвост. Видимо, отец подстраховывает, решил про себя сын наркома и счел подобную подстраховку оскорбительной. Черт побери, мне уже 18 лет, ругался про себя Серго. Когда же отец поймет, что я мужчина и сам отвечаю за себя. И тогда выпускник ШОНа решил во что бы то ни стало уйти от отцовских соглядатаев.

Первым делом, необходимо было проверить, действительно ли за ним следят или показалось. Для этого он зашел в магазин, обратив внимание, что три человека, следовавшие до сих пор за ним, зашли туда же. Серго подошел к краю прилавка, и заметил, что кто-то из этих трех появился на другом конце.

Не показывая виду, Серго вышел из магазина и нырнул в метро. Через огромное зеркало на платформе он разглядел тех, кто следил за ним. Прогрохотал подъехавший поезд. Серго пристроился в самый конец очереди, зашел последним и выскочил за секунду до того, как двери захлопнулись, а затем перебежал на другую платформу и влетел в поезд, идущий в противоположную сторону. На всякий случай он еще многократно переходил со станции на станцию. В конце всех плутаний очутился на Ордынке – возле цилиндрического Храма Спаса Преображения.

А, может, и не случайно он здесь оказался? В этом районе жила Любаша Вольпина, его школьная любовь. Не совсем, конечно, школьная и даже, пожалуй, не совсем любовь. Они вместе учились только один год – в восьмом классе «А» средней школы № 172, куда он поступил после переезда из Тбилиси.

У одноклассниц – зачем скромничать – Серго имел небывалый успех, хотя и класс, да и вся школа была не хилой.  Одна Светланка, дочь самого Сталина, чего стоила! Только со Светланкой отношения не сложились – высокомерна, да и, в общем, некрасива. А вот скромница Любаша eму сразу понравилась – красавица, умница, отличница. Но, если честно, привлекали парня некоторые особенности ее фигуры. Она была маленького роста, изящного телосложения, но зад ее излишне выпирал из-под школьного платья. И вот именно от этой части ее небольшой фигурки горячий Серго не мог отвести глаз. Когда на уроке она писала что-то на доске, повернувшись спиной к классу, у сына наркома кружилась голова. Если бы кто-то из учителей в этот момент вздумал его о чем-то спросить, позор был бы страшный, ничего бы он не ответил.

На школьном вечере по случаю окончания восьмого класса Серго решил действовать. Пригласил Любашу на вальс, и пока они кружились в танце, рука юного Берии, обхватившая девушку за талию, опускалась все ниже и ниже, и, наконец, достигла заветного места. А, достигнув, не удержалась и сжала любимую часть изумительной любашиной фигуры. Девушка остановилась и очень серьезно посмотрела на Серго. С укоризной или без – он так и не понял, потому что испытал жгучий стыд и выскочил из школьного актового зала. Затем, конечно, вернулся, но всю оставшуюся часть вечера боялся к ней подойти. А после каникул узнал, что ее родители получили новую квартиру на Ордынке, и она перевелась в другую школу.

Узнать ее новый адрес не составило труда, и Серго несколько раз приезжал на Ордынку, часто ходил вокруг ее дома, но не решился зайти. Все казалось, что она, увидев Серго, влепит пощечину за бестактный поступок на том школьном вечере. Но сегодня технику-лейтенанту, выпускнику разведшколы было уже ничего не страшно. Рано или поздно он попадет на фронт и, скорее всего, погибнет. Другого случая извиниться и объяснить ей свои чувства уже не представиться

Серго быстро дошагал до ее дома и остановился. Наполовину разрушенный после бомбежки он был похож на переломанную букву «Л». Кирпичи и прочий мусор уже давно убрали, только восстановить здание не успели. К счастью, родители Любаши жили в непрестижном цокольном этаже – полностью уцелевшем после налета вражеской авиации.

На площадке цокольного этажа царила тишина. Звонок в квартире Любаши бездействовал. Серго робко постучал, но ответа не последовало. Он стучал все громче и громче, но эффект оставался нулевым. Возможно, семья Любаши находилась в эвакуации. Серго решил разузнать об этом у соседей и ткнулся в дверь напротив. Звонок там вообще кто-то выдрал с мясом, но дверь открылась сама собой от первого же стука.

Серго перешагнул порог и очутился, скорее не в квартире, а в небольшой комнате, соединенной с кухней. Видно было, что здесь славно поработали мародеры. Вещи были разбросаны, ценностей среди них не просматривалось. Серго подобрал с пола фотографию, втайне надеясь, что там изображена Любаша, но рассмотреть не успел.

– Попался бериевский сучонок, – услышал сзади себя Серго и тут же почувствовал, как кто-то заламывает ему руки.

Дальше Серго действовал так, как его хоть и не учили в ШОНе, но он освоил самостоятельно, благодаря урокам, данным факультативно Григорием Петровым – большим специалистом по рукопашному бою. Незнакомцу он ничего не ответил, сделав вид, что смирился с незавидной участью, а когда тот повел его к стене, незаметно пригнулся в коленях, оказавшись на голову ниже захватчика, и резко ударил ему макушкой в челюсть. Бандит с воем отлетел в сторону. Серго оглянулся, чтобы посмотреть на нападавшего, но увидел, что в дверях стоят еще двое неприятных небритых мужчин в фуфайках и с пистолетами в руках. Один из них, не выпуская оружие, закрыл ключом дверь.

Серго кинулся к окну, рассчитывая, что, стреляя, они промахнутся, но наделают много шума. Однако мужчины в фуфайках, положив в карманы пистолеты, рванулись к нему, схватили за руки и оттащили от заветного окна. Только и на этот раз Серго успел продемонстрировать кое-что из того, чему научился у Петрова. Правой ногой он ударил одного мужчину в пах, тот отпустил его левую руку, которой он тут же съездил в челюсть другого захватчика. Освободившись, Серго снова бросился к окну, но его схватил за ноги первый нападавший. Юноша ударился об батарею и на время потерял сознание.

Этого времени хватило, чтобы посадить парня на стул и крепко связать веревками. После чего в лицо ему плеснули холодной водой из кружки – чтобы очнулся.

–  Мы за тобой бегали по всей Москве, а ты сам, можно сказать, пришел к нам в гости, – спокойно и как бы без обид за поврежденную челюсть заговорил один из мужчин в фуфайке. – Но если ты скажешь нам, с каким заданием вы летели в Германию, то мы тебя отпустим, и ты еще увидишь и своего папочку, Лаврентия Павловича, и мамочку, Нину Теймуразовну.

Не увижу я уже никого, подумал Серго. Если они выдали мне свою конспиративную квартиру, то уж точно отсюда не выпустят. Сомнений не осталось, за ним следили не секретные сотрудники НКВД, а шпионы, завербованные Абвером. Ничего говорить предателям Родины Серго не собирался.

– Чего молчишь-то? – уже не так спокойно, а с ноткой угрозы настаивал шпион в фуфайке, схватив Серго за челюсть теперь уже с явным намерением ее вывернуть в отместку за свою.

– Оставь его, – приказал тот, что напал первым. – Дождемся Льюиса. Он сам с ним разберется.

– Э-э, нет, Льюис пусть с ним разбирается сам, а за мою челюсть он заплатит. Я ему…

Так и осталось тайной, как намеревался абверовский шпион отомстить за сломанную челюсть, потому что договорить он не успел, а только охнул и тут же свалился замертво. С двумя его товарищами произошла та же история.

Серго ничего понять не мог, а лишь услышал, как сзади подошел еще один человек, который уверенными движения развязал веревки и сообщил:

– Любезный Сергей Лаврентьевич, вы свободны.

Серго оглянулся и увидел весьма невысокого мужчину в щегольском полушубке и без головного убора.  Был он не слишком красив, нос излишне выделялся большой горбинкой, глаза сияли избыточной матовой белизной. На среднем пальце правой руки – перстень с зеленым изумрудом.

– Вы из НКВД? – с надеждой спросил Серго.

– Проще бы было сказать, что да, из НКВД, но не имею, к моему великому сожалению, привычки врать. Я из совсем другого ведомства. Однако я ваш друг, в этом не сомневайтесь.

– Скажите хотя бы, как вас зовут?

– Ах, проклятая привычка, забываю представляться. Календер Дмитрий Александрович, к вашим услугам.

А вдруг он тот самый Льюис, и весь этот спектакль разыгран только для того, чтобы заманить меня в ловушку, предположил осторожный Серго, и на всякий случай обошел безжизненные тела своих недавних мучителей и слегка поколотил их носками своих ботинок, убедившись, что они мертвы.

– Как это вы их?

– Ну, знаете ли, Сергей Лаврентьевич, чтобы убивать, большого ума не надо. А вы здесь долго не задерживайтесь, через сорок минут у вас встреча со знаменитым актером Воропаевым. Он вам поведает кое-что о таинственной организации, которой управляет из-под земли некий Кор. Хотя знает он о ней совсем немного.

Если это Льюис, то он-то как раз знает слишком много. Надо сегодня же доложить обо всем отцу, решил Серго, и хотел было выйти прочь из квартиры, только дверь оказалась запертой. Значит он все-таки в ловушке?

– Ключ в правом кармане у этого, – Календер указал на одного из лежащих мужчин, а сам в это время осматривал комнату.

Так оно и оказалось. Серго, с опаской глядя на своего нового знакомого, вытащил из фуфайки мертвеца ключ, подошел к двери и без труда отпер ее. Но ушел не сразу, поскольку заметил в руках Дмитрия Александровича ту самую фотографию, которую сам Серго уже поднимал с пола, но рассмотреть не успел. Любаши на фото не было. Со снимка смотрели какими-то грустными глазами два человека – круглолицый интеллигентного вида молодой человек и миловидная девушка. Календер перевернул фото и прочитал надпись на обратной стороне:

– «Анна и Олег Лукины, год 1936». Симпатичная пара. Олег, если его еще не убили, наверное, на фронте, сейчас спит себе где-нибудь в землянке и тоскует по своей Аннушке. - Вы еще здесь Сергей Лаврентьевич?

Последнего вопроса Серго так и не услышал. Закрыв дверь, он выскочил прочь на заснеженную Ордынку и помчался в сторону дребезжащего трамвая, боясь не успеть выполнить задание отца. В полупустом вагоне, анализируя происшедшее, он задался сразу несколькими вопросами: как товарищ Календер проник в комнату, если дверь была заперта? Как он узнал, в чьем кармане находится ключ?   Откуда ему известно об отцовском поручении? И какое ему, в конце концов, дело, где сейчас спит какой-то Олег Лукин?




Прерванный сон

Измученный сюрпризами минувшего дня, Олег Лукин храпел на левой части ложи, сложив руки вдоль туловища. В центре, чуть пониже от своих мужчин, раскинув руки и ноги, со сладкой улыбкой на лице посапывала Мина. Справа от нее, отвернувшись от всей компании, с серьезным видом спал Алексей Зиедонис. Все трое были обнажены, не прикрыты ни одеялом, ни даже худой простыней, а потому выглядели совершенно беззащитными.

 Усталости у всей троицы накопилось минимум на десять часов сна, но их идиллию нарушили в самой середине ночи. Раздалось тихое жужжание, и откуда-то из-за стены в комнате появились два карлика в синем и красном халатах – юраси Гулень и Спиру. Последний держал в руках небольшой темный шар. Оба быстрым шагом подошли к ложе, и Гулень что-то резко и громко заговорил на своем языке.

Вся троица тут же поднялась, а Мина, обняв и прижав мужчин к себе, так же резко и громко ответила им на языке карликов, а затем повторила эти же слова на русском: «Не отдам!». Гулень снова заговорил, на этот раз мягче, но дольше. Слушая его, Мина раскисла, отпустила мужиков и, упав на ложе, тихо заплакала. Олег, не разобравший со сна ни одного слова, склонился над ней и осторожно погладил.

– Он говорит, что вы должны послужить Родине, – всхлипывая, пересказала вкратце речь Гуленя Мина. – А мне ведь они обещали, что, раз я выполнила все их задания, то у меня будут двое мужчин по моему выбору. Зачем они вас у меня отнимают?

– Мина, обещание остается в силе, – неожиданно по-русски произнес Спиру. – Ты можешь выбрать двух других мужчин. А этим придется отправиться наверх.

– Я не хочу других! – закричала Мина.

– Простите, а какой Родине мы должны послужить? – вступил в разговор Алексей. – Этой? – и указал жестом на окружающее пространство. – Или той? – и показал наверх.

– Вы должны послужить Родине, которая называется СССР.  Вы еще не прошли обряд омоления и не можете считать нижний мир своей так называемой Родиной, – пояснил Спиру. – Вас, если мы не ошиблись, зовут Алексей Зиедонис?

Алексей обречено кивнул.

– Вы окончили физический факультет Московского университета, посещали семинары физика Петра Леонидовича Капицы, – продолжал карлик. – Это так, ошибок нет?

– Капичник, – уныло отозвался Зиедонис.

– Что-то? Я чего-то не понял, – переспросил Гулень.

– Капичником мы называли семинары у Капицы. А, вообще, откуда вам все это про меня известно?

– О-о! У нас длинные руки. Так, кажется, говорил кто-то из ваших, – похвастался Гулень.

– Не из наших, это говорил главный герой очень веселого романа «Двенадцать стульев», – невесело встрял в разговор Лукин.

– Я этот роман читал, смеялся и ничего не понял, – уныло произнес Гулень. – Какими чудесными свойствами обладают эти камешки в стуле, что их ищут три таких чудесных человека?

– Гулень, ты влез не вовремя, – сделал замечание коллеге Спиру и продолжил: – Вас арестовали вместе с отменным физиком Львом Давыдовичем Ландау и требовали, чтобы вы признали, будто он сочинил воззвание, в котором ваш правитель Сталин назван фашистом, и что Ландау подрывал основы советской науки.

– Он ее не подрывал, а, наоборот, создавал, – отозвался Зиедонис.

– Ваша так называемая Родина, увы, частенько ошибается, но, насколько опять же нам известно, никаких показаний против Ландау вы не дали. В конечном итоге, за него заступился Капица, его выпустили, а вас объявили немецким шпионом. Тем более, что и вашего отца Федора Зиедониса ранее арестовали и расстреляли вместе с его другом Караханом … Вроде как за то, что они Сталина хотели смести с престола. Так?

– Никого они сметать не собирались, это все сволочь Ежов подстроил.

– И все-таки теперь, когда ваша так называемая Родина в опасности, ваш долг помочь ей, несмотря на обиды. Вы знакомы с теорией радиоактивности? Знаете, что можно осуществить искусственную ядерную реакцию?

– Я студентом бывал на конференциях по ядерному ядру и читал статьи Резерфорда.

–  Этот Резерфорд ни черта бы не сделал, если бы от нас не утекла информация, – пробурчал карлик в синем халате.

– Гулень, ты чудесно ругаешься по-русски, – Спиру с улыбкой повернулся в сторону товарища, еще раз давая тому понять, чтобы он помолчал. – А сейчас я вам продемонстрирую, как с помощью искусственной ядерной реакции можно выделить небывалое количество энергии.

С этими словами Спиру принялся колдовать над шариком, и из небольшой дырочки в нем сами собой возникали и повисали в воздухе изображения формул и моделей атомов. Олег и Алексей изумленно уставились на шарик. Олег никак не мог понять, каким это образом оттуда вылетают буквы и цифры. А Алексей таким вещам уже не удивлялся. Его больше изумляло то, что делал карлик с этими формулами. А Спиру играл ими, перебирал, раскладывал, выстраивал сложные системы. Олег, который мог хоть как-то понять неведомый ему язык карликов, тут, хотя разговор шел на родном русском языке, смог разобрать только одну часто повторяемую карликом фразу: «Тут вам, надеюсь, все понятно». Минут через пятнадцать и Алексей стал терять нить беседы, но, боясь показаться дилетантом, оборвал лекцию невинным вопросом:

– Но ведь это все теория. Многое из того, что вы говорите надо подтвердить на практике.

– Именно этим сейчас и занимается в германских лабораториях некий Гейзенберг[ii] с другими учеными мужами, – Гулень все же влез в разговор. – В Германии есть философский камень, который вы называете уран, и какая-то тяжелая вода. Скоро, очень скоро они создадут небывалое по мощности оружие. И тогда вашей империи под названием СССР полный п...ец, – карлик еще раз показал сотоварищу, как он умеет ругаться по-русски.

– Если, конечно, такое же оружие не появится у вашего правителя Сталина, – на этот раз Спиру не обиделся на Гуленя, за то, что он его чуть не перебил. – Мы можем помочь, но при вашем посредничестве.

– Очень благородно с вашей стороны, – промолвил Олег.

– Никакого благородства – помочь советской империи и в наших интересах, – отрезал Спиру. – Вы, Олег Александрович, надеюсь, уже поняли, куда попали?

– Стыдно признаться, но не понял.

– Жаль, а я-то думал, что вы – специалист по финно-угроведению – знаете про народ с названием чудь…

– Тот, который живьем ушел под землю. Слышал про такие предания.

– Мы-то называем себя иначе – уламы, то есть нижние. Наших предков прозвали чудью за то, что они не желали принимать христианство, – начал вторую за эту ночь лекцию Спиру. – Эта религия чужда нам, она больше подходит для южных народов – итальянцев, греков, славян. Наши предки все дальше уходили от христиан на север.  Но христиане двигались за ними. И когда предки поняли, что дальше идти некуда – одна тундра и холодный океан – они решили жить под землей. Сначала в замаскированных землянках, затем их все больше углубляли их и расширяли. В конце концов, мы приспособились жить в земных глубинах. Научились здесь синтезировать пищу, а, главное, обнаружили богатейшие залежи философского камня, возможности которого воистину неисчерпаемы. С помощью него, например, можно получить то, что мы на своем языке называем «Ен бикинь».

– Божья искра, то есть искра бога Ена, – догадался Олег.

– Она самая. Только небольшое пояснение. Ен – это бог, но не наш. Он бог неба. После того, как мы ушли под землю, нам покровительствуют другие боги, главный из них – Омоль. Бог Земли и подземного мира.

Спиру еще полчаса рассказывал с небывалым увлечением историю своего народа, как тот боролся за выживание и под землей, и на земле. Как брали и берут в рабство тех, кто хоть что-то узнает про них. Рабы, по-уламски веры, в основном трудятся в верхних этажах на добыче и переработке ценного философского камня, а также производстве продуктов питания. Но за хороший труд или особые заслуги им позволяют пройти обряд омоления, то есть посвящения в их подземную религию и унижают. Это слово имеет противоположный смысл, чем в русском языке. Унизить или понизить – значит опустить на один или несколько ярусов вниз. И униженные, но не оскорбленные они становятся полноценными гражданами огромной подземной империи под названием Уламкола. Им отводится место на одном из ярусов в соответствии с их способностями.

– Но оламкола – верхний мир – не дает покоя, – с горечью и даже гневом говорил Спиру. – И уламы вынуждены применять ответные меры. Для этого приходиться держать сеть наблюдателей по всему миру, чтобы предупредить любую возможную опасность. Мы этих людей называем чэрыдеями. Например, в управлении Воркутлага трудятся несколько чэрыдеев. И только благодаря им шахты строятся так, чтобы ни в коем случае не пересечься с самыми верхними ярусами подземной империи.

К сожалению, как поведал далее юрась, среди чэрыдеев иногда попадаются предатели. Их рассказам о нижнем мире никто, к счастью, не верит. Но о возможностях философского камня предатели сообщили верхним людям. Дело в том, что в качестве наблюдателей чаще всего приходиться использовать бывших рабов, прошедших обряд омоления. Но не все хотят возвращаться в нижний мир, и ценой предательства неплохо устраиваются наверху. Только услугу они оказали верхнему человечеству самую что ни на есть медвежью. Жалкие оламы не придумали ничего лучше, как постараться обратить «Божью искру» в орудие для взаимного уничтожения. В ближайшее время «Ен бикинь» окажется в руках Гитлера. Сначала зловещая искра сожжет Москву и Ленинград, центральные промышленные города, но, рано или поздно доберется до Воркуты, где добывается так нужный воюющей стране уголь. А нижний мир очень хрупок, он будет сожжен вместе со всем Воркутлагом.

– Ничего не поделаешь – джин выпущен из бутылки, – резюмировал Спиру. – Для равновесия необходимо, чтобы «Божьей искрой» овладела и ваша империя. Тогда Германия от его применения, может быть, остережется. 

Затем Спиру и Гулень изложили Лукину и Зиедонису их роль. Друзьям предстояло передать советским ученым наработки уламов по использованию урана и убедить руководство СССР ускоренными темпами начать работы над «Божьей искрой». И все это проделать так, чтобы никто ничего не узнал о нижнем мире.

Естественно, что двух советских граждан, пусть и прошедших лагеря и однодневное сладкое рабство, уговаривать не пришлось. О деталях решили поговорить позже: Гуленю не терпелось доложить Божественному об удачно выполненном задании. И он исчез первым.

 ххх

 Спиру не торопился. Он не любил в это время суток представать перед Кором. Ему было стыдно за то, что они по своему разумению сместили день и ночь, не поставив правителя в известность. Они сделали это для того, чтобы иметь возможность приходить бодрыми и подготовленными на так называемые ночные сборища.  Поэтому сейчас, когда вся Уламкола погрузилась в сон, только Божественный правитель бодрствует у себя на самом нижнем ярусе. И еще Спиру мучился от того, что ведет себя неискренне. Он прекрасно понимал, что Гитлера, если он получит в руки «Божью искру», не остановит, а, скорее, подхлестнет наличие этого чудовищного оружия в руках Сталина. Но юрла почему-то любил советского правителя и мечтал сделать ему тайный подарок.

И только Мина не думала ни о какой «Божьей искре». У нее в груди горели вполне обычные человеческие страсти, а потому, как только карлики покинули ее комнату, она принялась судорожно целовать оставляющих ее мужчин, причитая со слезами на глазах: «Великий Омоль! Ну, почему я опять должна спать одна?»

  - - - - - - - 

[i] Георгий Флеров (1913-1990 гг.) – советский физик-ядерщик.

              

   
В апреле 1942 года написал письмо И. В. Сталину, в котором предложил возобновить прерванные войной урановые проекты.