EN
Старый сайт
К хорошему привыкают быстро. Петров много спал, проводил большую часть времени на великолепных пляжах Трухильо, отменно питался, не отказывал себе в удовольствиях. Владимир Игнатьевич загорел, отпустил себе импозантную бородку, приобрел дорогие дымчатые очки, панаму, стал завсегдатаем различных курортных мероприятий. При этом тесных знакомств не заводил, имел дело лишь с женщинами, приехавшими в отпуск, на небольшой срок. Мужчинам в питейных заведениях представлялся как писатель, пребывающий в творческих поисках вдохновения. Хромой Петрова не беспокоил, лишь один раз позвонил и поинтересовался о деньгах. Денег Петрову хватало, в казино он не играл, перед дамами не шиковал и не роскошествовал. Вел себя исключительно разумно, вжившись в роль небогатого и малоизвестного беллетриста.
Петров любил нежиться на теплом и мягком песке. В жаркие часы зарывался во влажную прохладу, устраивая себе глубокое ложе и защищая голову от палящего солнца панамой. Когда под ним стал двигаться песок и сам он начал проваливаться "сквозь землю", беглый майор запаниковал. Мысли, одна другой тревожнее, замелькали словно в чудовищном калейдоскопе, ничуть не умаляя неотвратимости факта и беспомощности перед ним. Удар о стальную преграду отозвался в сознании менее болезненно, чем обуявшая Петрова паника. Прежде чем он успел осознать случившееся, послышалось характерное шипение гидравлического механизма и через открывшийся люк чьи-то сильные руки втащили майора в небольшое помещение шлюза:
- Не дрейфь, майор, - дружески подмигнул ему симпатичный усатый крепыш в тельняшке, и ловко защелкнул на запястьях Владимира Игнатьевича наручники, беззлобно пояснив, - с целью, так сказать, временного ограничения неразумной инициативы.
Сработал еще один механизм, открылся люк с трапом вниз, в узкий коридор. Обилие кабелей, трубопроводов, внешний вид коридора, отсеков и технических устройств, массивные двери с поворотными механизмами для герметической изоляции помещений напоминали внутреннее устройство современных атомных подводных лодок, с которыми майор был знаком не только теоретически. Стажировка на борту субмарины входила в обязательную программу обучения курсантов Высшей школы КГБ.
Майор мучительно соображал:
- Ведь не в море взяли, а на пляже… Как же она заплыла, на пляж-то?
Ответом было ровное гудение машин и механизмов. По громкой связи послышалась команда:
- Дифферент шесть минус, курс 237, вперед помалу.
Лодка заметно накренилась, шум двигателей изменился. Прошли несколько отсеков, подошли к капитанской каюте. Крепыш постучался и вошел строевым шагом:
- Товарищ ка-вто-ранга, - скороговоркой обратился крепыш к командиру корабля, высокому, с волнистыми с проседью волосами, сорокалетнему человеку с волевым взглядом и хищным, с горбинкой носом, - объект на борт доставлен без происшествий.
- Введите, - коротко распорядился капитан, увидев на пленном наручники, приказал снять, кивнул крепышу, - свободны.
Крепыш молодцевато развернулся и Петров остался наедине с командиром корабля. Командир, не говоря ни слова, вынул из конверта предписание и зачитал вслух:
«Совершенно Секретно
ПРИКАЗ
Экипажу ПАЛ обеспечить инфильтрацию и доставку агента ФСБ майора Петрова В.И. по месту службы.
Начальник Управления ФСБ
Генерал-полковник Аполлов Н.С.
Подпись.
Дата »
- Все ясно? – спросил капитан тоном, исключающим дебаты и колебания.
- Так точно, - сказалась выучка майора, - разрешите вопрос?
Капитан второго ранга смерил Петрова взглядом, полным нескрываемого презрения, именно так подземнофлотцы смотрят на «сухопутных крыс», и, совершенно не по-уставному, смилостивился:
- Валяй!
- Меня расстреляют? – в лоб спросил майор, не надеясь на честный ответ, горячо желая уловить в этом ответе хоть намек, хоть тень намека на свое теперешнее положение.
Командир удивленно округлил глаза и с флотской прямотой ответил:
- Твой генерал сверх предписания велел доставить тебя, майор, прямо к нему. Там и узнаешь все, что тебе положено знать. А пока что ступай в каюту, мичман Гороховецкий тебе все покажет и объяснит, да и присмотрит за тобой, - позвал мичмана по громкой и добавил, - на всякий случай, чтоб чего не вышло, - и улыбнулся широко и добродушно, так, как умеют только флотские.
Мичманом Гороховецким, как и следовало ожидать, оказался знакомый Петрову усатый крепыш.
- Гриша, - представился крепыш, как только вышли от капитана, - пойдем, покажу нашу каюту. Обед будет через час, пока осваивайся и мойся. А я подберу тебе чистую робу.
Под Москвой лодке пришлось спуститься на большую глубину, около 8000 м. Подземное строительство в Москве приобрело размах поголовного увлечения толстосумов, этакой моды тех, кто мог сие себе позволить. Если в доперестроечный период подземные хранилища, убежища и роскошные жилища «на случай ядерной войны» сооружали для правительственных высших чинов и конечно же для «членов» Политбюро во главе с «дорогим и уважаемым» генсеком, то нынче всякий, кто с деньгами, строил себе что-то под землей.
Строго говоря, 5 тысяч метров под столицей, на данный момент, представляли собой огромный, очень плотно застроенный город. Земля еще на три километра вниз была поделена на участки и продана, строительство там шло ударными темпами. Самые наглые из криминальных авторитетов, сиречь уважаемых бизнесменов, нелегально, за огромные взятки, умудрились захватить более глубокие участки, и курс атомохода из-за не отмеченных на лоцманских картах объектов приходилось то и дело менять.
Капитан, чертыхаясь, пришвартовался у одного из глубинных лифтов и скомандовал по громкой:
- Гороховецкий, подавай сухопутного на шлюз и ныряй с ним в лифт. Сам возвращайся, там люди генерала его встретят.
- Петров! – изобразил на лице радость встречи Аполлов, - ты не представляешь, как я рад видеть тебя!
Владимир Игнатьевич же, напротив, радости от встречи с грозным начальником не испытывал. Ватные ноги предательски дрожали, майор с трудом справлялся с острыми позывами к мочеиспусканию.
Выдержав значительную паузу и вдоволь насладившись жалким видом перепуганного насмерть подчиненного, генерал перешел к делу:
- С Хромым твоим ребята сейчас разбираются, о тебе он уже «забыл» и дает нам сейчас показания, ну да это и не важно, - решил приоткрыть немного карты, - на телефоне твоем его номер нашли, ну и отработали ниточку соответственно…
Слушая генерала, Петров окончательно утвердился в мысли о всемогуществе шефа:
- Этот и в космосе разыщет, - обреченно думал беглец и был, впрочем, прав. Кое-какие наработки по космосу у генерала имелись, благо, подведомственные институты понемногу возобновили свою работу.
- Наш Президент, ты знаешь, о ком я говорю, - подчеркнул голосом генерал и, дождавшись, пока майор судорожно сглотнул набежавшую слюну и, побледнев, кивнул, сухо продолжил, - пожалел тебя и велел дать тебе подполковника.
Взгляд Петрова менялся от затравленно-испуганного до собачье-преданного в течение нескольких секунд, генерал с нескрываемым отвращением отмечал для себя эти метаморфозы, но идти против пожелания друга и Президента и дать волю своим чувствам по отношению к предателю, не позволил себе:
- Я тут подыскал тебе работу, будешь переписывать данные о населении земли со спутников на карточки, картотеку составлять будешь. Как закончишь, так сразу и на пенсию уйдешь, - с трудом, сквозь сдерживаемый издевательский смех, выдавил из себя последние слова генерал и, уже корчась от спазм хохота, махнул рукой, - ступай, ступай…
Как только майор вышел, Николай Семенович подошел к буфету и налил себе полный стакан Круткоботвиновки. Именно так теперь стала официально называться смесь Крутки и Ботвиновки, выпуск которой наладили на подземном заводе. Генерал живо представил себе Петрова, заполняющего вручную шестимиллиардный формуляр на какого-нибудь дикаря из австралийских эвкалиптовых зарослей, скачущего наперегонки с кенгуру, и от души расхохотался. Президенту же просто доложил по телефону:
- Петрова доставили, Никифор, я его в отдел статистики определил, где спутниковые данные обрабатывают на людей.
- Ну вот и хорошо, а то, между нами, Коля, полевой агент из него никакой.
Поговорили еще немного, посетовали о том, что давно не встречались, на нехватку времени и вновь ушли с головой в работу.
Деятельность Никифор развернул нешуточную. Тех, кто не выдерживал темпа работы, Президент смещал с должностей безжалостно, даже железный и двужильный премьер иногда подумывал об отставке.
В данный момент Тапочкин работал над проектом «Северное Сияние» и премьеру приходилось очень нелегко. Грандиозный проект требовал создания разветвленной железнодорожной и автодорожной сети в районах крайнего севера. Президент лично выезжал и проверял качество отстроенных дорог, несоответствие современным требованиям и технологическим стандартам строго каралось.
Проект представлял собой развернутое строительство по всему крайнему северу особо секретных военных баз и объектов, привязанных к ним населенных пунктов, и исправительных лагерей нового типа (ЛНТ). Лагеря нового типа Тапочкин задумал создавать с учетом всех предыдущих ошибок.
Старые лагеря и тюрьмы не исправляли человека и не возвращали обществу полноценного работника, но при этом почему-то назывались «исправительной системой». В последние годы такое «исправление» привело к тому, что весь бывший советский народ твердо встал на путь поголовной криминализации, причем на всех уровнях и во всех сферах своей деятельности.
В первую очередь криминализовались силовые ведомства – полиция, армия, спецслужбы. В конце концов красть и ловчить стали все, даже уборщицы не гнушались порой стащить у работодателя рулон туалетной бумаги или использованные салфетки для рук.
Меры, которые решил предпринять Тапочкин, по-своему, были беспрецедентны. Он решил создать лагеря, исправляющие людей, а не калечащие их окончательно. Никифор рискнул отступить от устоявшейся мировой тюремной практики.
Срок исправления для каждого провинившегося Президент установил в три года. За это время предполагалось полностью исправить человека, излечить его от вредных привычек и привить ему навыки честного и трудолюбивого гражданина, патриота своей страны.
Параллельно с методами медицинской коррекции, коррекции ДНК, а в случаях тяжелой патологии, и лоботомии, Президент приказал широко использовать методику всеобщей принудительной трудотерапии.
Ежедневный труд, по мнению Тапочкина, должен приучить исправляемого к дисциплине и привить ему устойчивую способность к подчинению власти. Заключенных лагерей Президент отныне приказал именовать пациентами лагерей.
Каждому пациенту предполагалось выделить территорию в десять гектаров, которую тот обязан был содержать в чистоте круглый год. Зимой проделывать удобные дорожки и подъезды к участку лопатой, а летом строго блюсти участок от небиологического мусора, собирать ягоды и грибы в потребных для лагерной кухни количествах.
С помощью видеокамер руководство лагеря обязано круглосуточно наблюдать пациентов, чтобы своевременно вносить необходимые коррективы в курс исправления. Тендер на госзаказ дюралевых снегоуборочных лопат выиграло одно из крупнейших российских авиастроительных предприятий.
Крупные перемены коснулись и образования. Отныне в школах, начиная с третьего класса, вводилась обязательная военная подготовка, всем школьникам вменялась в обязанность ежегодная сдача норм ГТО. Нормы ГТО для всех возрастных групп Президент разработал сам, делая упор на стрельбу и прыжки с парашютом для старшеклассников.
По всей необъятной стране началось строительство современных сельскохозяйственных предприятий, включающих в себя современные жилые поселки из добротных деревянных домов, отличную сельхозтехнику многоцелевого назначения, животноводческие и птицеводческие фермы с гуманным отношением к животным и птицам.
Ударными темпами начали восстанавливаться высокотехнологичные производства. Приток трудовых ресурсов из бывших союзных республик Президентом приветствовался и должным образом поощрялся. Но предпочтение Никифор отдавал все же узбекам, которых полюбил всей душой.
Иногда вечерами Никифор думал о Совкофилове, о несчастном Опресноке Дормидонтовиче, о его романе «В качель!» Он пытался отмахнуться от мысли, которая все чаще лишала покоя, его – Президента великой и могущественной России.
- Вот ведь, совершенно никчемный, ничем не примечательный человечишко, - рассуждал о Совкофилове Никифор, - и книжку написал не самую умную, а вот, поди-ты, не будь этого писателишки, не напиши он свою книжонку бестолковую, и не стал бы ты, Никифор Кузьмич, тем, кем стал, ни за что, никогда бы не стал…
В такие вечера Никифор брал с собой бутылку чистой ботвиновки, которая целебных свойств не имела, а била по мозгам привычным полузабытым хмелем, вызывал машину и ехал на Ваганьковское. Там у старушек покупал увядшие цветы, почти наверняка украденные со свежих могил, и, сгорбившись, шел к небольшому, заросшему травой холмику с покосившимся деревянным крестом.
Никифор долго стоял над безымянной могилой, пил ботвиновку прямо из горлышка и о чем-то тихо разговаривал с писателем.
2007.06.19.
