Предисловие

 Это произведение написано для сыктывкарского Револьт-центра.

Сначала несколько слов о самом центре. Он появился в мае нынешнего года и назван так в честь выдающегося учёного-математика и космолога, правозащитника, друга академика Сахарова Револьта Пименова. Револьт Иванович попал в Сыктывкар не по своей воле, а будучи осуждённым за антисоветскую деятельность. Но после того, как срок ссылки истёк, он остался в столице Коми, а в 1990 году его избрали народным депутатом РСФСР. Он стал членом Конституционной комиссии, однако поработать над Основным законом России ему не довелось. В декабре того же года он скончался от рака желудка.

В Револьт-центре регулярно проводятся разного рода лекции, семинары, выставки, общественные слушания. Видимо, будут и спектакли.

Просьба создателей Револьт-центра была меня довольно странной: написать пьесу про взаимоотношения России и Америки. Я пытался объяснить, что пьесы пишутся о взаимоотношениях людей, а не стран. Но в процессе общения с ними, а также с будущим режиссёром-постановщиком родилась вот такая киносценическая композиция. Её уже начали репетировать, премьера ожидается в октябре-ноябре. Что из этого выйдет – не знаю.

Мост через холод

Киносценическая композиция

Действующие лица

Маша Рай, она же Марина Раевская, видеоблогер, историк-аспирант

Господин Хороший, он же Джордж Бармин, историк, журналист, сын советского разведчика-«невозвращенца» Александра Бармина

Саша Патриот, тролль

Сэйла Нарман, поклонница Маши Рай

Джон Пол Джонс, адмирал, 45 лет

Фил Саймон, капитан флота, 35-40 лет

Гарсон в таверне, 30 лет

Оболенский, князь, подполковник Управления стратегических служб США, 53 года

Бассо, генерал, командующий итальянским корпусом в Сардинии, 45 лет

Греппи, граф, адъютант генерала Бассо, 25 лет

Герберт Гувер, руководитель Американской администрации помощи, впоследствии президент США, 55 лет

Мориц Кан, представитель фирмы Albert Kahn Inc, брат архитектора Альберта Кана, 40 лет

Саул Брон, председатель правления советско-американской торговой компании «Амторг», 40 лет

Артюховский, партийный работник, 35 лет

Александр Феклисов, советский разведчик, 48 лет

Джон Скали, корреспондент телекомпании «ABC News», сотрудник секретной службы США, 30 лет

Агент КГБ, 30 лет

Питирим Сорокин, известный учёный-социолог, 60 лет

Избиратели, студенты

Пролог

По краям небольшой сцены несколько экранов разного размера. Один из них особо крупный, может быть проекционный, и пульт видеоблогера. На экране появляется Маша Рай. Она же сидит за пультом.

Маша Рай: Хей хай! С вами снова Маша Рай. И сегодня я вам покажу очередное райское местечко. Это будет не уже знакомый моим подписчикам архипелаг Кабо Верде с его белоснежными пляжами (На экране фото пляжей архипелага), и не Мальдивы, которые, как предсказывают учёные головы, через каких-либо сто лет исчезнут (На экране фото Мальдив). Я выложу перед вами джунгли. Но не тропические, а каменные. А где у нас самые-пресамые каменные джунгли? Правильно. В Америке. И именно оттуда я только что вернулась и спешу вам показать Новый Свет в новом для вас свете.

Звучит первый куплет песни America the Beautiful. На экране появляется фото Маши на фоне американских достопримечательностей.

Маша Рай: Впрочем, такой вы Америку все знаете. Я вам покажу немного другую Америку.

Та же мелодия. На экране «одноэтажная Америка», дороги с одинокими автомобилями, а также смешные картинки из жизни Америки и американцев.   

Маша Рай: Вы спросите: зачем я вам это показываю? А я вам отвечу: Америка – это очень и очень круто! Америка – это джинсы которые мы носим, «Макдональдс» в который мы ходим, Дженифер Лопес, которую мы любим, «Мальборо», которые мы курим, хотя лично я – не курю вообще. Да, это ещё и интернет-проекты, которые мы копируем, и хип-хоп, под который мы танцуем, а, главное, смартфоны, которыми мы пользуемся. Поэтому было бы неплохо перекинуть в эту страну мостик, чтобы перебежав через него, без всяких там виз и прочей бумажной ахинеи, оказаться на родине всех этих благ. Он может быть таким.

На экране политическая карта мира.  Из России к Америке вырастает мостик, как через маленькую речушку.

Маша Рай: Или таким.

Мостик исчезает, а вместо него вырастает больше железнодорожный мост.

Или вот таким.

Вместо железнодорожного моста появляется подвесной, наподобие «Золотых ворот» в Сан-Франциско.

Маша Рай: А теперь, братики мои и сестрички родные, хотела бы услышать ваше разумение на этот счёт. Смелее, френды, включайтесь, я слушаю.

Загорается один из экранов, на нём – фото человека с пистолетом Макарова, целящегося неизвестно куда, и надпись «Саша Патриот».

Саша Патриот: Послушай, Маня или как ты там… Перестань херню пороть. Я срал на вашу Юсню и на ваши «Макдональдсы». Пиндосы – это самая худшая нация в мире, и  ничего в ней крутого нет. Ваши дырявые джинсы – самые хреновые штаны, которые можно придумать. От этих чисбургеров только колбасит. После них надо в сортир линять. Своей Фенифер Попес – сама любуйся. Без ихних проектёров как-нибудь проживём, а смартфоны свои сделаем. Так что, давай, Маня, топай в свою Юсню и не трогай нашу культуру!

Маша Рай (примирительно): Окей, милый джинго! Только давай потопаем туда вместе и посмотрим, действительно ли там всё настолько херово.

Саша Патриот: Да иди ты в жопу! А я останусь в России. Мне моя Раша нравится, а не твоя Юсня. Поняла?

Маша Рай: Не совсем. Я же не предлагаю там остаться. Сходим, посмотрим и вернёмся. Через мостик.

Саша Патриот: Да бомбануть нужно твой сучий мостик к ядрёной матери! Через него из твоей Юсни к нам припрётся вся ихняя херня – наркомания и преступность.

Маша Рай: Теперь усекла, Сашок. Ты боишься заокеанской грязью замазать нашу чистую и непорочную Россию. (На экране фото российских трущоб, рожи пьяных на улицах и туалетов типа «очко»). Живи и дальше в своих грёзах. А у нас ещё один коммент.

На другом экране появляется фото рыжей девицы и надпить «Сэйла Нарман».

Сэйла Нарман: Маша, твоя идея – полный улёт! Я торчу от Америки. Только давай твой мостик сварганим прямо до Голливуда. Я жажду стать девятой «подругой Оушена». Чем я хуже Сандры Буллок?

Маша Рай: Хорошо-хорошо, Сэйла! Я не против. Но скажи: сама-то ты откуда?

Сэйла Нарман: Я из Выльтыдора. Это такая деревня есть возле Сыктывкара. Мама говорит, что я классно пою! А как я танцую! Супер-пупер. Так мой братик говорит.

На экране девушка крайне неумело танцующая хип-хоп.

Саша Патриот: Твой братик сам пупер-супер. А ещё в Юсню собралась. Сдалась ты этим пиндосам!

Маша Рай: Сашок, не оскорбляй девушку. Лучше на себя посмотри.

Саша Патриот: А чего я? Я в отличие от этой дурынды в Юсню не собираюсь.

Маша Рай:  Сэйла, не обращай на этого «патриота» внимания. Уверена, ты поёшь и играешь не хуже Сандры Буллок, так что целься прямо в первую «подругу Оушена», пусть американская звезда отдохнёт. Мы её спровадим на пенсию.

Сэйла Нарман: Спасибо, Маша! Так и будет.

Саша Патриот: Даже не думай, не прокатит. Хер тебе в рот, а не Америка.

Маша Рай: Заткнитесь, уважаемый «патриот»… Ну, челы, гоним волну! Кто ещё жаждет обнаружить себя?

На экране лицо ухмыляющегося очкарика и надпись «Господин Хороший».

Господин Хороший: Многоуважаемая Маша, у меня есть другое, более разумное, предложение. Давайте лучше прорубим из Россию в Америку подземный ход?

Маша Рай: Подземный ход? Зачем? Это же глупо… и наивно.

Господин Хороший: А ваша идея моста по своей глупости и наивности ничуть не уступает моему плану подземного тоннеля.

Маша Рай (растерянно): Но послушайте, Господин Хороший, я ведь предложила построить мост в переносном смысле. Образно, так сказать.

Саша Патриот (врывается в разговор): Не-е, правильно этот субъект говорит. Надо вырыть тоннель и закопать в него всех, кто собрался в Юсню, чтоб ими червяков накормить.

Сэйла Нарман: Ой, Маша, это же здорово! Вырыть тоннель и пустить по нему поезда.   

Господин Хороший: Маша, давайте перейдём на приватный канал, чтобы нам никто не мешал.

Маша Рай: Хорошо, пусть так. Отдыхайте пока, Сейла и Саша.

Маша отключает экраны с Сашей Патриотом и Сэйлой Норман.

Господин Хороший: Так-то оно лучше. Так вот, Маша, не вы первая, и не вы последняя, кто хотел перебросить между Россией и Америкой воображаемый мостик. Вы когда-нибудь слышали про Джона Пол Джонса?

Маша Рай: Нет, а кто это? 

Господин Хороший: Смотрите и слушайте.

Эпизод 1. Джон Пол Джонс

На экране появляется портрет адмирала Джона Пол Джонс.

Голос за кадром: Джон Пол Джонс – шотландский моряк, служивший в Великобритании, США и России. Родился в 1747 году, сын шотландского садовника. В 13 лет сбежал от отца и, устроился юнгой на торговом судне, перевозившем рабов, однако вскоре решил оставить недостойное занятие и вернуться в Шотландию.

Во время рейса от Ямайки домой на борту брига John его карьера неожиданно пошла вверх, после того как капитан и исполняющий обязанности помощника внезапно умерли от жёлтой лихорадки, и Джону, как самому опытному моряку, пришлось стать капитаном и удалось успешно провести судно в порт. В награду за это шотландские хозяева судна сделали его капитаном. Но вскоре он поспорил из-за зарплаты с судовым плотником, оказавшимся искателем приключений из богатой и влиятельной семьи, и приказал его жестоко высечь. На обратном пути домой в Шотландию плотник умер, а капитан Пол был арестован и доставлен в Шотландию. После освобождения отправился в Америку, где уже началась война за независимость, и Конгресс Северо-Американских Соединенных Штатов передал под его командование первый боевой корабль американских военно-морских сил корвет «Альфред».

Господин Хороший: Ну а дальше, пусть он лучше сам обо всем расскажет. Перенесемся…

Маша Рай:  В Америку?

Господин хороший: Нет, не в Америку.

Маша Рай:  Значит в Россию.

Господин хороший: И не в Россию.

Маша Рай:  Тогда куда же?

Господин хороший: В Париж. В 1892 год. В самый разгар Великой французской революции.

Затемнение. Звучит «Марсельеза». На экране – кадры восставшего Парижа, затем – парижская таверна. За столом в полном одиночестве сидит Джон Пол Джонс с кубком вина. На столе ещё несколько кубков с уже выпитым вином. К нему подходит моряк по имени Фил Саймон.

Саймон: Если не ошибаюсь, вы не кто иной, как командор Джон Пол Джонс?

Джонс: Не ошибаетесь, мистер Саймон.

Саймон (уточняет): Ныне капитан французского флота Фил СаймОн. Рад, что меня узнали. Но что вы, старый морской волк, делаете здесь, посреди суши, во взбунтовавшемся Париже и пьёте не виски, а какую-то французскую кислятину?

Джонс: Кисло на душе, вот и пью кислое вино. Садитесь, капитан, вместе разогреем трюм по русскому обычаю.

Саймон: Русскому? Это что-то новое, мистер Джонс.

Джонс (уточняет): Адмирал Павел Джонес.

Саймон: Вот как! Но для меня вы были и остаетесь командором. Не против, если я буду именно так вас величать?

Джонс: Не против. Мы с вами пережили славные деньки, не правда ли?

Саймон: Святая правда, командор! Эй, гарсон! Еще вина мне и командору.

Появляется гарсон.

Гарсон: A l'instant.

Пытается убрать пустые кубки. Но Джонс хватает его за руку.

Джонс: А это оставьте. Они мне напоминают наши корабли, плавающие в море вина. Ха-ха! Смешно, не правда ли?

Саймон: Не смешно, но правда. Вы помните Новую Шотландию, залив Святого Лаврентия. Мы были одни (Отделяет один кубок от других). А англичан – шестнадцать. Правда, это были торговые суда. Но мы-то были одни, а их шестнадцать!

На экране сражение американских судов с английскими. Весь разговор происходит за кадром сражения.

Саймон: Будь я тогда капитан, то дал бы деру, но капитаном были вы, командор. И мы двинулись в саму гущу, взяли их всех за глотку и привели всю эту ораву в Филадельфию, прямо к ногам отцов-основателей Америки.

Экран гаснет.

Саймон: За это стоит выпить! А, командор?

Джонс (выходит из задумчивости): Да, дружище, за это стоит выпить.

Гарсон: Une bataille navale sur la table? C'est quelque chose de nouveau. J'étais marin et je sais de quoi je parle.

Джонс: Что он сказал?

Саймон: Он, оказывается, тоже бывалый моряк, сражался с англичанами, но не кубками на столе. Ха! Он не видел, как мы били англичан на их же территории! На одном корвете высадились в гавани порта Уайтхейвена и сожгли все их долбанные суда. Тогда вас и сделали командором. А английской король пообещал вас повесить дважды: за шею, чтобы убить, и за ноги, чтобы опозорить.

Гарсон: J'aimerais bien que notre roi le fasse.

Саймон (переводит): Он мечтает, чтобы также за ноги повесили ихнего Людовика.

Джонс (оживляясь): Вот это уже смешно.

Гарсон (с французским акцентом): Рассказывайте дальшЕ, месье, я плохО je parle anglais, но всё понимай.

Саймон: А дальше был бой у мыса Фламборо, когда мы и капитан Пирсон охраняли сорок торговых судов.

И вновь на экране сражение английских и американских судов. Текст идёт за кадром.

Джонс: Да, драчка была знатная. И все из-за моей рассеянности. Пирсон первым увидел английские корабли и поднял синий вымпел, что означало «Принять боевой порядок». А я его профукал. Пришлось драться с одиночку с английским «Сераписом».

Саймон: Новейший корабль, пятьдесят пушек и триста человек экипажа. И мы с нашим «Бедным Ричардом». От столкновения запылали оба судна. Пришлось нам бросить сражение и тушить наши суда. Но как только с огнем покончили, наш капитан дал залп по англичанам, их грот-мачта рухнула и они сдались.

Экран гаснет.

Гарсон: Bravo! Et que c'était alors?

Саймон: Что было потом? Потом мы…

Джонс (перебивает): Потом мы всю ночь в моей каюте пили с капитаном «Сераписа» за погибших. Я ему тогда сказал: «Друг мой и враг мой, человечество не может не испытывать отвращения и не сокрушаться при виде тех гнусных последствий, к которым приводит война».

Саймон: Таков наш командор. Он любит сражаться, но ненавидит войну.

Гарсон: Un tel capitaine mérite d'être amiral.

Саймон пытается перевести, но Джонс его останавливает, давая понять, что все понял.

Джонс: Я и стал адмиралом, только не американским, а русским. Конгресс США решил, что я слишком молод для такого звания, и я оказался никому не нужен. Ну не швартоваться же мне в тихой гавани?

Саймон: Да, не в ваших это правилах – вешать мундир на стенку и уныло курить трубку возле камина.

Джонс: Это верно, не в моих. И русские офицеры тоже этого не любят. Один из них стал моим близким другом, почти братом. Может слышали про такого: генерал-аншеф Суворов? Это, господа, не только первый генерал России. Его можно считать первым генералом Европы. 

Саймон: Как же вы сошлись, командор?

Джонс: Нас свел Очаков. Это была неприступная турецкая крепость. Её с моря прикрывали десять линейных кораблей, шесть фрегатов, полсотни галер и еще много всяких мелких судёнышек.

Гарсон: Mais vous aviez peut-être la même force?

Саймон: У русских, думаю, было не меньше?

Снова на экране морское сражение, только на этот раз дерутся русские с турками.

Джонс: Куда там! Русский флот тогда еще создавался сызнова. В моей флотилии имелось всего два линейных корабля, четыре фрегата и немного «мелочи». Суворов орудовал на берегу, а я должен был прикрывать его с моря.

Гарсон: Mais c'est impossible! Le turc est beaucoup plus grand. Avec une telle prépondérance, il est préférable de ne pas tomber dans la bouche du loup.

Саймон: Он не верит, что с такими силами вы сунули башку в пасть морскому дьяволу.

Джонс: А что мне оставалось делать? Я же не мог подвести своего друга Суворова.

Саймон: Так вы и там показали свои зубы?

Джонс: Я адмирал, значит, обязан победить.

Первый моряк: Как же вам это удалось?

Джонс: Удалось. Заманил турок в лиман и ухлопал их суда поодиночке.

Экран гаснет.

Саймон: Браво, командор!

Гарсон: Bravo, commandant! Pour cela, vous devez boire.

Саймон: Выпить? Конечно, надо. Неси ещё вина!

Гарсон уходит.

Саймон: Надеюсь, русская царица умнее Конгресса США и достойно вас оценила?

Джонс: Екатерина наградила меня орденом Святой Анны. Но потом этот жалкий трус, принц Нассау-Зиген,  триста акул ему в глотку! Он что-то наплел про меня, якобы я изнасиловал одну шлюшку. Он сражался вместе со мной, но хотел себе присвоить победу. Я впал в немилость и теперь торчу в Париже. Жду своего назначения в Африку. Меня хотят сделать послом США в Алжире. Хотя какой я, к дьяволу, посол. Лучше на дно морское, рыб кормить.

Входит гарсон.

Гарсон: Monsieur! Le palais des Tuileries vient d'être pris. Le roi Louis XVI est déposé.

Саймон: Только что французы свергли своего короля. Félicitations, messieurs. (поднимает кубок) Buvons à la France!

На экране ликующие парижане.

Гарсон: Pour L'Amérique!

Джонс: За Россию!

Звучит «Марсельеза». Затемнение.

Интерлюдия

На сцене снова Маша и Господин Хороший.

Господин Хороший:  «Он хотел, закусив удила, свесть Америку и Россию. Авантюра не удалась. За попытку – спасибо».

Маша Рай: Это, кажется, не про Джон Пол Джонса?

Господин Хороший: Нет, конечно, это русский поэт Вознесенский про русского графа Резанова. Но к Пол Джонсу относится в полной мере. Он мечтал создать российско-американскую эскадру, которая стала бы залогом мира на Средиземном море. Чем хуже вашего мостика? Наивный человек. Хотел соединить несоединимое. Ничего у него с этим не вышло и выйти не могло. Да и  кто об этом нынче помнит?

Маша Рай: Вы помните, Господин Хороший, а это уже кое-что. И вот ещё что я только что узнала, пока вы тут рассказывали мне об этом чудесном человек.

Господин Хороший: И что же?

Маша Рай (читает «Википедию»): «Американцы вспомнили про своего героя в 1905 году, с трудом отыскали его могилу под Парижем, чтобы перезахоронить в США». И знаете, что они увидели, когда вскрыли железный гроб?

Господин Хороший: Ну?

Маша Рай: «Его полуистлевший труп лежал в мундире русского адмирала». Вот так то!

Господин Хороший: И о чём это говорит, дорогая Маша? Да о том, что лапотная Россия нуждалась в иностранных специалистах, таких Пол Джонс.

Маша Рай (взрывается): Ну, знаете, Господин Хороший! Вы оскорбляете Россию.

Господин Хороший: А Россия иного и не заслуживает.

Маша Рай: Послушайте, вы! Эта, как вы выразились, «лапотная Россия» подарила Америке инженера Зворыкина, который изобрел телевизор, конструктора Сикорского и его первый в мире вертолёт, Александра Понятова, сконструировавшего видеомагнитофон. Вся Америка слушала Рахманинова, а наш великий актер Михаил Чехов из модели Норман Джин сотворил самую знаменитую актрису Мерлин Монро.

Господин Хороший: Ого! Да вы не глупая девушка, как я погляжу. Только счёт уже два-ноль в мою пользу. Россия не дорожит своими гениями. Они ей не нужны, она желает оставаться лапотной. И вышвыривает гениев куда подальше – в Германию, во Францию, в Соединённые Штаты, за океан. Также эта дикая страна поступила с князем Оболенским. Вы слышали про такого?

Маша Рай: Нет, а кто это?.. Простите, мне звонят. Я ненадолго отключусь, но вы никуда не уходите.

Господин Хороший: Не беспокойтесь, не уйду.

Маша отключает Господина Хорошего и набирает номер мобильного телефона.

Маша Рай: Алло! Паша, это ты? Да-да, я. Паша, я знаю, что ты – компьютерный гений. Попробуй узнать IP-адрес того чувачка, с которым я сейчас общаюсь. Чует моё сердце – это провокатор. Говорит по-русски без акцента, но ругает Россию, причём на приватном канале. Тут что-то не так. Понятия не имею, чего он добивается, но явно чего-то нехорошего. Сделаешь? Спасибо, Паша! Целую тебя в щёчку. Ну, хорошо, целую тебя в губы. Пока! Жду. (Включает Господина Хорошего). Так что вы там говорили про какого-то князя?   

Господин Хороший: Я говорил про князя Оболенского. Настоящий русский патриот. Подполковник Управления стратегических служб США. В годы Второй мировой войны в одиночку захватил целый остров.

Маша Рай: Это, видимо, был необитаемый остров?

Господин Хороший: Почему же? Вполне обитаемым. Это остров Сардиния. И в тот момент там находились 270 тысяч итальянских и 19 тысяч немецких солдат. А в распоряжении подполковника – два радиста и переводчик.

Маша Рай: Такое под силу только Джеймсу Бонду.

Эпизод 2. Князь Оболенский

На экране появляется портрет Оболенского в мундире американского офицера.  

Голос за кадром: Сергей Платонович Оболенский –  русский офицер, американский деятель гостиничного бизнеса, сотрудник Управления стратегических служб США. Кавалер трех Георгиевских крестов, полученных за участие в Первой мировой войне. Участник гражданской войны в составе Белой армии. Эмигрировал, стал американским гражданином. Дослужился до подполковника Управления стратегических служб США и в возрасте 53 лет стал самым старым парашютистом в армии США. Готовил группы агентов для засылки во Францию. Получил орден за то, что в составе разведывательной группы, действуя вместе с французскими партизанами, предотвратил разрушение электростанции, которое планировали немцы взорвать при отступлении. В сентябре 1943 года Оболенский, высадившись на Сардинии с отрядом из трёх человек, вошел в контакт с генералом Бассо, командовавшим итальянскими силами на Сардинии.

Звучит традиционная сардинская песня в исполнении мужского коллектива. Кадры хроники операции «Хаски». Затем действие переносится в город Кальяри, штаб генерала Антонио Бассо, сентябрь 1943 год. Поздний вечер. За столом сидит его адъютант капитан Греппи и читает газету. Входит Оболенский.

Оболенский: Добрый вечер, сеньор! Доложите обо мне вашему начальнику.

Греппи (резко отбрасывает газету): Вы кто такой и как вы сюда попали?

Оболенский: Как попал? Ваша охрана слишком устала, а я человек добрый, не стал её будить.

Греппи: Ещё раз спрашиваю: кто вы такой?

Оболенский: Извините, не успел представиться. (Лезет в сумку) Подполковник Управления стратегических служб США…

Греппи (не дает договорить, выхватывает пистолет и направляет на Оболенского): Стоять, не двигаться, руки за голову!

Оболенский (приподнимает руки): Спокойнее, капитан, я всего лишь хотел показать свои документы.

Греппи: Если вы американец, то вам здесь нечего делать. Сейчас я вызову охрану. Американцы – наши враги.

Оболенский: Сегодня враги, а завтра друзья. Стоит ли из-за этого будить вашу охрану?

Греппи (не опуская пистолет): Зачем вы сюда явились?

Оболенский: С этого и надо было начинать, капитан Греппи. Или, точнее, граф Греппи. Я не ошибся?

Греппи: Не ошиблись.

Оболенский: В Петербурге я знал одного графа Греппи, он был итальянским послом.

Греппи (немного смягчившись): Это мой дядя.

Оболенский: В 21-м году я его встретил в Риме. Он был уже совсем стар…

Греппи: Да, он был стариком.  

Оболенский: Однако я его встретил на бегах.

Греппи: Так он и умер на бегах. Ему было более ста лет. Но что вы делали в Петербурге и Риме?

Оболенский: В Петербурге я родился, а в Рим приезжал к своей матери – она так любила вашу страну, что, сбежав от большевиков, приняла итальянское гражданство.

Греппи: Так вы не американец?

Оболенский: Не совсем, я русский. Князь Оболенский, к вашим услугам. Наша семья очень дружила с семьей графа Греппи. Да опустите же, наконец, пистолет. Не хватало только, чтобы Греппи стрелял в Оболенского. Рим этого не переживет.

Греппи (кладет пистолет на стол): Да-да, конечно, присаживайтесь. Может быть вы знали графа Апполони-Гетти?

Оболенский: Вы имеете в виду графа Стефано Апполони-Гетти? Еще бы не знать!

Греппи: А я учился в школе вместе с его сыном Бруно. Но он пошел не по военной стезе, стал археологом, раскопал могилу Святого Петра.

Оболенский: А его отец угощал меня изумительным бароло. У этого вина очень тонкий вкус танина.

Греппи: Мда, давно я не пил бароло.

Оболенский: Но я слышал, что в Сардинии тоже есть отличные вина. Туррига, кариньяно…

Греппи: Я предпочитаю костеро. И готов с вами распить по бокальчику, если мы мне скажете: зачем вы прибыли сюда? Уж никак не ради турриги.

Оболенский: Я здесь для того, чтобы граф Греппи и князь Оболенский не стреляли друг в друга. И вообще, чтобы итальянцы не стреляли в русских, а русские в итальянцев. Но это же касается и американцев.

Входит генерал Бассо. Греппи вскакивает и вытягивается в струну. Оболенский тоже встает.

Греппи: Сеньор генерал, разрешите представить вам моего друга… ммм…большого друга моего дяди князя Оболенского.

Бассо: Вы русский?

Оболенский: Так точно, генерал, русский.

Бассо: Садитесь, сеньоры. Мой племянник Витторио недавно вернулся из России. В этой холодной стране он оставил ногу.

Оболенский: Его ранили?

Бассо: Нет, князь, отморозил в Сталинграде. Говорит, русские в чудовищные холода устроили им самый жаркий ад, который только можно себе представить.

Оболенский: А ведь в прошлую войну мы были вместе.

Бассо: Да, были вместе. Скажу вам прямо: напрасно дуче затеял эту войну. Незачем итальянским мальчикам гибнуть среди русских снегов.

Оболенский: Но ваш король отстранил вашего Муссолини от власти, и теперь ничего вам не мешает выйти из этой войны.

Бассо: Послушайте, князь, какое вам до этого дело? Как я понимаю, вы не можете воевать за Россию, большевики князей не жалуют.

Оболенский: Ошибаетесь, генерал. Я воюю за Россию. Только в составе армии США.  

Бассо (гневно): Тогда зачем вы явились сюда? Хотите запудрить нам мозги?

Оболенский: Не сердитесь, генерал, я пришел сюда с миром.

Бассо: Какой, к чёрту, может быть мир, когда идет война, а вы, американцы, воюете с нами, хотя мы на вас не нападали!  

Оболенский: Так может снова станем друзьями, как в прошлую войну?

Бассо: Я военный человек, князь, и привык подчиняться приказам, а не чьим-то благим пожеланиям.

Оболенский: Именно это я вам и привез. (Лезет в сумку и вытаскивает два письма с сургучовыми печатями). Это личное послание вашего короля Виктора Эммануила и нового премьера маршала Бадольо. Вам предлагается перейти на нашу сторону.

Бассо: Бадольо – предатель. Страной вновь правит дуче.

Оболенский: Не всей, генерал, только половиной моей любимой прекрасной Италии. Но вам не кажется, что после того, как мы взяли Сицилию, продолжение войны не что иное, как совершенно бессмысленное кровопролитие?

Бассо (мрачно): Что я должен делать?

Оболенский (подает третий конверт): Это от генерала Эйзенхауэра. Тут все написано.

Бассо (прочитав послание): Пройдемте в мой кабинет, князь. Мы должны это обсудить.

Оболенский (обращается к Греппи): Граф, не подскажите ли, сколько времени?

Греппи: Пять минут первого.

Оболенский: Ну, что я вам говорил: сегодня враги, а завтра друзья. Завтра уже наступило!

Затемнение. Звучит народный сардинский танец.

Интерлюдия

Из затемнения появляется Маша Рай. Экран с Господином Хорошим выключен.

Маша Рай (разговаривает по мобильному телефону): Ну что, Паша, узнал что-нибудь? Нет ещё?... Да, лихо он замуровался. Хорошо, рой дальше. Получишь от меня тысячу поцелуев. И все в губы. До связи! (Включает экран с Господином Хорошим). Простите, мне опять позвонили.

Господин Хороший: Понимаю, Маша, вам надо было посоветоваться с вашими кураторами из КГБ. Я угадал?

Маша Рай: Какого-такого КГБ? Вы с ума сошли! Этой организации давно уже не существует.

Господин Хороший: Хорошо, пусть будет ФСБ. Какая разница?

Маша Рай (еле сдерживаясь): Послушайте меня ещё раз, Господин Хороший. Я ко всем этим конторам не имела и не имею никакого отношения. Я просто видеоблогер. А вот кто вы такой, я понятия не имею.

Господин Хороший: Я? Просто человек.

Маша Рай: Тогда откройте личико, «просто человек».

Господин Хороший: Да ради Бога!

На экране вместо аватарки появляется живой человек неопределённого возраст и весьма просто одетый. Он же выходит на сцену.

Господин Хороший: Теперь вы довольны?

Маша Рай (невразумительно): Да, довольна. Вроде бы… Можете рассказывать, что было дальше.

Господин Хороший: Утром в Сардинии высадились американцы под командованием генерала Теодора Рузвельта, и итальянский корпус перешел на их сторону.

Маша Рай (разочарованно): И все? Не было ни стрельбы, ни драк. Какой же после этого он Джеймс Бонд?

Господин Хороший: А я разве говорил, что он Джеймс Бонд? Он – всего лишь русский аристократ. И, кстати, американцы расценивают захват Сардинии, как одну из самых успешных операций Управления стратегических служб во Второй мировой войне. А теперь представьте себе, что было бы Если бы тысячи таких Оболенских не покинули Россию и не погибли в гражданской войне, а встали вместе с Жуковым и Рокоссовским лицом к лицу с гитлеровской армией. Разбили бы Гитлера в два счёта.

Маша Рай: Может вы и правы, но историю не переделаешь. А перед Оболенским, наверное, открылись блестящие перспективы. Управление стратегических служб, насколько мне известно, преобразовали в ЦРУ, и несостоявшийся Джемс Бонд стал бойцом невидимого фронта в холодной войне Америки и России.

Господин Хороший: Нет, увы. После войны он демобилизовался и вернулся в гостиничный бизнес. Стал вице-председателем совета компании Hilton Worldwide, владеющей сетью лучших в мире отелей.

Маша Рай (озарённая идеей): А знаете почему?

Господин Хороший: Интересно, говорите.

Маша Рай: Потому что истинный русский аристократ может воевать с большевиками, но никогда не будет воевать с Россией.

Господин Хороший:  Мда-а, истинный аристократ, наверное, не может... Вот только беда только в том, что аристократов в России не осталось. Как говорится, были да всплыли. Кто в Париже всплыл, кто в Нью-Йорке. А кто и вообще не всплыл, расстрелянный большевиками в Крыму и утопленный в Чёрном море. Большевиков, растерзавших свою страну, американцам не за что любить.

Маша Рай: Может и не за что, но многие полюбили.

Господин Хороший:  Кто, например?

Маша Рай: Ну, этот… Рид.

Господин Хороший: Вы имеете в виду Джона Рида?

Маша Рай: Нет, кажется, его звали Дин. Да, Дин Рид. Это певец такой. Мой папа очень любил его слушать, у нас в доме была его пластинка. Он так задорно пел: «Эли-за-бет!». Именно в его исполнении я в первый раз услышала рок-н-ролл.

Господин Хороший: Помню-помню, был такой парень… Кажется, его когда-то называли «красным ковбоем».

Эпизод 3. Дин Рид, Джон Рид и Герберт Гувер

 На одном из экранов появляется американский певец Дин Рид, поющий песню «Элизабет» (или какую-нибудь другую песню).

Голос за кадром: Дин Сирил Рид – американский певец, киноактёр, кинорежиссёр и общественный деятель, пользовавшийся огромной популярностью в СССР, странах Латинской Америки и Восточной Европы. Родился на ферме в пригороде Денвера, штат Колорадо, в семье сельского учителя. Его первый диск в США занял почётные 20-е строки хит-парадов. Выступал за запрещение ядерного оружия… В 1970 году Дин Рид публично выстирал флаг своей страны перед консульством США в Сантьяго в знак протеста против войны во Вьетнаме… Много раз посещал СССР и хотел остаться жить и даже приобрести квартиру в Москве.

Господин Хороший: Что ж, можно ещё вспомнить его однофамильца Джона Рида (На экране его портрет). Был такой военный журналист. Со своей женой Луизой Брайнт приплёлся в семнадцатом году Россию и попал в самую гущу событий, после чего написал книгу «Десять дней, которые потрясли мир» с явным сочувствием к большевикам. Умер, кстати, в Москве от сыпного тифа и похоронен у кремлёвской стены. Но это, многоуважаемая Машенька, скорее, исключения, чем правило. Оба Рида – оголтелые леваки, наивные мечтатели.  Хотели построить рай земной, не зная, что помогают создавать помойку. Правилом было то, что произошло с Гербертом Гувером.

Маша Рай: Я, кажется, его знаю. Гувер руководил ФБР и устраивал всякую там охоту на ведьм – коммунистов и просто левых.

Господин Хороший: Нет, Маша. То был Эдгар Гувер. А Герберт Гувер руководил целой страной под название Соединённые Штаты Америки.

Маша Рай: И хотел бросить на нас атомную бомбу?

Господин Хороший: Да что вы! До атомной бомбы было ещё далеко.

На экране портрет Герберта Гувера.

Голос за кадром: Герберт Кларк Гувер – 31-й президент США с 1929 по 1933 годы от Республиканской партии. Родился в Айове в семье квакеров. В 1918—1923 годах Гувер возглавлял Американскую администрацию помощи, оказывавшую продовольственную помощь европейским странам, в том числе и Советской России. Массовый голод 1921–1922 годов  охватил 35 российских губерний с общим населением в 90 миллионов человек. Тогда Герберт Гувер оставил политику в стороне, чтобы энергично взяться за работу в России, поставив два условия: чтобы американской организации было позволено действовать самостоятельно и чтобы граждане США, содержащиеся в советских тюрьмах, были выпущены на свободу.

Маша Рай: Большевики на него молиться должны.

Господин Хороший: Куда там! Ленин назвал требование американской стороны действовать самостоятельно «подлостью Америки и Гувера» и потребовал «надавать ему пощёчин, чтобы весь мир увидел». 

Маша Рай: И надавал?

Господин Хороший: Нет, вынужден был принять помощь.

Маша Рай: Конечно, столько людей голодало!

Господин Хороший: Вы думаете, Машенька, большевики пожалели голодающих? Нет, они побоялись продолжения международной изоляции в то время, когда их готовы были признать Англия, Австрия и Норвегия.

Маша Рай: Зато Гувер стал героем в глазах американцев и обеспечил себе победу на выборах.

Господин Хороший: Хе-хе, и это не так. В родной стране его посчитали «большевиком», и во время всей избирательной кампании Гуверу пришлось опровергать эти глупости. 

Звучит рэгтайм. На экранах появляется плакат Hoover for President! Затемнение. Из затемнения – на сцене сам Герберт Гувер. Звуки криков и свиста, сопровождающих любые предвыборные митинги. Зрительный зал оказывается внутри митинговой горячки.

1-й избиратель (из зрительного зала или из динамиков): Мистер Гувер, пусть вы сами не большевик, но как вы к ним относитесь?

Гувер: А как можно относиться к тем, кто прибегает к террору, кровопролитиям и убийствам, причём в таких масштабах, о которых уже забыли самые реакционные тирании! 

1-й избиратель: И всё же вы готовы их оправдать?

Гувер: Я их не оправдываю. Но вынужден признать, что меры, принимаемые большевиками – естественное насилие со стороны невежественной массы, народа, много поколений страдавшего от тирании. А потому мы, американцы, наслаждающиеся свободой и благополучием, не можем не сочувствовать этому блужданию впотьмах в поисках лучшего социального строя.  

2-й избиратель: И вы из этого ложно понятого сочувствия кинулись спасать большевиков от голода?

Гувер: Семь лет назад в России голодало двадцать миллионов человек. Независимо от политики им надо было что-то есть. Тем более, что это были простые крестьяне, а не большевики. Большевики как раз себя не обделяли.

3-й избиратель: Как же вы отличали голодающих крестьян от большевиков? Голодным ничего не стоит притвориться. (Паясничает). Ой-ой, умираю, есть хочу. Подайте бедненькому!

Гувер (невозмутимо): Мы действовали строго по правилам, установленным Американской администрации помощи. В наших столовых мы кормили в первую очередь голодающих детей до 14 лет. Наши медики их осматривали, чтобы признать голодающими. Обед они получали в строгое время по карточкам. Свою порцию они съедали в столовых и ничего не уносили с собой. Так что вы зря волнуетесь – сытые не получили от нас ничего.

Затемнение. Под звуки метронома на экранах появляются слайды голодающих и работа по их спасению.

Интерлюдия

Из затемнения – Маша Рай снова говорит по мобильнику.

Маша Рай: Ага! Значит, он живёт в Америке. Я так и думала. Может ультраправый. Записывает наш разговор, чтобы выложить в интернете. Хочет показывать, какая замечательная Америка и какая мерзкая Россия. Спасибо, Паша! (Включает Господина Хорошего). Да, Господин Хороший, и всё-таки: почему же Гувер взялся за спасение абсолютно чужих ему детей?

Господин Хороший: Наверное, потому, что вырос в христианской семье квакеров. А квакеры считают, что помогать надо всем, кто попал в беду, независимо от вероисповедания, государственной принадлежности и цвета кожи.

Маша Рай: А остальная Америка, значит, не считает нужным помогать тем, кто попал в беду.

Господин Хороший: Многоуважаемая мисс Маша, вы побывали в этой стране, но ничего про неё не поняли. Соединённые Штаты совсем не такие райские, какими вы их здесь показали. Америка погрязла в сытости и эгоизме. Американцы написали на долларе «В Бога верим», а сами верят только в доллар.

На экране кадры, «разоблачающую Америку» – трущобы, наркоманы, веселящиеся богачи, полуголые девицы.

Маша Рай (про себя): У меня голова кругом. Этот Господин «Нехороший» не любит ни Россию, ни Америку. Или он всё-таки провокатор? Чего он добивается? (Господину Хорошему). Не знаю-не знаю, Господин Хороший, ко мне американцы относились с открытой душой и удивительным дружелюбием. К тому же нашлись ведь такие люди, как Герберт Гувер и тысячи его помощников.

Господин Хороший: Это исключение.

Маша Идеальная: Ах, исключение! А вот это – правило или исключение?

Эпизод 4. Валерий Чкалов и Альберт Кан

На экране появляются кадры из к/ф «Валерий Чкалов», на которых Чкалова, Байдукова и Белякова, только что осуществивших перелёт через Северный полюс, приветствуют жители Ванкувера.

Маша Рай: Это лётчики Чкалов, Байдуков и Беляков. Они, можно сказать, перебросил мост в Америку через холод Северного полюса.

Господин Хороший: Хм-м, мост через холод. Интересно! А это документальный фильм?

Маша Рай: Нет, художественный. Снят накануне войны.

Господин Хороший: Ну-у, в художественной ленте, да ещё снятой под нажимом красных идеологов, можно что угодно показать.

Маша Рай: Можно. Но на этот раз, Господин Хороший, кинематографисты не соврали. Судите сами.

Звучит мелодия песни «Марша авиаторов». На экране фотографии встречи советских лётчиков в США.

Господин хороший: Американцы, как дети, любят героев вне зависимости, кто они и откуда. А эти лётчики, вне всякого сомнения, герои. Ими просто-таки нельзя не восхищаться.

Маша Рай: Хорошо, я вам приведу столько «исключений», что вы поймёте – это, скорее, всё-таки правило.

Господин хороший: Очень любопытно. Валяйте!

Маша Рай (ищет статью в интернете): Вот смотрите. Возьмём тридцатые годы, когда в Советском Союзе развернулась индустриализация.

На экране под мелодию «Марша энтузиастов» кадры масштабных строек 30-х гг. в СССР.

Голос за кадром: Всего за десять лет  – 1930 по 1940 годы – американцы создали в СССР химическую, авиационную, электротехническую, нефтяную, горнодобывающую, угольную, металлургическую и другую промышленность, построили крупнейшие в Европе заводы для производства автомобилей, тракторов, авиационных двигателей и другой продукции…  «Днепрогэс» возвела американская фирма Cooper Engineering Company, Горьковский автозавод – американская компания Austin. Одна только фирма Albert Kahn Inc спроектировала и построила пятьсот советских предприятий. Сам Альберт Кан приезжал с двадцати пятью инженерами, и в течение двух лет подготовил более четырёх тысяч советских специалистов.

Господин хороший: Вы, как я погляжу, очень начитанная барышня, но тут маленькая неточность. Приезжал не сам Альберт Кан, а его брат Мориц. Надеюсь, вы знаете, кто они такие.

Маша Рай: Узнать нетрудно.

На экране фото Альберта Кана.

Голос за кадром: Альберт Кан – американский индустриальный архитектор. Построил почти все заводы Форда, в том числе и штаб-квартиру Ford Motor Company в Нью-Йорке. Особенно много строил в Детройте, включая университетский комплекс из 26 корпусов. В 1929 году председатель правления советско-американской торговой компании «Амторг» Саул Брон предложил Кану контракт на 40 миллионов долларов на работу в СССР.

На сцене кабинет начальника торговой компании «Амторг» Саула Брона. За столом сидит Саул Брон. По кабинету расхаживает партийным работник Вячеслав Артюховский.

Артюховский: Товарищ Брон, предупреждаю вас: вы совершаете большую политическую ошибку. Я ничего не имею против привлечения буржуазных спецов из-за океана, если они помогают нам строить социализм. Но я категорически против того, чтобы они навязывали нам свои буржуазные методы.

Брон (устало): Это я уже много раз слышал от вас, товарищ Артюховский. Вот только никак не могу понять: это каким же образом вы намерены убедить буржуазных специалистов работать социалистическими методами?

Артюховский: И я также, Саул Григорьевич, много раз вам объяснял: буржуазные спецы должны приехать к нам, в Советский Союз, увидеть, с каким энтузиазмом трудятся советские рабочие, и на практике убедиться в преимуществе социализма над капитализмом. Вот тогда-то они сами, добровольно, перейдут на социалистические методы хозяйствования, а американские рабочие потребуют построения социализма и коммунизма в Америке. Неужели непонятно?

Брон: Очень жаль, Вячеслав Андреевич, что вы не были в Соединённых Штатах. Может быть тогда вы бы отказались от столь наивных сентенций.

Артюховский (вскипая): Наивных! Какой же вы коммунист, товарищ Брон, если не верите в преимущество социалистической экономики над капиталистической!

Брон: Успокойтесь, товарищ Артюховский. Я такой же коммунист, как и вы. Но ведь сам Ленин призывал нас учиться у буржуазии. Она накопила огромный опыт хозяйствования, которого у нас пока нет. Так возьмём же всё лучшее у них, превзойдём их, а потом уж они будут учиться у нас.
Артюховский: Весь этот опыт у господина Кана, с которым ты собираешься заключать договор, сводится к одной его фразе: «Промышленная архитектура на девяносто процентов состоит из бизнеса и лишь на десять процентов из таланта». Так чему мы можем научиться у этого американского супербизнесмена?

Брон: Делу, товарищ Артюховский, делу. Business в переводе с английского означает «дело». Вот деловитости мы и должны учиться у «американского супербизнесмена». Брат Альберта Кана Мориц через три минуты должен сюда придти. Американцы любят точность во всём. Вот увидишь, он явится минута в минуту.

Артюховский: Поглядим на твоего хвалёного буржуя.

Брон: Я только одно попрошу тебя, Слава: не заводись. Ты сорвёшь мне выгоднейший контракт.

Артюховский: Да ты, как я погляжу, заговорил как настоящий буржуй. «Выгоднейший контракт»! Ты ещё скажи: «выгодная сделка». Или, как там у них ещё говорят, «выгодный бартер».

Брон: Да, выгодный. Но выгодный не для меня и не для тебя. Он выгоден нашей советской стране и делу построения социализма и коммунизма.

Артюховский: Ладно, ладно. Молчи уж.

Входит Мориц Кан.

Мориц Кан: Здрафсфуйте тофариши!

Брон: Good afternoon, mister Kahn!

Артюховский: Так вы говорите по-русски?

Мориц Кан: Oh, yes! Меня научил тофариш Брон. Немного гаварью.

Брон: Мистер Кан, познакомьтесь: наш партийный куратор Вячеслав Артюховский. Товарищ Артюховский, перед вами брат самого Альберта Кана – основателя фирмы Albert Kahn Incоrporation.

Мориц Кан: Да, да. Albert Kahn is my brother.

Брон: Мистер Кан, изложите товарищу Артюховскому вкратце суть нашего контракта. Но как-нибудь попроще.

Мориц Кан: The point is simple. Фсё отшень просто. Мы делаем проект зафода для трактороф в Сталинграде.

Артюховский: У нас делаете, в СССР?

Мориц Кан: Нет, в Америка, in Detroit. Also in America делаем отдельный конструкций завода и перевозим в Россия, в Сталинград.

Артюховский: Советский завод строить в Америке! Нет, это уже ни в какие ворота…

Брон (невозмутимо): Мистер Кан, сообщите товарищу Артюховскому, в какие сроки будет собран Сталинградский тракторный завод.

Мориц Кан: Думаю, шест месяцеф.

Брон (Артюховскому): Ты понял? Всего за шесть месяцев! Уже в следующем 1930 году Сталинград даст первые трактора.

Артюховский: Да мы с нашим пролетарским энтузиазмом могли бы сами…

Брон: Могли бы. Но не в такие короткие сроки. А время не ждёт. Верно я говорю, мистер Кан?

Мориц Кан: Да, конешно. Time does not wait.

Брон: «Время вперёд!», как нас призывает Маяковский. My dear Kahn, я подписываю контракт. А прав я или нет, пусть рассудит История!

Звучит мелодия Георгия Свиридова из фильма «Время вперёд!». Экран гаснет.

Интерлюдия

На сцене остается Маша Рай. Продолжается её диалог с Господином Хорошим.

Господин Хороший: И как же рассудила История?

Маша Рай: А История рассудила так.

На экране вновь мелодия «Марша энтузиастов» и стройки 30-х гг.

Голос за кадром: За 1929-32 годы фирма Альберта Кана спроектировала и организовала строительство 521 объекта. Это тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове. Автомобильные заводы в Москве и Нижнем Новгороде. Кузнечные цеха в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберцах, Магнитогорске, Нижнем Тагиле и Сталинграде. Станкостроительные заводы в Калуге, Новосибирске, Верхней Салде; прокатный стан в Москве; литейные заводы в Челябинске, Днепропетровске, Харькове…

Господин Хороший: Хватит, не надо всё перечислять. Только скажите, братьям Альберту и Морису Кану поставили памятник в Москве или в том же Сталинграде?

Маша Рай: Нет, их имена предпочли забыть.

Господин Хороший: А может советская власть отдала должное своему эффективному менеджеру Саулу Брону? Без него столь выгодная для России сделка могла и не состояться.

Маша Рай (вздыхает): Увы!

На экране фото Саула Брона.

Голос за кадром: Саул Григорьевич Брон 21 апреля 1938 года осужден к расстрелу Военной коллегией Верховного Суда СССР за шпионаж, террористическую деятельность, организацию покушения на жизнь Сталина. В тот же день приговор привели в исполнении на Бутовском полигоне «Коммунарка» под Москвой.

Господин Хороший (вскакивает и взволнованно ходит): Я так и знал!  Так и знал! Да и иначе и быть не могло. Россия своих лучших людей либо уничтожает, либо выкидывает. И скажите: как можно сытой Америке строить мост с такой чудовищной страной! Нормальное состояние этих стран – сплошной холод. Я бы даже сказал: могильный холод…

Маша Рай: Ну уж, могильный! Да, могильный холод был, но горячка Второй мировой войны быстро его растопила.

Господин Хороший: Вы имеете в виду ленд-лиз?

Маша Рай: Вот видите, Господин хороший, вы и сами всё знаете. А ведь тогда возник не один мост, а сразу несколько.

Эпизод 5. Ленд-лиз и встреча на Эльбе

На экранах под мелодию из фильма «Неизвестная война» возникают  кадры, показывающие морские конвои в Мурманск и Архангельск, перелёты американских самолётов в СССР, железнодорожные эшелоны с бронетехникой.

Голос за кадром: Ленд-лиз – государственная программа, по которой Соединённые Штаты Америки поставляли своим союзникам, в том числе и СССР,  боевые припасы, технику, продовольствие, медицинское оборудование и лекарства, стратегическое сырьё. За годы Второй мировой войны Советский Союз получил от  США 11 тысяч 400 самолётов, 12 тысяч единиц бронетехники, 427 тысяч 284 автомашины, почти две тысячи локомотивов. Кроме того Соединённые Штаты поставили в СССР более 5 тысяч противотанковых пушек, 105 противолодочных кораблей, 202 торпедных катера. Важнейшее значение для Советского Союза вообще и для Красной Армии в частности имели ленд-лизовские поставки продовольствия. Почти вся армия, а также значительная доля «гражданки»  – главным образом работники ключевых военных заводов и номенклатуры – находились в основном на ленд-лизовском продовольственном обеспечении тушёнкой, маслом, шоколадом. 

Маша Рай: А ещё спешу вам напомнить знаменитую встречу на Эльбе.  Знаете, как воспринял Гитлер известие о том, что 25 апреля 1945 года русские и американские войска сошлись в самом центре Германии всего в 140 километрах от Берлина.

Господин хороший (равнодушно пожимает плечами): Наверное, понял, наконец, что война проиграна и пустил себе пулю в лоб.

Маша Рай: Вы будете смеяться, Господин Хороший, но он обрадовался. Судите сами.

На большом экране кадры из к/ф «Освобождение». 25 апреля 1945 года. Идёт диалог в фюрербункере между Геббельсом и Гитлером. Они говорят на немецком языке, но следует русский «перевод».

Геббельс: Мой фюрер, господа! Русские войска столкнулись с американскими в районе города Торгау.

Гитлер (оживляясь): Это чудо, Иосиф, настоящее чудо!

Геббельс: Да, мой фюрер, это второе чудо после смерти Рузвельта. Помните, что предсказывал нам гороскоп: наиболее тяжкие удары должны обрушиться на Германию в первые месяцы 1945 года, особенно в первой половине апреля. Но во второй половине апреля нас ожидает успех. Затем воцарится затишье до августа и тогда же наступит мир. 

Гитлер: Мир! Я всегда мечтал о мире. О мире без большевиков и евреев. Теперь американцы наконец-то начнут воевать со своими естественными врагами. И мы поможем избавить мир от них.

Экран гаснет.

Маша Рай: А вот что случилось на самом деле.

Звучит мелодия песенки американских бомбардировщиков «Мы летим, ковыляя во мгле» в исполнении группы «Чиж и Ко» или Леонида Утёсова. На экране кадры встречи советских и американских военных на реке Эльбе.

Интерлюдия

 Господин Хороший: Что вы хотите, Маша? Тогда у Соединённых Штатов и России был общий враг – германский нацизм. Но стоило его добить, как отношения этих двух стран вновь и очень быстро заморозились. Их заморозила холодная война.

Маша Рай: Да, было такое. И холод шёл от Черчилля. Он, потерявши власть в Англии, решил привлечь к себе внимание и в американском городе Фултоне разразился проклятьями в адрес Советского Союза.

Господин Хороший: Многоуважаемая собеседница, а вы читали эту речь?

Маша Рай: Читала!.. Правда, в пересказе.

Господин Хороший (что-то ищет в интернете): Ах в пересказе? Тогда я вам кое-что процитирую: «Я глубоко восхищаюсь и чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии – я не сомневаюсь, что и здесь тоже, – питают глубокое сочувствие и добрую волю ко всем народам России и решимость преодолеть многочисленные разногласия и срывы во имя установления прочной дружбы». Похоже это на «проклятья в адрес России»?

Маша Рай (растерянно): А что же, про «железный занавес», про коммунистическую угрозу он не говорил?   

Господин Хороший: Почему же? Говорил. Но говорил и о том, что Россия не хочет войны. А долг Англии и Соединённых Штатов не допустить её. Сама речь Черчилля поначалу называлась «О мире во всём мире». Вот только Сталин, видимо, превратно её понял и поставил Черчилля в один ряд с Гитлером. Вот так и началась холодная война.

На экране загорается карикатура Бориса Ефимова на речь Черчилля в Фултоне.

Маша Рай: Путь так. Но разве американские политики в то время были невинными овечками? Раз вы такой образованный человек, то должны знать и про «доктрину Трумэна», и про секретный план этого американского президента. Он же ещё в 1946 году собирался сбросить на нас 20-30 атомных бомб.

Господин Хороший: Ха-ха! 20-30 атомных бомб. Да такого количества ядерного оружия у Соединённых Штатов в то время не было. Бомб имелось не более девяти.

Маша Рай: И девяти хватило бы, чтобы нас уничтожить. Не мы, а Америка первой создала это страшное оружие и сбросила их на японцев.

Господин Хороший (раздражённо): Ядерное оружие создавалось не против России и даже не против Японии. Великий Эйнштейн, узнав, что нацисты могут создать его, написал письмо президенту Рузвельту с предложением принять ответные меры. Так и родился «Манхэттенский проект». Его возглавил левак Оппенгеймер. Он так любил коммунистов, что привлёк их к работе, а эти ребята, вроде Клауса Фукса или супругов Розенбергов, все секреты передали через советских разведчиков товарищу Берии. Таким образом Сталин обзавёлся этим адским оружием и нёс реальную угрозу миру.   

Маша Рай (взрывается): Ну, знаете, Господин Хороший! Я не поклонница Сталина и Берии, но они всё-таки не сбрасывали атомные бомбы на мирные города.

Господин Хороший: Вы имеете в виду Хиросиму и Нагасаки (на экране кадры ядерного взрыва и его последствий)? Вы забываете, госпожа Маша Рай, что шла война, настоящая война Соединённых Штатов с Японией, в которую включилась и Россия. А после этих ядерных бомбардировок Япония капитулировала. Да, погибли десятки тысяч мирных японцев. Но остались в живых сотни тысяч американских и русских солдат и офицеров.

Маша Рай: Да, вы.. Да, вы, как я погляжу, настоящий милитарист! Вам войну подавай.

Господин Хороший (взрывается в ответ): Я, Маша, никакой не милитарист. Я не люблю войну, но если уж она началась, то её следует прекратить любой ценой. Хотя лучше бы её не развязывать вовсе, чего не захотели сделать коммунисты Северной Кореи и Китая. И вот только-только закончилась Вторая мировая война, как чуть не разразилась третья.

На экране кадры Корейской войны.

Маша Рай: Ещё бы не разразится, если американцы в неё вмешались.

Господин Хороший: Да, вмешались. Но по просьбе Организации Объединённых наций. А Сталин влез в несчастный полуостров исподтишка. И если бы он вовремя не сдох, то вместо перемирия мог бы начаться обмен ядерными ударами между бывшими союзниками.       

Маша Рай: Но ведь он сдох. А его преемник Хрущёв не хотел войны, он даже в Америку съездил, призывал к разоружению.

Господин Хороший: Войны не хотел, однако в 1962 году устроил такой переполох, что от мира чуть не остались рожки да ножки.

Маша Рай: Вы имеете в виду Карибский кризис?

Господин хороший: Угадали.

Затемнение. На большом экране под мелодию кубинского марша «26 июля» кадры победы повстанцев Фиделя Кастро на Кубе, его встреча с Хрущёвым, советские корабли в Карибском бассейне, подготовка ракетных установок к запуску.

Голос за кадром: Карибским кризисом называют чрезвычайно напряжённое политическое, дипломатическое и военное противостояние между Советским Союзом и Соединёнными Штатами в октябре 1962 года, ставшее кульминацией холодной войны. Ему предшествовало обострение отношения между США  и Республикой Куба после победы Кубинской революции и прихода к власти леворадикального правительства Фиделя Кастро Рус, взявшего курс на сближение с СССР. Советское политическое руководство в июне 1962 года приняло решение о развертывании на острове 40 ракетных установок с дальностью действия ракет от 2,5 до 4,5 тысяч километров. 14 октября американский разведывательный самолет У-2 обнаружил и сфотографировал стартовые позиции советских ракетных войск. После того, как Советскому Союзу и Соединённым Штатам Америки не удалось урегулировать кризис дипломатическим путём, президент Джон Кеннеди отдал приказ повысить боевую готовность Вооружённых сил США до самого высокого уровня и начать блокаду Кубы. Это был первый и пока единственный случай в истории США, когда объявлялась именно такая боевая готовность.

Господин Хороший (прерывая показ): Я ещё помню эти страшные и напряжённые дни. Только чудо спасло мир от ядерной катастрофы.

Маша Рай (с хитринкой в глазах): Вы правы. Но у этого чуда есть конкретные имена.

Господин Хороший: Вы имеете в виду генсека Хрущёва и президента Кеннеди?

Маша Рай: Нет, Господин Хороший, я имею в виду корреспондента телекомпании «ABC News» Джона Скали и резидента КГБ в Вашингтоне Александра Фомина, чьё настоящее имя Александр Феклисов. Именно они перебросили секретный мостик между странами в вашингтонском ресторане «Оксидентал» И если бы этого не произошло, то я не знаю, смогли бы мы с вами разговаривать. Я могла бы вообще не родиться, потому что некому было бы рожать.

Эпизод 6. Александр Феклисов и Джон Скали

 
На экране фото Феклисова.

Голос за кадром: Александр Семёнович Феклисов – советский разведчик, сотрудник Первого главного управления КГБ СССР, занимающегося внешней разведкой. Полковник, кандидат исторических наук. В феврале 1941 года прибыл в США для работы в нью-йоркской резидентуре. За 6 лет работы добыл и передал на Родину большое количество секретной информации, в частности, рабочие чертежи атомной бомбы, сброшенной американским самолётом 9 августа 1945 года на Нагасаки. В 1960–1964 годах под именем Александр Фомин возглавлял главную резидентуру КГБ в Вашингтоне. Его открытая должность – советник Посольства СССР. Сыграл важную роль в урегулировании Карибского кризиса 1962 года.

На экране стол в отдельном зале вашингтонского ресторана «Оксидентал». За столом Джон Скали и Александр Феклисов. Чуть поодаль за отдельным столиком за их беседой наблюдает агент КГБ. Скали очень взволнован.

Феклисов: Джек, мы с вами не первый год знакомы, но я вас не узнаю. Чем вы так встревожены? И почему вы так срочно захотели со мной встретиться? Вы намерены взять у меня интервью?

Скали: Да, интервью. Если хотите, можете назвать это так. Только это интервью не появится ни на телевидении, ни в газете. У меня даже нет записывающих устройств. Можете обыскать меня, если не верите.

Феклисов: Даже не сомневайтесь – я вам верю. Что ж, задавайте вопросы.

Скали: Вопросы, вопросы…  Да-да, вопросы. Так вот мой первый вопрос: ваш генсек Хрущёв совсем рехнулся? Зачем он размещает на Кубе ракеты, которые за десять минут могут уничтожить всех нас?

Феклисов: Постойте, Скали, с чего вы это взяли? Хрущёв же недавно заявил, что мы поставляем на Кубу только оборонительное оружие.

Скали: Ах, оборонительное! (Залезает в портфель, что вызывает настороженную реакцию наблюдающего за ними советского разведчика). Вот посмотрите, что засёк наш самолёт-разведчик на Кубе. (Показывает фотографию пусковой ракетной установки, которая тут же отражается на экране). Это ракета средней дальности Р-12. Вы её любите демонстрировать на своих парадах. (Передаёт фото первомайской демонстрации. На экране – изображение ракет Р-12, которые по Красной площади перевозят тягачи).

Феклисов: Как к вам попали эти фото? У вас большие связи с ЦРУ?

Скали: Нет, мистер Феклисов…

Феклисов: Фомин.

Скали: Хорошо, пусть Фомин, хотя мне известно, что на самом деле вы – Феклисов. Так вот, эти фото мне дал мой друг Боб.

Феклисов: Роберт Кеннеди, генеральный прокурор, брат президента?

Скали: Да, именно он. Вас, мистер Феклисов, Бобби очень уважает, называет «супершпионом» и «главным разведчиком КГБ».

Феклисов (невозмутимо): Что ж он тогда меня не арестует, раз я шпион?

Скали: У вас же дипломатическая неприкосновенность. К тому же сейчас вы нужнее на свободе, а не за решёткой Синг-Синга.

Феклисов: Любопытно.

Скали: По большому счёту, мы с вами коллеги. Журналисты добывают информацию, и разведчики добывают информацию. Только мы её распространяем на весь мир, а вы держите её в секрете. (Вытаскивает из кармана коробочку с успокоительными таблетками, высыпает несколько штук на ладонь и опрокидывает их в рот, запивая водой. Видя эти действия, советский разведчик на всякий случай отодвигает салфетку, которая закрывает лежащий на столе пистолет). А с сегодняшнего дня я состою на работе в секретной службе.

Феклисов: Вот только разведчики не нервничают, это могут себе позволить разве что журналисты.

Скали: Да-да, вы правы. (Старается улыбнуться). Но я же – начинающий шпион.

Феклисов: В любом случае приятно встретить коллегу, хоть и врага.

Скали: Враги должны уметь договариваться, и мы здесь именно для того, чтобы договориться. Тем более, если там (показывает на потолок) этого сделать не могут.

Феклисов: И о чём мы с вами должны договориться?

Скали: Надо чтобы ваши убрали ракеты с Кубы.

Феклисов: Постойте, «коллега». Разве мы начали гонку вооружений?

Скали: Мистер Феклисов, или, простите, Фомин, сейчас не время углубляться в историю. 26 ваших судов двигаются в сторону Кубы и в скором времени достигнут карантинной зоны. Тогда наши военные корабли их остановят и обыщут.

Феклисов: Но, может, найдут всего лишь ящики с детским питанием?

Скали: Может. А если там ракеты с ядерными боезарядами?

Феклисов (после небольшой паузы): Скажите, Джек, ваш друг Роберт Кеннеди хочет мира или войны?

Скали: Он хочет мира.

Феклисов: А его брат – президент Кеннеди?

Скали: Разумеется, тоже самое. Между братьями нет никаких противоречий. Но есть и другой Боб – Боб Макнамара, министр обороны.

Феклисов: А он значит готов воевать?

Скали: Что вы хотите? Он же имеет дело с генералами. А они мечтают взять реванш за провал операции «Запата» в заливе Свиней.

Феклисов: Да, кастровцы тогда здорово влепили этим «гусанос», подготовленных на ваших военных базах.

Скали:  Президент Кеннеди был против этой операции. Но что он мог сделать? Операция готовилась ещё при Эйзенхауэре. По крайней мере, он не допустил прямого вмешательства американских войск.

Феклисов: Теперь допустит?

Скали: Теперь речь идёт о безопасности Соединённых Штатов. И если ваши не уберут свои ракеты, то наши самолёты измолотят их за два дня. А затем последует вторжение на Кубу – уже не «гусанос», не эмигрантов, а американского десанта.

Феклисов: Что же это – Кеннеди не боится нашего ответного удара?

Скали: Макнамара его убедил, что ответного удара не последует. Ваши ракеты на Кубе развернуться не успеют, а те, что находятся в России, до Соединённых Штатов не долетят.

Феклисов: Макнамара, видимо, забыл, что в Европе находятся союзники Америки. И если ваши ударят по нашим союзникам, то Советскому Союзу не остаётся ничего другого, как ударить по Западному Берлину.

Скали: Но это же полномасштабная война! Соединённые Штаты будут вынуждены начать бомбардировку советских городов.

Феклисов: А Советский Союз начнёт бомбардировку американских городов. Если не ракетами, то с самолётов и подводных лодок.

Скали: Это будет настоящий Армагеддон, предсказанный ещё в Апокалипсисе! Цивилизации конец. Мы должны это предотвратить. Умоляю вас: выйдите на Хрущёва, убедите его, ради Бога и наших детей, убрать эти чёртовы ракеты.

Феклисов: И что взамен?

Скали: Взамен Кеннеди снимет блокаду Кубы и даст гарантии ненападения на эту страну.

Феклисов: Боюсь, что этого будет мало.

Скали: Мало? Да что же ещё Хрущёву нужно?

Феклисов: Я не телепат, Джек, и не могу угадывать чужие мысли. Однако могу предположить, как Никите Сергеевичу могла придти идея об установке на Кубе ракетных комплексов. Насколько мне известно, в прошлом году Соединённые Штаты разместили в Турции 15 ракет средней дальности. Они вполне способны достать Москву. Для Хрущёва это могло стать личным оскорблением, и он решил ответить размещением аналогичных ракет на Кубе. Значит, Хрущёв, скорее всего, потребует сначала убрать ракеты в Турции. И вот тогда уж советские ракеты вернуться из Кубы домой.

Скали: Кеннеди на это не пойдёт, не сможет пойти. Это будут слишком большие уступки, его не поймёт ни Макнамара, ни Пентагон, ни конгресс.

Феклисов: А если их уберут не сейчас, а, скажем, через пять-шесть месяцев? Например, как устаревшие.

Скали: Это более реально.

Феклисов: Тогда передайте братьям Кеннеди этот план. США обещают не вторгаться на Кубу, снимают блокаду и президент даёт честное слово – пусть даже тайно – через полгода убрать ракеты в Турции. Тогда советское руководство вывозит с Кубы уже установленные ракеты, а наши суда, что вот-вот должны столкнуться с вашими военными кораблями, поворачивают назад. Если, конечно, они везут более острое продукты, чем детское питание.

Скали: Отличный план, Александр! Мой друг Боб в тебе не ошибся. Сегодня же вечером доложу ему и его брату президенту. Но как ты донесёшь эти идею до Хрущёва? Через вашего посла Добрынина?

Феклисов: Дипломатический путь слишком длинный и запутанный. Пока дойдёт до Хрущёва Армагеддон уже случится. Через моих начальников в разведке надёжнее.

Скали (встаёт и протягивает руку): Великолепно! Когда-нибудь на этом ресторане повесят табличку: в этом месте два хороших человека спасли мир от ядерной катастрофы.

Советский разведчик вновь обнажает пистолет.

Феклисов (пожимая руку): Подождите радоваться, Джек. И, как говорят в России, переплюньте три раза через левое плечо. Это чтобы не сглазить. Нам ещё предстоит убедить своих правителей.

Советский разведчик незаметно убирает пистолет в карман. Звучит песня группы The Beatles «Back in the USSR». Затемнение.

Интерлюдия

На сцене снова Маша Рай ведёт диалог с Господином Хорошим.

Господин Хороший: Судя потому, что мир выжил, этим двум парням удалось-таки убедить своих правителей. Но откуда вы всё это знаете, Маша? Всё-таки вы совсем не та, за кого себя выдаёте.

Маша Рай (про себя): Это вы, Господин Хороший, не тот, за кого вы себя выдаёте. (Господину Хорошему с деланной улыбкой на лице). А я, конечно, не та. Мой ник – Маша Рай, а на самом деле я совсем Рай. Извините, у меня тут телефон звонит. Ещё раз отключимся на минутку.

Маша отключает Господина Хорошего, берёт лежащий на столе телефон.

Маша Рай: Алло, Паша! Что ты ещё узнал. Так… Значит зовут его Джордж Бармин... Переписывается с известными политиками, сенаторами, бостонскими преподавателями… Ты не просто гений, Паша, ты сверхгений. Целую тебя миллион раз. При встрече. Пока! (Включает Господина Хорошего). Так на чём мы с вами остановились?   

Господин Хороший: Вы получили новые указания от своих шефов? Ну-ну! А остановились мы на том, что двум хорошим парням удалось спасти мир от ядерной катастрофы. Но холодная война, Маша, на этом не закончилась. Уже после Карибов Соединённые Штаты сражались с коммунизмом во Вьетнаме, а Советский Союз спасал коммунизм в Афганистане. И от перерастании холодной войны в горячую мир уберегли не хорошие парни, вроде Джона Скали и Александра Феклисова. Мир спасал обывательский страх самоуничтожения.

Маша Рай: А рукопожатие в космосе в 1975 году? Это когда на орбите состыковались советский корабль «Союз» и американский «Аполлон». Они что – из страха «столкнулись»?

Господин Хороший: Мелкий незначительный эпизод.

Маша Рай: Ах, эпизод! А что сейчас делают русские и американцы на Международной космической станции? Снова скажите эпизод? Так я вам отвечу: этому «эпизоду» скоро стукнет двадцать лет. И конца ему не видно. Раз сумели наладить мост в космосе, то что стоит это сделать на Земле?

Господин Хороший: Космос, Маша, бесконечен. Там всем места хватит. Другое дело на матушке Земле. Эти две страны, одна пакостней другой, настолько огромные, что не могут поместиться на нашей крохотной планете. Они всегда будут мешать друг другу. Вам есть что возразить?

Маша Рай: Есть, Господин Хороший. Правда, было бы лучше, если бы это сделала не я, а Питирим Сорокин. Вы его должны знать. Он – учёный. И хорошо изучил как Америку, так и Россию.

Эпизод 7. Питирим Сорокин

Затемнение. На экране портрет Питирима Сорокина.

Голос за кадром: Питирим Александрович Сорокин – выдающийся русский и американский социолог, культуролог, педагог. Родился в селе Турья на территории нынешней Республики Коми. Окончил юридический факультет Петербургского университета. После февральской революции – один из лидеров правых эсеров, во Временном правительстве занимал пост личного секретаря премьера Керенского, избран депутатом Учредительного собрания. В сентябре 1922 года был выслан из страны вместе с большой группой деятелей русской культуры.  В 1931 году основал социологический факультет Гарвардского университета и возглавлял его до 1942 года, затем оставался профессором этого вуза вплоть до 1959 года.  

На экране кафедра в студенческой аудитории, за которой стоит профессор Сорокин.

Сорокин: Друзья мои! Тема сегодняшней лекции «Россия и Соединенные Штаты». Всего пять лет назад эти две великие державы в союзе друг с другом вели долгую и томительную войну с Германией и Японией. И этот союз породил надежды на прочный мир между Россией и Америкой. Однако на смену миру и дружбе пришли «холодная война» и враждебность. И я хочу спросить вас, молодых людей, чьи души еще не набиты шелухой предрассудков: были ли эти надежды пустой утопией? Почему, стоило нам добить общих врагов, как мы сами стали врагами? Ну, есть среди вас смельчаки, готовые ответить на этот непростой вопрос?

1-й студент: Профессор, можно я отвечу цитатой?

Сорокин: Что ж, если своей головы нет, предъявите другую голову.

1-й студент: Мистер Сорокин, дело не в том, что у меня нет своей головы. Просто француз Алексис де Токвиль ещё 1835 году дал исчерпывающий ответ на ваш вопрос. Вот, послушайте: «В настоящее время в мире существуют два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся, как представляется, к единой цели. Это русские и англо-американцы. Оба этих народа появились на сцене неожиданно и сразу вышли на первое место, и мир почти одновременно узнал и об их существовании, и об их силе. Американцы преодолевают природные препятствия, русские сражаются с людьми. Первые противостоят пустыне и варварству, вторые – хорошо вооруженным развитым народам. Американцы одерживают победы с помощью плуга земледельца, а русские – солдатским штыком. В Америке в основе деятельности лежит свобода, в России – рабство. У них разные истоки и разные пути…». Что скажете, профессор?

Сорокин: Скажу: никогда не доверяйте французам. Месье Токвиль немного знал Америку и никакого понятия не имел о России. Тем более, что Россия за прошедшие сто с лишним лет весьма изменилась.

1-й студент: Простите, профессор, но не вы ли нам говорили на лекциях, что большевики преподнесли такую «свободу», от которой все только взвыли. Свободы совести, слова, печати, союзов и собраний они объявили «буржуазными предрассудками». А место прежнего царя заняли сначала Ленин, а потом Сталин. Выходит, либо месье Токвиль прав, либо вы нам говорили неправду, мистер Сорокин?

Сорокин: Что ж, поставлю вопрос иначе. Если Россия и Америка такие разные, противоположные по сути, но при этом граничащие друг с другом страны, почему же между ними не было войн? На протяжении всей истории Запада не было другого случая столь длительного мира между великими державами, находящимися в непрерывном взаимодействии.

2-й студент: А мы с русскими действительно находились в непрерывном взаимодействии?

Сорокин: Да, и, мало того, весь XIX век отношения между Россией и Штатами были чрезвычайно теплыми и согласованными. Россия признавалась лучшим другом США, а Соединенные Штаты были чрезвычайно популярны в России. Именно Россия стала чуть ли не первой иностранной державой, которая помогла ей в борьбе за ее независимость. А позже между русским царем Александром I и одним из отцов-основателей Америки Томасом Джефферсоном завязалась тесная дружба. Во время гражданской войны в Америке другой русский царь, Александр II, направил к ее берегам флот с секретным приказом предотвратить вмешательства европейских стран. И, наконец, когда обе страны оказывались вовлеченными в одну и ту же войну, они действовали на одной стороне, сражаясь с общим врагом.

На экранах кадры, иллюстрирующие то, что говорит Питирим Сорокин.

3-й студент: Профессор, все это хорошо, но все это было в прошлом. А что сейчас? У нас – демократия, у них – коммунистическая диктатура. У нас – свобода вероисповедания, у них – воинствующий атеизм.  Мне кажется, профессор, что Россия и Америка находятся на разных полюсах, у нас разные ценности, поэтому мы и противостоим друг другу. И будем противостоять.

Сорокин: А разве не бывает так, что в тех или иных социальных группах, живущих в одном городе, совершенно разные манеры, нравы, уровень жизни, уровень образования, религиозные верования? Однако эти различия не ведут к вооруженным конфликтам. Точно также и две нации, имеющие разные психологические и социально-культурные ценности, могут прекрасно уживаться друг с другом. Но я вам больше скажу: эти различия сильно преувеличены. По сути дела, Соединенные Штаты и Россия имеют существенное сходство в такого рода ценностях. И это сходство полностью уравновешивает различия между ними.  

1-й студент: Что может быть общего у свободных людей с прирожденными рабами?

Сорокин: Один такой «прирожденный раб» стоит сейчас перед вами. Я родился и вырос в коми деревне. Есть такой народ, живущий на севере России. Это люди, не знавшие крепостного рабства. Их нравы и мораль основаны десяти заповедях. Избы коми крестьян не имели замков, потому что не существовало воров. Похоже это на прирожденных рабов?

3-й студент: Нет, это очень похоже на наших индейцев. Наверное, это дикие люди, еще не хлебнувшие цивилизации?

Сорокин: Почему вы свысока смотрите на тех, кто возможно в нравственном отношении стоит выше вас?

3-й студент: Я не смотрю на них свысока. Я просто не верю, что столь нравственными могут быть цивилизованные люди.

Сорокин: Коми, к вашему сведению, вполне цивилизованный народ. До революции это был третьим по грамотности народом России. А вся Россия освободилась он крепостного рабства в 1861 году, когда и Соединенные Штаты освободили чернокожих рабов. Причем в России это событие не стало поводом для кровавой гражданской войны.

1-й студент: Так все-таки: что же общего у нас с Россией, кроме того, что рабство пало в одно и тоже время?

Сорокин: Довольно много, как это не покажется странным. Во-первых, обе страны сами по себе фактически являются континентами с огромным разнообразием флоры и фауны, климатических и географических условий, имеют колоссальные залежи полезных ископаемых, что делает их самодостаточными. Во-вторых, до своих континентальных размеров Россия и США, в отличие от многих прошлых и нынешних империй, расширялись не столько путем военной силы, сколько за счет добровольного подчинения племен и народов и мирного проникновения первопроходцев. В-третьих, обе державы стали плавильными котлами для самых разных расовых, этнических, национальных и культурных групп и народов. Причем плавильный котел России даже более разнообразен, чем США. Более 150 различных этнических групп с разными языками мирно сосуществуют здесь бок о бок.

Вновь экраны иллюстрируют слова Сорокина.

2-й студент: А я много слышал о загадочной славянской душе. Говорят, нам, с нашим рационализмом, ее не понять.

Сорокин: Не верьте этим мифам, дорогой друг. Нет двух русских или двух американцев, которые были бы абсолютно идентичны. Оба народа имеют тысячи психологических типов, а в расовом или антропологическом отношении русские принципиально не отличаются от американцев. Но есть у обоих народов одна общая черта. Это свобода от жестких традиций и шаблонов, открытость и широта кругозора, космополитизм и самоуважение без уничижения других народов. Русскую нацию можно сравнить с широкой рекой, в которой слились множество ручейков, представляющих собой огромное количество европейских и азиатских народов.

3-й студент: Тогда объясните мне, мистер Сорокин: если всё так хорошо, то почему же всё так плохо? Россия и Америка сейчас враждуют. И это факт, от которого невозможно отвертеться.

Сорокин: Да, мой друг, это так. Миром правит грубая сила, прикрывающаяся высокопарным лицемерием.  А в таком мире основной конфликт может разворачиваться только между самыми могущественными странами. Малые народы в одиночку не могут позволить себе бросить вызов самым могущественным. Россия и Соединенные Штаты в результате последней войны получили сомнительную привилегию стать самыми мощными военными державами. Но у нас и у человечества в целом остался самый непримиримый и самый смертоносный общий враг. Это смерть и разрушение в любой форме. А самая большая, извечная и самая драгоценная позитивная ценность – это сохранение жизни и ее совершенствование для продолжения творческой миссии человечества. Мирное сотрудничество двух стран принесет неизмеримую экономическую, культурную, социальную, психологическую и моральную выгоду. Подумайте только, сколько сотен миллиардов долларов и какое огромное количество труда, расходуемое на вооружение, можно потратить с пользой для насущных потребностей человечества! Как вырастет взаимная торговля! Как можно обогатить друг друга путем обмена научными и техническими достижениями и достижениями в сфере искусства! Интересы обоих народов и всего человечества требуют их искреннего сотрудничества и абсолютного запрещения кровавых форм конфликта.

Звучит тема России из Второго концерта Сергея Рахманинова.

Эпилог. Бармин

На сцене Маша Господин Хороший.

Маша Рай: Ну, что вы на этот раз скажите?

Господин Хороший: Скажу, что ваш Питирим Сорокин – болтун и фантазёр. Они витает в облаках, мечтает, как говаривал Пушкин, впрячь в одну телегу коня и трепетную лань.

Маша Рай (взрывается): Послушайте, Господин Хороший! Вы непробиваемы. Скажите, наконец, кто вы такой? Русский эмигрант, ненавидящий страну, из которой сбежал, а также страну, вас приютившую? Или работаете на всякие там спецслужбы, ну типа ГРУ и ЦРУ? Почему вы меня всё время провоцируете? А, мистер Джорж Бармин?

Господин Хороший: Во как! Вы даже знаете, как меня зовут.

Маша Рай: Так всё-таки – кто вы?

Господин Хороший: Хорошо, я скажу. Все три названных вами варианта подходят.

Маша Рай: То есть вы – эмигрант и двойной агент? Прямо-таки шпионский роман!

Господин Хороший: Не совсем так. Эти три варианта подходят, но не ко мне, а к моему отцу.

Маша Рай: И кто ваш отец?

Господин Хороший: Довольно известный человек – Александр Бармин.

На экране появляется портрет Александра Бармина.

Голос за кадром: Александр Григорьевич Бармин – советский разведчик и дипломат, комбриг, «невозвращенец». В 1919 году вступил в Красную Армию и в РКП(б). Учился на командных курсах, был уполномоченным РВС Туркестанского фронта, затем консулом в городе Карши, ныне Бухара. В годы внутрипартийной борьбы сочувствовал Левой оппозиции, в первую очередь лично Льву Троцкому. С 1935 года – первый секретарь полпредства в Афганистане, затем – резидент Главного разведывательного управления во Франции. В начале 1937 года, узнав о том, как фабрикуются открытые процессы против оппозиционеров, попросил у Франции политическое убежище. С 1940 года жил в США, работал в военной разведке, руководил Русской службой радиостанции «Голос Америки». Был женат на внучке президента США Теодора Рузвельта. Умер 25 декабря 1987 года в Роквилле, штат Мэриленд.

Маша Рай: Так вы, получается, правнук Теодора Рузвельта? А знаете – вы похожи.

Господин хороший (горько смеётся): Нет, Маша, моя мама Галина Доманицкая, русская женщина. Это его четвёртая жена. Внучкой Теодора Рузвельта был третья.

Маша Рай: Интересный у вас папаня! А вы сами чем занимаетесь?  

Господин хороший:  Историей, журналистикой, пишу статейки в журналы. Отец очень мне помогал. Это от него я узнал про Джон Пол Джонса, князя Оболенского, о Корейской войне.

Маша Рай: Ага, значит, весь этот разговор вы затеяли для того, чтобы потом написать об этом в Newsweek или Reader`s Digest. Что-нибудь такое провокационное – мол, смотрите, какая Россия варварская и недалёкая. Это так?

Господин хороший: А вот тут вы не угадали. Но, прежде чем я отвечу на ваш вопрос, удовлетворите же моё любопытство. Как вы узнали моё имя? И, вообще, кто вы, чем занимаетесь, откуда у вас такие обширные познания про Альберта Кана, Карибский кризис, про того же Питирима Сорокина?

Маша Рай: Я училась в университете его имени. А сейчас – рядовая аспирантка. Пишу диссертацию про влияние Питирима Сорокина на российско-американские отношения. Зовут меня Марина Раевская. А про вас всё разузнал мой друг Павел – лучший хакер нашего города и его окрестностей. Как видите, всё очень просто.

Господин хороший: А видеоблогерство – это ваше хобби?

Маша Рай: Не совсем. Это что-то вроде социологического исследования. Репрезентативность, конечно, нулевая, но меня это эмоционально заряжает. И многое узнаёшь. Вот хотя бы из нашего с вами разговора. Но вот вам-то он зачем?

Господин хороший: А затем, что вы мне понравились. Вы умная и красивая девушка. Да ещё и с исторической родины.

Маша Рай: На самой исторической родине вы когда-нибудь бывали?

Господин хороший (жёстко): Нет, и не собираюсь. Мой отец отдал вашей стране и делу революции свою душу, рисковал жизнью, голодал, не спал ночами. А чем ему отплатила власть, которой он служил? Нелепым обвинением в шпионаже и пулей в лоб, которой он, к счастью, избежал. А в России всё произошло именно так, как предсказывал мой отец. Он говорил, что если СССР скатится к бюрократическому режиму, то неминуемо произойдет реставрация капитализма. Так что стройте свой мост между нашими странами, а я по нему не пойду – боюсь замёрзнуть (Горько смеётся).  

Маша Рай: Послушайте, неужели вам никогда не хотелось пройтись по Невскому проспекту, спуститься в московское метро, увидеть Волгу, побродить по Уральским и Кавказским горам?

Господин Хороший (вздыхает): Маша, Машенька, Машуля, я много поездил по миру, гулял по Елисейским полям, поднимался в юности на Монблан, плавал по Нилу. Чем меня может удивить историческая родина?

Маша Рай: Наверное, тем, что это родина. Родина ваших предков. Просто взгляните на неё без всяких сравнений.

Затемнение на экране под мелодию песни «Широка страна моя родная» идут кадры достопримечательностей Санкт-Петербурга и Москвы, подземные станции метро, Уральские и Кавказские горы, лица россиян.

Господин Хороший: Ох, Маша, зачем вы рвёте моё сердце?

Маша Рай: А затем, господин Бармин, что «железный занавес» давно уже заржавел и рассыпался. Холодная война хоть и не закончилась, но значительно потеплела. Так что, Джордж Александрович, бросайте всё, садитесь в «Боинг» и дуйте по воздушному мосту прямо к нам. Я встречу вас с цветами, и мы махнём в родные места ваших родителей. Вы когда-нибудь видели, как цветут анютины глазки, ромашки или душистая сирень?

Господин Хороший: Не помню. Наверное, нет.

Маша Рай: Так я вам напомню. И вы узнаете, что такое настоящий рай.   

Господин Хороший: А-а, будь что будет! Ждите меня, Машенька, я лечу в Россию.

Звучит пеня «Гуд бай Америка» в исполнении группы Nautilus Pompilius.

Затемнение.